Беседы с Кейнсом

Беседы с Кейнсом

Меня не один раз озадачивало, что те, о ком я говорю, почти не знакомы ни с философией Гегеля, Канта, Шопенгауэра, ни с экономической теорией предшественников Маркса — Смита, Рикардо, Дж. Милля. В какой-то степени те люди могли говорить об экономических трудах Кейнса. Причем англичане больше знакомы — и это понятно — с теорией своего соотечественника. Вполне уместно сказать об этом, коль скоро речь идет об американской демократии и культуре, хотя Кейнс — истый англичанин.

Многие кейнсианские положения о допустимости и пределах вмешательства правительства в экономическую жизнь страны осуществляются в США. Это происходит не потому, что такие постулаты получили теоретическое обоснование у Кейнса. Скорее наоборот. Этот экономист стал их обосновывать теоретически, поскольку прагматические соображения капитала уже давно заставили монополии и правительства капиталистических государств прибегать к таким вмешательствам на практике.

Кейнс — самый крупный теоретик современной политэкономии капитализма. Безусловно, как человек талантливый, обладавший к тому же исключительной трудоспособностью, он оставил глубокий след в буржуазной экономической науке. Другое дело, сказанное им слово находится в стороне от тех великих открытий в экономической науке, которые сделал Маркс.

Уже в годы второй мировой войны перед Кейнсом преклонялись не только многие ученые-экономисты стран Запада, но и люди, далекие от науки, миллионеры и мультимиллионеры Америки. Крупнейшие американские корпорации и компании, так же как английские, французские, итальянские, монополии других империалистических государств, взяли практически на вооружение его основные теоретические посылки.

Не свободны от влияния Кейнса и концепции Ф. Рузвельта по решению тех задач, которые он ставил после своего избрания в качестве хозяина Белого дома с целью преодоления экономического кризиса в США. Даже те буржуазные экономисты в развитых капиталистических странах, которые не принимали каких-то одних положений теории Кейнса, заимствовали некоторые другие его идеи.

Сейчас, в том числе среди ученых-экономистов разных стран, сложилось вполне определенное понимание, чьим интересам служил Кейнс и служит поныне кейнсианство. Главное, на что делал упор этот маститый ученый, — возможность преодоления болезней капиталистической экономики путем ее государственно-монополистического регулирования.

Признаться, когда я впервые встретил Кейнса в 1943 году в Атлантик-Сити на сессии Совета ЮНРРА, то подумал, что ему вроде бы и нечем заниматься на этой сессии, где обсуждались соответствующие вопросы, связанные с создаваемой межправительственной организацией. Но дело в том, что та конференция явилась одной из первых в военное время, на которой рассматривались вопросы экономики стран, пострадавших от гитлеровской оккупации.

Политические задачи, естественно, тесно срослись с задачами хозяйственного восстановления этих стран. И конечно же оказание всякого рода помощи государствам, которые в ней нуждались, требовало политических решений правительств.

На конференции были и представители политической власти государств, и видные экономисты, и деятели, которые ни к одной из первых двух категорий не принадлежали, но советы которых могли стать полезными с точки зрения их осведомленности о положении в странах с экономикой, разрушенной войной.

К числу экономистов, участвовавших в работе конференции, относился и Кейнс, который пользовался доверием английского правительства. Хотя авторитет ученого часто вовлекал его в круг тех, кто задавал тон в работе конференции, сам он стремился к тому, чтобы не появляться на переднем плане. Однако его внушительная фигура обычно выделялась среди советников и экспертов.

Мне приходилось беседовать с Кейнсом. Во время первой из бесед он проявил особый интерес не к политике по вопросу о восстановлении экономики пострадавших от войны государств, а к фактическому положению в странах, которые были в то время оккупированы войсками вермахта.

Информация, которой он располагал на этот счет, не являлась достаточной для того, чтобы получить представление о том, какой вид помощи и какой стране потребуется. Кейнс, как и большинство участников, оперировал общими данными, которые публиковались в печати.

В остальном беседа свелась скорее к общему политическому разговору о зверствах фашистов, о беспощадности гитлеровского командования, проявлявшейся в отношении населения оккупированных территорий. Кейнс довольно решительно высказывался:

— Я полностью поддерживаю установку союзных держав на разгром врага и исключаю возможность какого-либо компромисса с нацистской Германией.

Последующая встреча дала возможность составить более полное представление о взглядах Кейнса по некоторым проблемам. Он, например, говорил:

— Западные союзные державы, прежде всего Англия и США, имеют общие интересы не только в период войны против фашизма, которая должна принести победу, но будут иметь не меньший по своему значению интерес к сотрудничеству и в послевоенное время.

В этой связи Кейнс указывал на два фактора.

— Во-первых, — утверждал он, — Англия и США являются странами англосаксонскими, и этого из истории изъять нельзя.

А во-вторых, обе страны в экономическом отношении как бы дополняют друг друга.

Судя по всему, для Кейнса представлялось ясным, что Британская колониальная империя будет ощипана после окончания второй мировой войны. Поэтому Англия не сможет развиваться вполне самостоятельно, прежде всего в экономическом отношении, и будет постоянно нуждаться в помощи своего мощного союзника — США.

Я спросил Кейнса:

— Не угрожает ли Англии такое положение, при котором ее независимость в отношениях с США сильно пошатнется? Некоторые американские деятели иногда такую мысль высказывают, хотя и не делают на этот счет официальных заявлений, поскольку правительство США, по понятным соображениям, не одобрило бы подобные заявления. Вместе с тем английская пресса, заглядывая в будущее, нет-нет да и опубликует предположения в этом духе.

Не отвечая прямо на поставленный перед ним вопрос, Кейнс старался подчеркивать другое:

— Обратите внимание на то, — говорил он, — какой большой потенциал у Великобритании, который она, я уверен, сумеет сохранить и после войны.

В отношении будущего Британской колониальной империи он выражал свое мнение осторожно и избегал делать какие-либо прогнозы.

Другой вопрос, который я поставил перед ученым, состоял в следующем:

— Ваше имя хорошо известно и в нашей стране, особенно в кругах ученых-обществоведов. Как бы вы сформулировали кредо своей экономической концепции применительно к тому сложному и ответственному периоду, в который после окончания второй мировой войны вступит мир, в том числе державы антигитлеровской коалиции?

Кейнс, неторопливо взвешивая каждое слово, заявил:

— Капиталистические страны будут развиваться по тому пути, по которому они идут уже сотни лет, — по пути капитализма. В социализм я не верю. Это не значит, что мир будет делиться на черное и белое. Будут иметь место элементы конвергенции, но они не должны нарушать сложившуюся экономическую и социальную структуру государств, вступивших в войну против гитлеровской Германии.

Мысль, которую собеседник особенно подчеркивал, заключалась в следующем:

— От правительств, от тех, кто будет осуществлять власть в странах свободной конкуренции, потребуется в дальнейшем гораздо большая гибкость в части решения экономических проблем. Вполне логично поэтому ожидать большего вмешательства государства в экономическую жизнь, чем это было до сих пор, особенно перед войной. Однако влияние правительств на экономическую жизнь государств должно не только не противоречить интересам предпринимателей, а, напротив, соответствовать им. Ведь важно способствовать преодолению затруднений в экономике государств.

Кейнс не употреблял слово «кризис», но, несомненно, под «затруднениями» он понимал прежде всего экономические кризисы и потрясения.

— А как вы смотрите на выводы о неизбежности экономических кризисов в капиталистическом обществе, которые давно уже сделал Маркс?

Кейнс высказал любопытную для того времени мысль:

— В отличие от других экономистов, впрочем немногих, которые выражают несогласие с выводом Маркса, я признаю, что Маркс имел основания для того, чтобы такой вывод сделать. Но сейчас в своем развитии капиталистическое общество поднялось на новую ступень и, кроме того, класс собственников приобрел богатый опыт, как бороться с затруднениями и даже потрясениями в экономической жизни.

— Как же тогда понимать кризис 1929–1933 годов? — спросил я.

— Меня он не убеждает, — туманно ответил Кейнс, — однако, пожалуй, подобное потрясение экономики заставляет признать, что мои теоретические выводы нуждаются в более полном подтверждении практикой. Я исхожу из того, что такие потрясения будут иметь место.

— В научной политической экономии Маркса, — сказал я, — главным является то, что она вскрыла природу капиталистической эксплуатации. Маркс открыл закон прибавочной стоимости, показал внутренний механизм развития капитализма и его историческую обреченность. А что главное в вашем учении, которое уже сейчас именуют кейнсианством?

Кейнс подумал и с убежденностью ответил:

— По этому поводу можно распространяться долго. Но если коротко, то главное в моей теории государственного регулирования экономики состоит в том, чтобы добиться поддержания эффективного спроса и полной занятости.

Нет, не добились страны капитала после войны того, на что уповал Кейнс, — ни эффективного спроса, ни полной занятости. Однако ряд его идей получил практическое воплощение. В западных странах появилось множество его последователей. Созданы школы неокейнсианства. В них некоторые положения Кейнса в какой-то степени «пересмотрены» и «развиты». Одни преемники ушли от него «влево», другие — «вправо».

А результат? Помогло ли кейнсианство или неокейнсианство спасти капитализм от его бед?

Ни в коем разе. В капиталистическом мире, и это показал опыт всех послевоенных лет, вместо эффективного спроса — почти постоянная инфляция и тщетные попытки предотвратить экономические кризисы, которые проявляются в падении производства, недогрузке его мощностей, нарушениях в денежно-кредитной и валютно-финансовой сферах. Что же касается «полной занятости», то об этом лучше всего могут рассказать миллионы безработных в странах капитала.

Несколько слов о том, какое впечатление произвел на меня Кейнс просто как человек. Если смотреть на Кейнса, когда он идет по коридорам дворца, в котором проводились заседания конференции, то казалось, что идет человек, никого не видящий, углубленный в свои мысли. Импозантный вид отличал его от других. Темный костюм, сшитый из первоклассного английского сукна, выглядел отлично. У него никогда не заметишь той нарочитой неряшливости, которой иногда любят щеголять английские аристократы. Да, как это ни странно — нарочитой неряшливости…

Цену себе Кейнс, конечно, знал. Беседовать о делах он предпочитал по-крупному. Просто, как говорят, по-светски судачить он не любил, о чем рассказывали и его соотечественники.

Вид Кейнса во время моих встреч с ним не внушал никаких опасений насчет его здоровья, так как выглядел он хорошо. Однако умер он сравнительно рано, в возрасте 63 лет. Это случилось вскоре после войны: в 1946 году.

Интересный человек, тонкий собеседник, ученый сильного таланта, служивший, разумеется, своему классу и той демократии, в условиях которой росли и жили его предки, — таков абрис портрета Кейнса.