«Перестройка наоборот»
«Перестройка наоборот»
Но почему, собственно говоря, кто-то решил, что Медведев намерен проводить политические реформы?
В самом начале своего президентства, отвечая на вопрос относительно ожидаемой «оттепели», Дмитрий Анатольевич сказал:
– В вашем вопросе уже содержится предположение о том, что «оттепель» нужна. Но что такое «оттепель»? Ослабление влияния государства на жизнь?.. «Оттепель» – это не признак развития государственного устройства. Это переходная фаза к чему-то новому… Нужно ли нам сегодня изменение общественно-политического устройства? Мой ответ – нет. Если же говорить о каких-то надеждах, которые люди испытывают, глядя на того или иного политического персонажа… Могу вам точно сказать, что значительная часть наших людей смотрит в телевизор на конкретного человека и думает: лишь бы ничего не испортил! Все в целом более или менее нормально, лишь бы он не сделал ничего такого, что ослабило бы страну, ее политическую систему…
Так что дальше разговоров не пошло. А если говорить о делах, то самый характерный пример – подписанный Медведевым новый закон, наделяющий Федеральную службу безопасности дополнительными полномочиями для борьбы с крамолой. Власть подтвердила, что озабочена контролем над духовным состоянием общества; исходя из того, что главная опасность исходит от идеологической эрозии, подбирает соответствующие инструменты для влияния на умонастроения.
Все гадают, что ждет страну на президентских выборах 2012 года.
Интеллектуальная публика сходится в том, что уход Медведева с президентского поста окончательно превратит власть в монолит. Пока что само его присутствие на политической арене создает ощущение плюрализма в общественной жизни. Хотя мало кто из политических журналистов сомневается в том, что принципиальных разногласий между президентом и премьер-министром нет.
Почему многие предсказывают возвращение Путина в Кремль?
Нынешние руководители страны извлекли из распада Советского Союза немало уроков. Первый и главный: власть надо крепко держать в руках. Чуть зазевался, и потеряешь. Второй урок – доверять можно только тем, кого знаешь лично и давно. Этот урок точно реализован. Видно, что уход из команды считается худшим преступлением, предательством. Да никто и не уходит.
Власть – это единственное, что приносит удовольствие всегда. Все остальные виды удовольствий доставляют лишь кратковременную радость. К тому же в нашей стране все остальные удовольствия прилагаются к власти. Большой начальник ни в чем не знает отказа. Всем остальным постоянно приходится преодолевать препятствия. Мы на каждом шагу сталкиваемся с людьми, которые нас не любят и говорят нам «нет». А начальнику в нашей стране все говорят «да». Любое желание будет исполнено. Потерял власть – лишился всего. Кто же уйдет по собственной воле?
К тому же Владимиру Владимировичу явно не понравилась конструкция тандема.
Власть в нашем государстве носит личностный характер. Тот, кому она принадлежит в реальности, может в принципе занимать любой пост. При соблюдении одного условия: он недвусмысленно дает понять стране, что остается полновластным хозяином. Вот этого после избрания Медведева не произошло. Они с Путиным не объяснили чиновникам правила игры. Ведь в нашей стране не принято говорить откровенно.
Тандем, то есть некое подобие разделения власти, парализовало аппарат. После избрания Медведева чиновники растерялись, не понимая, кому угождать. Возникло смущение. С одной стороны, чиновники понимали, что реальное положение Путина не изменилось, он – главный. С другой, Дмитрий Анатольевич с первого дня вел себя так, как и положено президенту.
Различия в указаниях, которые поступали из Кремля и Дома правительства, носили незначительный характер. Но разница в стиле была огромной. Медведев произносил совершенно иные речи! Даже минимальная политическая конкуренция выявила слабость системы власти. Чиновники, пытаясь угадать желания начальства, попали в трудное положение. Вертикаль власти зашаталась, теряя устойчивость.
Путина, можно предположить, все это сильно раздражает. Наверное, с его точки зрения, государственная машина разболталась…
Однажды в узком кругу журналистов Путин признался:
– Я не хотел бы никем понукать, хотел бы создать такой властный механизм, который бы работал сам. Но не выходит – вынужден всех держать в узде, чуть вожжи ослабил – и шестеренки заедает.
Почему же ни Путин, ни Медведев так долго не соглашались объяснить обществу, кто из них вновь будет баллотироваться в президенты? Обычный ответ: никак не договорятся. А может быть, ответ проще: поддерживали напряжение в обществе? Если один из них слишком рано откажется участвовать в выборах, то он утратит всякий вес, да и общество потеряет интерес к выборам. Избиратели возьмут и вовсе не придут голосовать…
Заметно, что возможность возращения Владимира Владимировича в Кремль вызывает разочарование среди немалой части мыслящей публики. Поразительным образом оппозиционно настроенные люди даже обратились к Медведеву с призывом участвовать в президентских выборах. Они исходят из того, что у Дмитрия Анатольевича сохраняется рейтинг надежды, а Путин свой запас выработал и ничего нового уже не привнесет.
«Действительно, и к этому надо относиться серьезно, харизма Владимира Путина рассыпается в глазах новой, молодой России, – пишет публицист Александр Ципко. – Но ведь еще три года назад все было по-другому. Путин как национальный лидер, олицетворяющий надежды на будущее, был не только политической, но и морально-психологической реальностью…
Ведь только благодаря тому, что Путин был в то время реальным национальным лидером, наш русский многомиллионный избиратель без тени сомнения проголосовал в марте 2008 года за никому не известного политика Дмитрия Анатольевича Медведева. Стоило Путину назвать преемником вместо Медведева Сергея Иванова или Владимира Якунина, и результаты голосования, скорее всего, были бы подобными. Где, в какой стране Запада возможно такое электоральное чудо?..»
Все эти годы телевидение следило за тем, чтобы принцип паритетности соблюдался неукоснительно – Путин и Медведев должны присутствовать на экране в равной пропорции. И постепенно в сознании общества Дмитрий Анатольевич стал столь же равновеликой фигурой, как и Владимир Владимирович.
В мае 2011 года 69 процентов опрошенных одобрили деятельность Дмитрия Медведева как президента, сообщил «Левада-центр», и столько же – деятельность Владимира Путина как премьера.
Социологи спрашивали: в чьих руках должна быть сейчас власть в стране?
Ответы: «в руках Путина» – 16 процентов, «в равной степени в руках обоих» – 31 процент, «в руках Медведева» – 42 процента…
«Какой-то части элит, а теперь и какой-то части общества перестала нравиться безальтернативность, – подвел итоги опроса социолог «Левада-центра» Алексей Левинсон. – Хотя прежде ее любили и умильно называли стабильностью. Вдруг открылось, что, пока мы упивались тем, как мы с ним (Владимиром Путиным. – Прим. ред.) встаем с колен, его расторопные друзья и коллеги прибрали к рукам Россию, великую нашу державу. И хозяева не мы, а они, притом хозяева плохие. Хватит. То, что рейтинг Медведева догнал и начинает кое-где обгонять рейтинг Путина, и означает требование резкой перемены курса… У недовольной части общества сейчас установка не положительная, а отрицательная, это отрицание того, чем были столь довольны все десять лет…»
Экономический кризис обострил все проблемы: вопиющее неравенство, невероятная коррупция, неверие в возможность добиться справедливости. Страна требует социального равенства. В обществе ощущаются внутреннее напряжение, разочарование и неудовлетворенность, отчаяние и озлобление. Если в прежнее десятилетие страна жила в ожидании перемен к лучшему, то последние социологические опросы свидетельствуют об исчерпании запаса исторического оптимизма.
«Широко распространилось мнение, что в стране все плохо, – пишет Михаил Дмитриев, президент фонда «Центр стратегических разработок», в прошлом высокопоставленный правительственный чиновник, – экономика не развивается, а нефтедоллары присваивает правящая верхушка, прикрывая отсутствие успехов политической демагогией. Наряду со снижением доверия к Путину и Медведеву растет запрос на нового лидера, появления которого в прошлом люди боялись…»
Если начальство не меняется естественным для других стран путем нормальных выборов и отставок (сам не справился или подчиненные подвели), если обитатели высоких кабинетов и пассажиры черных лимузинов засиживаются на своих постах, то нарастает раздражение. Сейчас, наверное, не все помнят, но в последние брежневские годы смерть высших руководителей вызывала любые чувства, кроме скорби, сожаления и сочувствия. Даже грешно произносить эти слова, но ждали, когда все они исчезнут.
Концентрация недовольства явно превысила предельно допустимые нормы. Вот общество и ждет: кто и как будет вознагражден по заслугам?
Смешно вспоминать, по каким ничтожным (с нашей точки зрения!) поводам в других странах подают в отставку министры и губернаторы. Уходят сами, понимая, что иного выхода нет. У нас другая система. Чиновник высшего уровня наивно-прямолинейно спросил коллегу по аппарату:
– Чего вы так держитесь за свое кресло? Вам уже под семьдесят. Месяцем раньше уйдете, месяцем позже – какая разница?
Наступила пауза. Потом, сжав ручки кресла, тот сказал:
– Да я буду сражаться не только за год или месяц в этом кресле, а за день или даже час!
Судьба чиновника целиком и полностью в воле высшей власти. И все последние годы, надо понимать, действует принцип: команду не меняю. Вы верны мне, я верен вам.
В результате уже лет десять мы наблюдаем нечто вроде кадрового застоя. Основные фигуры не меняются, лица все те же. Похоже, многие успели обществу надоесть. Недавние кумиры вызывают раздражение, претензии или даже насмешки. Самый хороший начальник с годами перестает нравиться.
Попытки ограничить срок пребывания у власти успехом не увенчались. При Хрущеве записали в устав партии, что высшие посты можно занимать не более двух сроков. Как только Хрущева сняли, это положение отменили. Тогдашние губернаторы – первые секретари обкомов – сидели по пятнадцать-двадцать лет. А тяжело больные Брежнев, Андропов, Черненко руководили нами, пока не умерли.
Мой близкий друг, уважаемый профессор, поделился наболевшим:
– Хоть бы кого-нибудь расстреляли! Легче бы стало.
Человек либеральных убеждений, он вовсе не жесток и не жаждет публичных казней. Но я понимаю, что он имеет в виду. Кого-нибудь накажут? За разнообразные катастрофы, за мучения людей и вопиющее неумение и неспособность чиновников справиться со своими обязанностями… Люди жаждут политической крови. Требуют, чтобы чьи-то головы полетели, – не в прямом, конечно, смысле. Своего рода не денежная компенсация.
Социологи говорят о свойственном нашему обществу ощущении ущемленности, обделенности. Разочарование рождает цинизм, пассивность и равнодушие: от нас ничего не зависит, нашего мнения не спрашивают. С такими настроениями в модернизации страны не преуспеешь…
А когда снимают больших начальников, возникает ощущение торжества справедливости: вот сидел ты сверху, командовал нами, а теперь ты никто. Своего рода мрачное удовлетворение. Известный ученый вспоминал, как в сельской пивной восприняли сообщение по радио об аресте вселявшего страх в каждого из советских людей Лаврентия Павловича Берии, который только что был среди небожителей. Взяв пивную кружку, один из рабочих заметил:
– Хрен ты теперь, Лаврентий Палыч, свежего пивка попьешь.
И все. Легче стало.
Конечно, во сто раз важнее было бы понять, почему не работает государственный механизм, извлечь уроки из постоянных катастроф и неудач. Но на это надежды никакой. И я слышу от своего друга пугающую фразу: «Хоть бы кого-нибудь расстреляли…»
Социальная напряженность вырывается наружу под националистическими лозунгами. Национализм тщательно подпитывается. Вместо того чтобы воспитывать ощущение единства, общности, солидарности, политики неустанно делят народ России на своих и чужих, на наших и не-наших, на титульных и не-титульных, на правоверных и иноверцев. Молодежь все это впитывает. И откликается.
Внимание читающей публики привлекло масштабное исследование, проведенное «Левада-центром» и «Новой газетой». Пожалуй, впервые опросили людей, вполне преуспевших в новой России, прекрасно обеспечивших себя и свою семью, словом, тех, кому нет оснований жаловаться на свою судьбу.
Именно этот слой настроен весьма пессимистически, подводит итоги исследования руководитель «Левада-центра» Лев Гудков. Будущее, ближайшие лет десять-пятнадцать (срок возможного следующего путинского президентства), видится им «безрадостным и бесперспективным».
Характерно, что речь не идет о политическом протесте. Вопросы задавали отнюдь не диссидентам и борцам за демократию и права человека. Половина тех, кто считает, что Путин – надолго, называет нынешнюю ситуацию «застоем», «становлением диктатуры», «авторитаризмом». Но другая половина вполне позитивно оценивает деятельность Владимира Владимировича и нынешний политический порядок!
Чем же они недовольны?
«Этот класс людей, – пишет Лев Гудков, – ясно понимает связь между авторитарной политической системой и неэффективностью управления, между вытеснением политики из сферы открытой конкуренции и социальной недееспособностью бюрократии, бессилием нынешнего руководства страны добиться устойчивого развития страны и клановыми интересами околовластных групп…»
Более простыми словами это выразил, выступая на Красноярском экономическом форуме в феврале 2011 года, министр финансов Алексей Кудрин:
– Вертикаль российской власти управляет страной по понятиям, что чревато стагнацией экономики и сползанием в прошлое.
Политика как таковая, идеологические споры, сложные взаимоотношения президента и премьера этих молодых людей мало интересуют.
«Главный источник угрозы их благополучию, – заключает Гудков, – само нынешнее российское государство, не ориентированное на формирование современных институтов и условий защиты «нормальной» жизни частного человека, свободного и независимого от тех, у кого сегодня власть… Эти люди умеют жить в нынешней России и могут решать свои проблемы, но то, как им приходится это делать, им не нравится…
Дело не в деньгах и не в возможности их заработать – эти люди могут и умеют это делать. Дело в сознании хронической незащищенности, униженности, зависимости, несвободы, постоянной опасности, исходящей от окружающей агрессивной среды…
Современные, европейские нормы и правила поведения, структуры сознания и поведения не прививаются к привычной для нас культуре насилия, хамства, терпения и холуйства. Проблема заключается в цивилизационной несовместимости уже почти европейского человека и все еще почти крепостного российского общества»…
Если преуспевающая (меньшая) часть общества разочарована отсутствием модернизации, то основная масса населения вообще полагает, что ее обманули: создан капитализм «для своих», уроки из экономического кризиса не извлечены, и улучшения не предвидится, пишет «Независимая газета».
Люди не доверяют власти, видя, что она поражена коррупцией. И одновременно верят только во вмешательство государства, которое обязано обеспечить всем определенный уровень жизни… Народ желает государственно контролируемой экономики без демократии. Иначе говоря: никакой модернизации!
А каковы настроения в высшем эшелоне?
«Реформаторские настроения в элите очень слабы, – приходит к выводу член-корреспондент Академии наук Константин Микульский. – Ее сопротивление реформам будет скорее нарастать, чем ослабевать. Вероятность превентивных репрессивных мер со стороны государства достаточно велика. Ведь элита может слишком много потерять даже от поверхностных реформ…»
Микульский считает, что в стране сложился такой вариант авторитарного политического режима, который менее всего расположен к реформам. А сколько-нибудь влиятельных демократических сил в стране нет. Некому подталкивать Кремль к переменам. Вот почему один известный политолог, чуткий к настроениям современной власти, сулит «перестройку наоборот».
Очень показательна история с присуждением Владимиру Путину престижной немецкой премии «Квадрига» летом 2011 года. Вручение премии было намечено на 3 октября, день объединения Германии. Но одна из газет назвала имена лауреатов заранее, и вспыхнул международный скандал. Ряд видных европейских политиков и интеллектуалов запротестовали. Бывший президент Чехии, известный драматург Вацлав Гавел, человек с безупречной моральной репутацией и тоже лауреат «Квадриги», заявил, что вернет премию, если ее получит Путин.
«Премия вручается тем, кто является «образцом для Германии», – писал немецкий журнал «Штерн». – Преследование оппозиционеров, произвол в судах, убийства журналистов. Это Россия… Владимир Путин – образец для Германии?»
Некоторые члены попечительского совета «Квадриги» демонстративно из него вышли, заявив, что или вовсе не знали о присуждении премии Путину, либо изначально были категорически против. В конце концов попечительский совет, чтобы погасить скандал, объявил, что в 2011 году премии вообще не будут вручаться…
Вообще говоря, премию Владимиру Владимировичу предполагалось вручить за его заслуги в укреплении партнерских отношений между Германией и Россией, что само по себе не вызывает сомнений. Но необычно резкие протесты свидетельствуют о крайне негативном восприятии Путина достаточно широкими кругами европейской общественности. И это очень дурное предзнаменование…
Разумеется, мнение европейских интеллектуалов никак не помешает ему исполнять обязанности премьер-министра (или главы государства, если он вернется на пост президента). Западные лидеры встречались и подписывали соглашения и со Сталиным, и с Брежневым.
Но для самого Владимира Владимировича все это крайне обидно! Такого афронта он еще не испытывал. История с премией не расположит его к западным партнерам. Напротив, только усилит недоверие к ним, подозрительность… А настроения и эмоции, как показывают последние годы, очень сильно сказываются на внешней политике России.
Что же в таком случае произойдет в 2012 году, если Дмитрий Анатольевич Медведев покинет президентский пост и во внутренней политике страны окончательно сформируется однополюсная система? Не охватит ли равнодушие уже большую часть мыслящей публики? Не потухнут ли наши коллеги, которым небезразлична судьба России, но которые увидят, что им просто негде высказаться и не к кому обращаться?
И не станет ли сам Дмитрий Анатольевич потом переживать, что вот была у него возможность выйти за рамки заранее прочерченной траектории, круто переменить и жизнь в России, и собственную судьбу, да он ею не воспользовался?
– Если я решение принимаю, – заметил однажды Медведев, – я его моментально выполняю и практически никогда не мучаюсь по поводу того, что сделал. Жизнь такая короткая…
Есть две причины, которые толкают политика вверх.
Одна – сжигающая изнутри жажда власти. Говорю об этом без тени осуждения. Офицер, не мечтающий стать генералом, и не должен им становиться: он не наделен необходимыми для полководца командными качествами. Честолюбие и амбиции необходимы политику. Он должен желать власти и уметь с нею обращаться.
Вторая причина – некое мессианство, внутренняя уверенность политика в том, что он рожден ради того, чтобы совершить нечто великое, реализовать какую-то идею или мечту.
И Путин, и Медведев оказались на вершине власти в достаточной степени случайно. Как минимум они к этому не стремились. Но в Путине проснулись все эти страсти. А Медведев, как мне представляется, их лишен.
Вот почему в свое время, выбирая между Ивановым и Медведевым, Путин предпочел уступить свое кресло Дмитрию Анатольевичу. Сергей Борисович по характеру и амбициям ближе к Путину. Заняв главный кабинет в Кремле, мог и не удовлетвориться предначертанной ему скромной ролью… И карьера Иванова пошла по нисходящей. В первых заместителях главы правительства он не удержался, перешел в простые «вице».
А что касается Медведева, Путин твердо знал его жизненные интересы и устремления… Должен заметить, что, с моей точки зрения, отсутствие властолюбия – по-человечески весьма симпатичная черта характера. Но властители такой страны, как наша, делаются из другого материала.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.