Корейский тупик
Корейский тупик
Сталин потерпел в конце своей жизни политическое поражение от Тито. Но еще в одном случае он довольствовался лишь «ничьей» в партии, где, безусловно, рассчитывал на победу. Хотя в моральном плане это тоже было безоговорочным поражением.
Речь идет о корейской войне 1950–1953 годов. Она завершилась уже после его смерти Паньмыньчжонским соглашением летом 1953 года. «Цена» войны, родившейся в умах нескольких политиков, чудовищна; погибло более миллиона человек с обеих сторон. Этому никогда не будет оправдания. Спустя годы, вероятно, первым в России, я рассказал в «Огоньке» документальную подоплеку начала этой жестокой войны.
Считал и считаю, что корейская трагедия, где Сталин сыграл заглавную роль, имеет два позитивных урока. Первый: агрессия не была вознаграждена исполнением замысла. Второй – опыт Паньмыньчжоня имеет непреходящее общечеловеческое значение. Чтобы пояснить свою мысль, сделаю одно отступление.
Долго думая о потрясающей воображение драме и трагедии Карабаха (а разве только там нужен этот опыт!), я пришел к выводу, что именно здесь урок Паньмыньчжоня мог бы пригодиться в полной мере. Дело в том, что в ситуациях, когда невозможно быстро найти решение, полностью устраивающее обе стороны, нужно идти, как в Паньмыньчжоне, на бессрочные переговоры. Это как бы консервирует конфликт, который ждет своего разрешения в течение долгих лет, пока существенно (но постепенно!) не изменятся общая среда, условия, умонастроения там, где находятся корни конфликта. Самые худые переговоры лучше «хорошей» войны. Бессрочные переговоры дают исторические шансы обеим сторонам «созреть» для решения, которое невозможно найти под аккомпанемент артиллерийской канонады. Помню, что еще в конце 1993 года я передал свои обоснованные предложения по этому поводу президенту Ельцину Б.Н. и в российский МИД.
Читатель, надеюсь, простит это отступление; ведь история нас учит всегда. Но мы редко пользуемся ее выстраданным опытом.
Корейская война, казалось бы, эпизод в бурной биографии второго вождя в СССР. Иосиф Джугашвили (Сталин) за свою жизнь видел многое и ответственен, как, наверное, никто в XX столетии, за длинную, бесконечную серию страшных экспериментов, начатых его учителем Ульяновым-Лениным. «Раскрестьянивание» села, изведение интеллигенции, разрушение Церкви, уничтожение российской социал-демократии, бессмысленные войны и «военные походы» (Финляндия, Польша), преступные просчеты накануне и в самом ходе Великой Отечественной войны, «совершенствование» чудовищно-уникального в мире явления, такого, как ГУЛАГ, множество беспощадных и лживых в самой основе политических процессов, преступления против мысли и совести…
Продолжать можно бесконечно. Никакие державно-государственные устремления не могут оправдать этого горестного реестра большевистских деяний. Судьбе было угодно, чтобы этот длинный перечень «свершений», связанных с именем Сталина, был завершен международной авантюрой крупного масштаба на Корейском полуострове. Формально московский диктатор не потерпел в ней унизительного поражения. Но не одержал и победы, которая, казалось, вначале уже была у него в руках.
Война в Корее как был венчает «коминтерновскую карьеру» Сталина. Ведь его речь на XIX съезде партии (последнее крупное публичное выступление в этой земной жизни) показала: он по-прежнему находится во власти идеи мировой революции (но в иных формах), идеи прихода к власти всех коммунистических и рабочих партий. Война в Корее исторически показала ущербную роль коммунистического диктатора. Думаю, что именно эта авантюра в конечном счете высветила во всей полноте кровавый профиль Сталина. Уроки авантюры были, однако, не учтены его наследниками. Берлинский и Карибский спазмы, интервенция в Венгрию, Чехословакию, подготовка такой же позорной акции в отношении Польши, многолетняя грязная война в Афганистане лишь рельефнее высвечивают безнадежно устаревшую классовую методологию мышления и действий «старых» и «новых» большевиков.
При этом я совсем не хочу сказать о «безгрешности» иного мира, который давно себя называет «свободным». Да, он всегда был неизмеримо более свободным, чем тот, который начали строить Ленин и Сталин. Но для идеализации его нет оснований. Этот мир тоже поклонялся силе, часто был инициатором многих драм и трагедий на земле, любил подкреплять свою дипломатию походами авианосцев. Земляне еще пока далеки (хотя и движутся медленно в этом направлении) от «планетарного сознания», основывающегося на общечеловеческих интересах и вечных нетленных ценностях.
В этом разделе очерка о «втором» вожде автор хотел бы раскрыть хронику возникновения войны в Корее и ее наиболее драматические моменты, в эпицентре которых был кремлевский диктатор.
Приезжая к полудню в Кремль, Сталин не спеша просматривал обильную почту: донесения Берии, послов, республиканских партийных руководителей, сообщения международных агентств, рапорты с мест. После войны его внимание было приковано не только к Западу, но и к Востоку, где поддерживаемый советским государством Мао Цзэдун одерживал одну за другой победы над Гоминьданом. Стареющий вождь был вполне доволен и своими ставленниками в Монголии и Северной Корее. Ким Ир Сен, привезенный в 1945 году в Корею советскими войсками из СССР, усердно опекаемый советскими советниками, заметно вырос в политическом отношении, набирался опыта государственного руководителя коммунистического типа. И в очередном письме вождь из Пхеньяна докладывал об успехах «социалистического строительства» в стране и просил, чтобы Сталин принял его, Ким Ир Сена, в Москве.
Когда Поскребышев зашел забрать высокую стопку бумаг, Сталин бросил своему верному «оруженосцу»:
– Пусть Берия доложит сегодня вечером, как идет подготовка к испытаниям атомного устройства…
Поскребышев быстро пометил у себя что-то в блокноте. И уже повернувшись, услышал в спину еще фразу:
– Передайте Вышинскому – нужно ответить в Пхеньян: я согласен на приезд Ким Ир Сена. Надо ближе посмотреть на него… Сроки согласуем…
Через полтора месяца после этого указания встреча состоялась. На календаре значилось: 5 марта 1949 года. Никто еще в мире не знает, что ровно через четыре года, в 9 часов 50 минут 5 марта 1953 года, Сталина не станет.
А сейчас встреча произошла в восемь часов вечера в Кремле.
Дипломаты А.Я. Вышинский и Т.Ф. Штыков завели в приемную сталинского кабинета в Кремле корейскую делегацию. Вместе с Ким Ир Сеном были министр иностранных дел Пак Хен Ен, другие высокопоставленные корейские функционеры. Корейцы робко и с благоговением осматривали обитые дубом стены приемной всесильного вождя, поглядывали на лысого Поскребышева за конторкой, еще двух молчаливых, среднего возраста людей в одинаковых темно-серых костюмах, сидевших в углу на стульях.
Вышинский, бывший тогда министром иностранных дел, читателям хорошо знаком. Он стал важным лицом постыдных политических судебных спектаклей в конце 30-х годов. О Терентии Фомиче Штыкове, советском после в Пхеньяне, читатель знает много меньше, если вообще что-либо знает. Крестьянин из деревни Любко с Витебщины стал в 30-е годы комиссаром, быстро выдвинулся. Во времена беспощадной сталинской мясорубки стремительно взлетел на пост второго секретаря Ленинградского обкома партии. В бесславной советско-финляндской войне одновременно был членом военного совета 7-й армии. В Отечественной войне являлся последовательно членом военного совета Ленинградского, Волховского, Карельского фронтов. Во время войны с Японией возглавлял политическую работу 1-го Дальневосточного фронта. Одному из немногих политработников, Сталин пожаловал ему воинское звание генерал-полковника. После войны в 1946–1947 годах Т.Ф. Штыков возглавлял советскую делегацию в советско-американской совместной комиссии по Корее. Возможно, именно поэтому Сталин в 1948 году санкционировал назначение генерал-полковника Штыкова послом в Пхеньян, а фактически сделал первым советником Ким Ир Сена.
После довольно долгого получасового ожидания в приемной Сталин наконец принял делегацию[11]. Выйдя из-за письменного стола, советский вождь своей неторопливой походкой подошел к взволнованным встречей корейцам, по очереди пожал им руки, жестом пригласил занять места за длинным столом. Беседа длилась один час пятьдесят минут. Собственно, говорили только Сталин и Ким Ир Сен. Несколько раз лишь Штыков и Пак Хен Ен подавали голос, чтобы дать необходимые справки.
После протокольных любезностей о дороге и самочувствии Сталин, сразу приступив к делу, спросил, какая помощь нужна Корейской Народно-Демократической Республике.
Ким Ир Сен: Мы утвердили двухлетний план восстановления и развития народного хозяйства. Нам нужны машины, оборудование и запасные части для промышленности, связи и транспорта, а также других отраслей народного хозяйства. Нужны советские специалисты для проектирования новых заводов и фабрик, проведения геологоразведочных работ…
Сталин: Всю эту помощь окажем, дадим и специалистов.
Ким Ир Сен: Экспорт из Кореи не покрывает импорта, и страна нуждается в кредите от советского правительства.
Сталин: В каких размерах требуется кредит?
Ким Ир Сен: В пределах от 40 до 50 миллионов американских долларов.
Сталин: Дадим кредит в сумме 200 миллионов рублей, то есть 40 миллионов долларов…
В таком ключе шла беседа: Ким Ир Сен вежливо просит, а Сталин, как правило, говорит: «дадим», «сделаем», «пошлем специалистов», «примем на учебу». Лишь иногда произносит: «подумаем», когда, например, Ким Ир Сен просит построить железнодорожную ветку протяженностью 58 километров от Краскино (СССР) до Аоди (КНДР). Затем корейский лидер переходит к военным вопросам.
Ким Ир Сен: На юге Кореи еще находятся американские войска, усиливаются происки против Северной Кореи, которая имеет сухопутную армию, но морская оборона отсутствует. Нужна помощь Советского Союза.
Сталин: Сколько американских войск в Южной Корее?
Ким Ир Сен: Около 20 тысяч человек.
Штыков уточняет: Примерно 15–20 тысяч человек.
Сталин: Имеется ли на юге национальная корейская армия?
Ким Ир Сен: Имеется, численностью около 60 тысяч человек.
Сталин (шутя): И вы боитесь их?
Ким Ир Сен: Нет, не боимся, но хотели бы иметь морские боевые единицы.
Сталин: Какая армия сильнее – северная или южная?
Пак Хен Ен: Северная армия сильнее.
Сталин: Во всех военных вопросах окажем помощь. Корее нужно иметь военные самолеты.
Затем Сталин спрашивает, проникают ли они в южнокорейскую армию, имеют ли там своих людей?
Пак Хен Ен: Наши люди проникают туда, но пока себя там не проявляют.
Сталин: Правильно, что не проявляют. Сейчас проявлять себя и не нужно. Но южане тоже, видимо, засылают на север своих людей, и нужна осторожность и бдительность.
После этого собеседники договорились о характере военной помощи, подготовке корейских офицеров в Советском Союзе, о развитии экономических отношений и по другим вопросам{508}. Речь пока прямо не идет о военном объединении двух частей Кореи. Но Сталин, по донесениям Штыкова, знает: в Пхеньяне уже живут этой идеей… Надо все взвесить, отвечает вождь.
Сталин поддержал военную тему, поднятую Ким Ир Сеном, лишь до определенного рубежа, присматриваясь к собеседнику, оценивая перспективы дальнейшего развития Севера и событий на полуострове.
В течение всего 1949 года продолжались интенсивные поставки вооружения и боевой техники, боеприпасов, другого военного снаряжения в Северную Корею. Сталину докладывали об объеме и темпах поставок, вождь ставил свою закорючку «И» (которую можно расценить как «Иосиф» или «ознакомился», «согласен»). Северокорейцы прощупывали прочность позиций южан: нарушали разделительную линию, проводили «разведку боем». После одной из таких вылазок Штыкову из Москвы 27 октября 1949 года пришла грозная шифровка от Сталина: «Вам было запрещено без разрешения центра рекомендовать правительству Северной Кореи проводить активные действия против южных корейцев… Вы не донесли о подготовке крупных наступательных действий 2-й полицейской бригады и фактически допустили участие в этих действиях наших военных советников… Обязываем дать объяснение…»{509}.
Пожалуй, ключевой документ появился на свет 19 января 1950 года. Написал его Т.Ф. Штыков в Пхеньяне. Вот его содержание.
«Особая. Вне очереди.
…Вечером 17 января министр иностранных дел Пак Хен Ен устроил прием в честь отъезда корейского посла в Пекин. Во время него Ким Ир Сен сказал мне следующее: «Теперь, когда освобождение Китая завершается, на очереди стоит вопрос освобождения Кореи на юге страны… Партизаны не решат дела… Я не сплю ночами, думая, как решить вопрос объединения всей страны». Затем, говорится в телеграмме, Ким Ир Сен заявил, что, когда он был в Москве, товарищ Сталин ему сказал о том, что наступать на юг не надо; в случае же наступления армии Ли Сын Мана на север страны можно переходить в контрнаступление на юг Кореи. Но так как Ли Сын Ман до сих пор не начинает наступление, а значит, освобождение народа южной части страны и ее объединение затягивается… Ему, Ким Ир Сену, нужно побывать у Сталина и спросить разрешения на наступление для освобождения Южной Кореи. Ким Ир Сен говорил о том, что сам он начать наступление не может потому, что он коммунист, человек дисциплинированный и указания товарища Сталина для него являются законом. Мао обещал помощь, и он, Ким Ир Сен, с ним тоже встретится.
Ким Ир Сен настаивал на личном докладе Сталину о разрешении наступать на Юг с Севера…
Ким Ир Сен был в состоянии некоторого опьянения и вел разговор в возбужденном состоянии.
Штыков»{510}.
Сталин раздумывал над сообщением больше недели. Мао был еще в Москве, лечился, отдыхал. Сталин встретился с ним. Стенограмма этой встречи, видимо, не велась. Два вождя были осторожны. Скорее всего, судя по дальнейшим их шагам, они решили окончательно ответить Ким Ир Сену после новой встречи и изучения вопроса военными специалистами…
Сталин, все взвесив, в конце концов собственноручно написал в Пхеньян шифрованную телеграмму для Ким Ир Сена:
«Штыкову, особая.
Сообщение от 19 января 1950 года получил. Такое большое дело нуждается в подготовке. Дело надо организовать так, чтобы не было большого риска. Готов принять…
Мы хотели бы ежегодно получать 25 тысяч тонн свинца. Готовы оказать техническую помощь.
30.01.50. И.Сталин»{511}.
В Пхеньяне телеграмму расценили как фактическое согласие на операцию с условием достижения гарантированного успеха. Через два-три дня после встречи с Ким Ир Сеном Штыков 4 февраля вновь шлет через министра иностранных дел А.Я. Вышинского Сталину сообщение, в котором передает просьбы корейского лидера решить вопрос ускорения выплат по займу, а также получить новый кредит из СССР для закупок вооружения. Ким Ир Сен испрашивает разрешения довести количество пехотных дивизий до десяти, для чего нужно сформировать еще три соединения{512}.
После еще одной консультации с Пекином Сталин 9 февраля разрешает начать подготовку широкомасштабной операции на Корейском полуострове, одобрив, таким образом, намерение Пхеньяна военным путем «объединить» родину. Эта дата фактически является официальным началом подготовки КНДР к наступательной войне с целью насильственного воссоединения двух государств. Активизируются поставки из СССР в Северную Корею танков, артиллерии, стрелкового вооружения, боеприпасов, медикаментов, нефти. Одновременно Сталин, как явствует из его переписки, хотел бы получить оттуда свинец, серебро, золото. Ким Ир Сен с готовностью сообщает, что «КНДР поставит в 1950 году в Советский Союз моноцитового концентрата – 15 000 тонн серебра – 40 тонн»{513}.
Дается согласие и на поставку значительного количества золота, взамен же запрашиваются крупные партии техники и оружия из СССР. Сталин благодарит за готовность к поставкам стратегического сырья и материалов и обещает полностью выполнить заявки Ким Ир Сена в военной области.
А тем временем подготовка к боевым действиям шла полным ходом: в КНДР поступали военная техника, снаряжение, оружие. В штабе корейской армии с участием советских советников велась в глубокой тайне разработка плана широкомасштабной наступательной операции. Шло ускоренное формирование нескольких новых корейских соединений. Мир еще не знает, что скоро он станет свидетелем одной из самых кровопролитных локальных войн XX века.
По всем имеющимся данным, в начале апреля 1950 года Ким Ир Сен еще раз, теперь тайно, посетил Москву, где имел встречу со Сталиным. Стенограммы беседы и другие документы обнаружить не удалось. Однако еще 30 января, за два месяца до апрельской встречи, Сталин дал согласие на приезд Ким Ир Сена. Об этом есть документальное свидетельство. Затем в ряде последующих (после встречи в апреле) шифровок есть ссылки на договоренности, достигнутые во время личных бесед «в начале 1950 года»{514}.
Когда подготовка была в разгаре, Сталин решил еще раз посоветоваться с Пекином. Будучи чрезвычайно осторожным политиком, он все свои особые депеши шлет, подписываясь, как и в годы войны, вымышленными именами. Так, в переписке с Мао Цзэдуном, с Тольятти и некоторыми другим лицами Сталин стал «Филипповым». В мае 1950 года 14 числа Сталин продиктовал Поскребышеву:
«Особая. Для Мао Цзе Дуна.
Тов. Мао Цзе Дун!
В беседе с корейскими товарищами Филиппов и его друзья высказали мнение, что в силу изменившейся международной обстановки они согласны с предложением корейцев приступить к объединению. При этом было оговорено, что вопрос должен быть решен окончательно китайскими и корейскими товарищами совместно, а в случае несогласия китайских товарищей решение вопроса должно быть отложено до нового обсуждения. Подробности беседы могут рассказать Вам корейские товарищи…
Филиппов»{515}.
Типично сталинский стиль: в телеграмме, подписанной «Филипповым», говорится, что «в беседе с корейскими товарищами Филиппов…». Сталин осторожен; по сути, уже несколько раз давший согласие на военное «объединение» Кореи, он все время оставляет «запасной предохранитель», который бы мог, в случае особых обстоятельств, задержать или даже отменить одобренную операцию.
В Пекине быстро согласились со Сталиным. Подготовка к операции стала вестись форсированно, и уже 30 мая Штыков докладывал в Москву, что «Ким Ир Сен сообщил, что начальник генерального штаба закончил разработку принципиального оперативного решения (вместе с советским советником Васильевым) на наступление. Он, Ким Ир Сен, его одобрил. Организационная подготовка заканчивается к 1 июня. Из 10 дивизий 7 готовы для наступательных действий. В июле начнутся дожди. Мне генералы Васильев и Постников доложили, что тогда потребуется больше времени на сосредоточение. Генштаб предлагает начать в конце июня». Штыков сообщал, что для маскировки северокорейцы намерены «от имени Отечественного фронта предложить южанам мирное объединение страны».
Мое мнение. (Сталин, читая, подчеркнул эти два слова.) «Поскольку Ким Ир Сен настроен начать операцию в конце июня, а к этому времени подготовку войск можно закончить, следовательно, можно согласиться с этим сроком. Корейцы просят бензин и медикаменты. Прошу срочных указаний»{516}.
Сталин собственноручно написал на телеграмме: «Инстанция одобряет Ваши предложения. Получение медикаментов и нефти будет ускорено». Подумав, советский лидер, все еще «маскируясь», поставил подпись: «Громыко». Отчеркнув жирной чертой текст, внизу приписал для исполнителей:
«Сообщено т. Громыко для передачи т. Штыкову»{517}.
В этом государстве для поддержания режима чрезвычайной секретности вожди могли подписываться не только вымышленными фамилиями, но и именами своих подчиненных. К слову, А.А. Громыко работал тогда первым заместителем Вышинского.
Сталин очень не хотел, чтобы американцы уличили его в прямом участии в подготовке войны, хотя это сделать было не просто. Буквально накануне начала боевых действий совпосол в Пхеньяне шлет еще одну депешу непосредственно вождю.
«Вне очереди. Особая.
Тов. Сталину.
Ким Ир Сен просил передать: для наступления и десанта нужны корабли. Два корабля прибыли, но экипажи не успели подготовить. Просит десять советских советников использовать на кораблях. Считаю, просьбу удовлетворить надо.
20 июня 1950 г. Штыков»{518}.
Ответ пришел быстро: «Ваше предложение отклоняется. Это дает повод для вмешательства. Громыко. 22-VI-50». Сталин лично дирижировал разворачивающимися событиями. Кроме полученных телеграмм из Пхеньяна, ему несколько раз докладывал о ходе подготовки к «объединению» начальник Генерального штаба Советской Армии.
Радио Пхеньяна на рассвете 25 июня передало давно подготовленное сообщение: «Сегодня рано утром войска марионеточного правительства Южной Кореи начали внезапное наступление на территорию Северной Кореи по всей линии 38-й параллели. Противник вторгся на глубину от одного до двух километров…»
Сталинский сценарий соблюдался строго. Помните его «хитрые» указания Ким Ир Сену: «Наступать на юг не надо; но в случае наступления армии Ли Сын Мана на север страны, тогда можно переходить в контрнаступление на юг Кореи…»
Однако Совет Безопасности, собравшийся на свое 473-е заседание 25 июня 1950 года, безошибочно констатировал «вооруженное нападение на Корейскую Республику войск Северной Кореи».
С началом боевых действий, когда северокорейцы вторглись в Южную Корею, Ким Ир Сен вновь попросил направить советских советников непосредственно в части, ведущие бои на передовой. Штыков в разговоре с корейским вождем пообещал, что уговорит Москву согласиться. Но тут же последовал жесткий окрик из Кремля. Стиль – сталинский.
«Пхеньян, Совпосол.
Как видно, Вы ведете себя неправильно, так как пообещали корейцам дать советников, а нас не спросили. Вам нужно помнить, что Вы являетесь представителем СССР, а не Кореи.
Пусть наши советники пойдут в штаб фронта и в армейские группы в гражданской форме в качестве корреспондентов «Правды» в требуемом количестве. Вы будете лично отвечать перед советским правительством за то, чтобы они не попали в плен.
Фын Си»{519}.
Впервые Сталин в шифрованном сообщении подписывается загадочным китайским именем Фын Си. Но, как показывает опыт истории, истину нельзя обречь на пожизненное заключение. Рано или поздно тайное становится очевидным, общедоступным. Так и теперь, прочтя эту книгу, читатели могут добавить к длинному списку сталинских псевдонимов восточное Фын Си. А начал Сталин «маскироваться» еще во время советско-финской войны. Тогда, на заседании Военного совета, он сам предложил, чтобы в бумагах его именовали «Старостин», Ворошилова – «Волошин», Мехлиса – «Мехов» и т. д.{520}.
Уже после того, когда северокорейцы в первые же дни войны взяли Сеул и казалось, что общий успех рядом, одно усилие – и обещание Ким Ир Сена сбудется, Сталин не разрешил генералу Васильеву переехать в захваченный город, чтобы помогать военному руководству управлять войсками из непосредственной близости фронту. Фын Си очень не хотел, чтобы США, ООН, мировое общественное мнение уличили его в прямом участии. Хотя уже тогда ни у кого не оставалось сомнений в степени и характере причастности Москвы к этой войне. Для Сталина же было важно поддержать версию не только об «оборонительном» характере войны для Северной Кореи, но и о чисто «техническом» участии в ней Советского Союза. Во всяком случае, его соотечественники из СССР были в этом уверены долгие десятилетия.
В «Советской военной энциклопедии» говорится: корейская война 1950–1953 годов «развязана южнокорейской военщиной и правящими кругами США с целью ликвидировать Корейскую Народно-Демократическую Республику и превратить Корею в плацдарм для нападения на КНР и СССР.
План нападения был разработан американской военной миссией и южнокорейским военным командованием в мае 1949 года… К началу лета 1950 года марионеточному режиму во главе с Ли Сын Маном удалось с помощью США подготовить более чем 100-тысячную армию, вооруженную американским оружием и боевой техникой»{521}. Как «готовился марионеточный режим» Ли Сын Мана, автор книги знает меньше, но ему доподлинно известно о том, как готовился режим Пхеньяна, и о решающей роли Москвы в инициировании войны на Корейском полуострове.
По официальной советской и северокорейской версии, «25 июня южнокорейские войска перешли в наступление. Им удалось потеснить охранные отряды и вторгнуться на 1–2 км на территорию КНДР. Ее правительство немедленно отдало распоряжение отбросить противника и разгромить его основные силы»{522}. Может быть, потому, что южнокорейцы готовились к «агрессии», они уже через три дня после начала войны сдали свою столицу Сеул?
Сталинская ложь долгие десятилетия монопольно господствовала в советской историографии. Лишь спустя десятилетия стало возможным сказать правду об истоках и характере тех событий.
Победоносно начав войну, Ким Ир Сен был окрылен. В «освобожденных» районах создавались «народные комитеты». Победа, казалось, находилась совсем рядом… Советники настаивали на быстром развитии успеха, мобилизации всех сил для достижения полной военной победы. Ведь Сталину обещали гарантированную победу… А для этого, правда, требовалась все новая и новая помощь со стороны СССР. Тридцатого июня Штыков шлет новую телеграмму:
«Совершенно секретно. Весьма срочно. Товарищу Сталину.
Ким Ир Сен обратился с просьбой поставить для КНДР в июле месяце следующее количество боеприпасов, средств связи и другого имущества:
И так на трех страницах. Средства связи, запасные части к самолетам, горючее, смазочные материалы, снаряжение… В конце лаконичное: «Просьбу Ким Ир Сена поддерживаю. Прошу Ваших указаний о поставке хотя бы 50 % указанного количества до 10 июля 1950 года.
Штыков»{523}.
В углу телеграммы-списка сталинское размашистое синим карандашом: «Удовлетворить». Единодержец обычно ни с кем не советовался. Он знал возможности страны. Что-что, а военный потенциал ее был велик. Только после Великой Отечественной войны сколько вооружений и боевой техники осталось… Многие его решения сугубо единоличны и безапелляционны. Ведь он был земным богом… Правда, Сталин в этой войне пытался поделить ее тяготы с Китаем. Так, по его настоянию, Китайской Народной Республике была передана боевая техника для двух авиационных дивизий, с тем чтобы прикрыть транспортные коммуникации в Корею{524}.
Война, как известно, не раз резко качнулась, словно кровавый маятник, то в одну, то в другую сторону. В первом периоде войны, до середины сентября, северокорейские войска, воспользовавшись внезапностью, добились больших оперативных успехов. Кроме Сеула в их руках оказались города Чхунчхон, Каннын, Пхснтхэк, Оксон, Инчхон, Вонджу, Чхунджу, Самчхон и многие другие. Казалось, исход войны предрешен. Сталин уже поздравлял Ким Ир Сена. Рукой вождя написана шифровка в его типичном стиле:
«Совершенно секретно. Пхеньян. Совпосол.
Передайте Ким Ир Сену на словах нижеследующее. Если он потребует в письменном виде, передайте ему в письменном виде, но без моей подписи.
ЦК ВКП(б) приветствует товарища Ким Ир Сена и его друзей за великую освободительную борьбу корейского народа, которую ведет т. Ким Ир Сен с блестящим успехом. ЦК ВКП(б) не сомневается в том, что в скором времени интервенты будут изгнаны из Кореи с позором…
28 августа 1950 г.
Фын Си»{525}.
Ответ Ким Ир Сена был весьма скорым:
«Дорогому товарищу Сталину И.В.
Мы глубоко тронуты Вашим вниманием. Приносим Вам, дорогому нашему учителю, благодарность за теплое участие и совет… Преисполнены решимостью завоевать окончательную победу в борьбе против американских интервентов, стремящихся вновь закабалить Корею…
Желаем Вам многих лет жизни и здоровья.
Преданный Вам – Ким Ир Сен.
(По поручению Политсовета ЦК Трудовой партии Кореи.)
31 августа 1950 года»{526}.
Но скоро Сталину пришлось «засомневаться», вопреки высказанной им в телеграмме Ким Ир Сену уверенности. 16 сентября «южные» вместе с американцами нанесли мощный контрудар. Операция включала в себя высадку в районе Инчхона крупного, в составе 10-го армейского корпуса США, морского десанта. Одновременно началось наступление и с Пусанского плацдарма. Южные корейцы и американцы стремительно двинулись на север. Войска Ким Ир Сена понесли тяжелое поражение, потеряв огромное число убитыми и плененными, большую часть артиллерии, танков. Авиация американцев господствовала в воздухе, уничтожая на земле в стане противника все, что передвигалось, что подавало признаки жизни. От радужных надежд на быструю победу не осталось и следа. Стало ясно с грозной очевидностью, что без непосредственной, прямой помощи китайских или советских войск Северу не устоять. Все повисло на волоске.
Спустя четыре дня Сталин, ознакомившись с докладом военных у себя в кабинете, осознал серьезность ситуации, но не уловил ее угрожающего характера. Он сообщил в Пекин свое решение: «Ликвидация создавшейся опасности может быть решена немедленным выводом в район Сеула значительных сил с основного фронта и созданием в районе Сеула, севернее и восточнее его, крепкого фронта…»{527}
Но положение было не просто угрожающим, а катастрофическим, а сталинское указание совершенно нереальным. «Полководец» вновь переоценил себя.
Первого октября министр иностранных дел КНДР Пак Хен Ен вручил Штыкову для передачи Сталину срочное послание Ким Ир Сена. В пространном письме, которое помогали сочинять советские советники, северокорейский лидер обрисовал эволюцию борьбы на фронте. «Противник, терпя поражение за поражением, был загнан на небольшую территорию самой южной оконечности Южной Кореи, и мы имели большой шанс на победу в последних решающих сражениях… Но США, мобилизовав почти все сухопутные, морские и воздушные силы, находящиеся на Тихом океане, 16 сентября 1950 года осуществили десантную операцию в районе Инчхона. Овладев Инчхоном, противник ведет уличные бои в городе Сеуле… Вражеская авиация, не встречая никакого сопротивления с нашей стороны, полностью хозяйничает в воздухе… Некоторая часть наших войск окружена противником…
Дорогой товарищ Сталин! Если противник будет форсировать наступательные операции на Северную Корею, то мы не в состоянии будем собственными силами приостановить противника. Поэтому, дорогой Иосиф Виссарионович, мы не можем не просить от Вас особой помощи. Иными словами, в момент перехода вражеских войск через 38-ю параллель нам очень необходима непосредственная военная помощь со стороны Советского Союза.
Если по каким-либо причинам это невозможно, то окажите нам помощь по созданию международных добровольных частей в Китае и в других странах народной демократии для оказания военной помощи нашей борьбе.
С уважением ЦК Трудовой партии Кореи, Ким Ир Сен, Пак Хен Ен.
29 сентября 1950 года»{528}.
Сталин находился на отдыхе на одной из своих многочисленных дач на побережье Черного моря. Ему доложили паническую телеграмму Ким Ир Сена в два часа ночи 1 октября 1950 года. Уже через час Сталин подписал свое «Филиппов» под шифровкой следующего содержания:
«Пекин, Совпосол. Для немедленной передачи Мао Цзе Дуну или Чжоу Энь Лаю.
Я нахожусь далеко от Москвы в отпуску и несколько оторван от событий в Корее. Однако по поступившим сегодня мне сведениям из Москвы я вижу, что положение у корейских товарищей становится отчаянным…
Следовало бы немедленно двинуть к 38-й параллели хотя бы 5–6 дивизий. Китайские дивизии могли бы фигурировать как добровольные…»{529}
В телеграммах Матвееву и Штыкову в Пхеньян, отправленных днем, Сталин грозно выговаривает о «крупных ошибках» в управлении войсками. Вождь, рассматривавший море сквозь стройные силуэты кипарисов на своей даче, дает целую страницу советов, как действовать арьергардам, где использовать танки и при всем этом не допустить, «чтобы хотя бы один военный советник попал в плен».
Маятник войны резко качнулся на север. Теперь на весы политического престижа были поставлены не только амбиции Ким Ир Сена как «полководца-освободителя», но и Сталина вместе с Мао Цзэдуном, благословивших корейского вождя на эту войну. Советский диктатор в энергичных выражениях составил еще одно письмо Мао Цзэдуну, где, в частности, есть строки, от которых и сегодня веет смертельным холодком. По существу, рассматривается возможность и вероятность третьей мировой войны. Сталин пишет в Пекин:
«…США из-за престижа могут втянуться в большую войну; будет, следовательно, втянут в войну Китай, а вместе с тем втянется в войну и СССР, который связан с Китаем пактом о взаимопомощи. Следует ли этого бояться? По-моему, не следует, так как мы вместе будем сильнее, чем США и Англия, а другие капиталистические европейские государства без Германии, которая не может сейчас оказать США какой-либо помощи, не представляют серьезной военной силы. Если война неизбежна, то пусть она будет теперь, а не через несколько лет, когда японский милитаризм будет восстановлен, как союзник США…»{530}
Становится страшно, когда осознаешь, что третья мировая война стала почти реальностью во время противостояния блоков в Корее (ситуация, граничащая с таким же риском мировой ядерной войны, повторилась и во время Карибского кризиса). И эту войну могли «организовать» те, кто по-прежнему мыслил по-коминтерновски, – коммунистические вожди. Известно, что в самый критический момент для американских войск в Вашингтоне действительно рассматривался вариант дальнейшего ведения войны с использованием ядерного оружия. Об этом писала американская печать.
Мао ответил весьма быстро: «Очень рад, что в Вашем ответе говорится о совместной борьбе Китая и СССР против американцев… Безусловно, если воевать, то воевать нужно теперь… Целесообразно направить не пять-шесть дивизий, а по крайней мере девять…»{531}
Однако после получения этой депеши поступило новое сообщение, что в Пекине все еще обсуждают не только детали, но и саму возможность китайского военного вмешательства. Сталин серьезно забеспокоился, тем более что из Пекина пришла очередная телеграмма. Там выражали опасение в связи с возможностью «открытого столкновения с США». Мао Цзэдун допускал, что даже «если Северная Корея потерпит поражение, она изменит форму борьбы на партизанскую войну». Сообщал, что высылает к Сталину для обсуждения ситуации Чжоу Энь Лая и маршала Линь Бяо{532}.
А тем временем в Пекине продолжали просчитывать все «за» и «против» прямого использования своих войск. Сталин с тревогой ждал вестей от Мао Цзэдуна. Китайцы могли спасти положение. Диктатор для себя решил: свои войска он бросит на чашу весов лишь в самый последний момент, в самом крайнем случае. Хотя уже принял решение «проработать» вопрос об использовании советской авиации с китайских аэродромов. Наконец пришла долгожданная телеграмма. Мао Цзэдун дал согласие на прямую военную поддержку северокорейцев и сообщил об этом советскому лидеру. Сталин быстро продиктовал:
«Пхеньян. Штыкову для товарища Ким Ир Сена.
Только что получил телеграмму от Мао Цзе Дуна, где он сообщает, что ЦК КПК вновь обсудил положение и решил все же оказать военную помощь корейским товарищам, несмотря на недостаточное вооружение китайских войск. Жду подробных сообщений от Мао Цзе Дуна…
13 октября 1950 г. Фын Си»{533}.
На следующий день наступила полная определенность, и Фын Си еще раз передал в Пхеньян:
«Передать Ким Ир Сену следующее. После колебаний и ряда временных решений китайские товарищи наконец приняли окончательное решение об оказании Корее помощи войсками. Я рад, что принято наконец окончательное и благоприятное для Кореи решение… Конкретные вопросы, связанные с выступлением китайских войск, придется Вам решать совместно с китайскими товарищами. Необходимая техника для китайских войск будет поставлена из СССР.
Желаю Вам успехов.
Фын Си»{534}.
Бесконечными колоннами китайские войска двинулись к границе с Кореей и дальше на фронт. Из Пекина сообщили, что в первом эшелоне движется 12 дивизий (скоро будут в Корее). Второй эшелон, тоже 12 дивизий, готовится в Китае. Есть войска и третьего эшелона. Всего союзники Сталина могут задействовать 9 армий (до 30 дивизий).
В телеграмме Чжоу Эньлай попросил 10 тысяч тонн автобензина. Сталин тут же приказал ответить: «Будет поставлено 17 тысяч тонн горючего…»
Я думаю, Сталин вздохнул с облегчением. Легкой войны не получилось. Для него стало ясно: победы не будет ни для кого. Но поражения он избежал. Главная ноша войны ляжет теперь на китайцев, которым он будет всячески помогать авиационным прикрытием, оружием, техникой, горючим, боеприпасами, но не людьми… Нет, в нем говорила не жалость к ним, а то, что американцы могут его «уличить» в прямом участии в войне. Несмотря на выраженную готовность к большой войне, Сталин сомневался… Атомные бомбы только начали производить. А как их доставлять за океан? Американцы на тот момент имели в этом компоненте решающее преимущество. Диктатор, все чаще испытывая в конце жизни приступы противной слабости и головокружений, устал воевать…
Когда 25 октября 1950 года китайцы начали мощное широкое контрнаступление по всему фронту, Сталин понял, что, по крайней мере, почетная «ничья» в войне обеспечена. Наступление огромных масс китайских войск, которые в социалистической печати назывались «добровольцами», было долгим, трудным, вымученным. Господству в воздухе «добровольцы» противопоставили траншейную и галерейную борьбу, когда целые роты, батальоны и полки так зарывались в землю, что ни бомбы, ни напалм не достигали в полной мере того результата, что в начале войны. Был освобожден Пхеньян, еще раз взяты Сеул, Инчхон, Вокджу и другие города. Маятник войны пошел в другую, южную сторону. Однако затем последовали удары южных и диафрагма фронта почти застыла, напрягаясь и колеблясь все у той же 38-й параллели…
Сталин, многому научившийся в Великой Отечественной войне, понимал, что даже огромное численное превосходство «китайских добровольцев» без надежного прикрытая с воздуха не гарантирует успеха. После некоторых размышлений и бесед с военными 14 ноября 1950 года он отдал распоряжение сформировать специальный корпус для прикрытия китайцев и северокорейцев. Номер этому соединению дали: 64-й истребительно-авиационный корпус. Состав его был необычным: две истребительно-авиационные дивизии, две зенитно-артиллерийские и одна авиационно-техническая.
Состав корпуса постоянно обновлялся; дивизии участвовали в боевых действиях 8-10 месяцев, некоторые, с небольшим перерывом, до года. Всего за время войны в Корее получили боевую практику 15 советских авиационных и несколько зенитно-артиллерийских дивизий.
Оперативное расположение корпуса было довольно выгодным – аэродромы Северного Китая. Истребительная авиация корпуса, по получении сигналов о появлении американских бомбардировщиков и штурмовиков над Северной Кореей, наносила по ним неожиданные и стремительные удары. Нередко американцы преследовали советские истребители, израсходовавшие запас топлива, и над китайской территорией. К тому же советские летчики имели ряд существенных ограничений: даже близко не приближаться к линии фронта и тем более оказываться на «той» его стороне, не летать над морем. Действовал строжайший приказ Сталина: ни один советник или летчик не должен попасть в плен. Повторюсь, не забота о людях двигала Сталиным, а желание не дать американцам веских аргументов прямого участия советских войск в этой войне. Опознавательные знаки на самолетах «МиГ-156» были китайские, форма летчиков китайской или корейской. Даже носили значки с изображением Мао… Так или иначе, но не известно ни одного случая попадания советского военнослужащего в плен к американцам. Несколько экземпляров американских боевых машин, которые удалось приземлить целыми, были отправлены в СССР для изучения в авиационных конструкторских бюро.
В составе корпуса в основном были летчики, прошедшие школу Великой Отечественной войны, и эффективность боевых действий истребительной авиации была очень высокой. Командир полка полковник Е.Г. Пепеляев сбил 19 американских самолетов, крупные личные боевые счета имели также капитан Н.Г. Докашенко, подполковник Г.И. Пулов, майор А.С. Бойцов, капитан М.И. Михин, майор А.П. Сморчков и другие летчики-истребители, ставшие Героями Советского Союза. Достаточно сказать, что с конца 1950 года и до завершения активной фазы войны корпус сбил 1309 американских самолетов, из которых около 18 процентов приходится на зенитные части. За то же время соединения корпуса потеряли 319 боевых машин.
В корпусе (в зависимости от количества частей, входивших в него в разное время) насчитывалось 10–15 тысяч человек. Все верили, что воюют с «агрессором». Воевали они мастерски, однако Сталин поначалу вообще не хотел награждать людей. Он боялся огласки и в собственной стране. Лишь позже разрешил награждать отличившихся боевыми наградами, и тысячи человек были отмечены орденами и медалями.
С ноября 1950-го и до окончания войны в июле 1953 года 64-м корпусом последовательно командовали генералы И.В. Белов, Г.А. Лобов, СВ. Слюсарев.
После осенней неудачи 1950 года Сталин не ограничился выдвижением к границам Кореи своего авиационно-истребительного корпуса. По согласованию с Мао Цзэдуном и Ким Ир Сеном общее командование сухопутными войсками было передано китайцам («корейцы не выполняют приказы», отметил Сталин в шифровке). Московский вождь сместил советского генерала Васильева с поста военного советника. Несколько корейских генералов также лишились своих постов, а некоторые после поражения в октябре 1950 года попали под суд. Видна рука Сталина; в минувшей войне он привык «тасовать» командный состав, когда лишь одна военная неудача могла навсегда перечеркнуть карьеру того или иного военачальника.
До середины 1951 года, пока не установилось неустойчивое равновесие на фронте, Сталин лично «вел» контроль за исполнением его директив в корейской войне. Его обмен телеграммами с Мао Цзэдуном, Чжоу Эньлаем, Ким Ир Сеном весьма внушителен. Интересная деталь: обсуждая с союзниками по войне оперативные и технические вопросы, Сталин не забывает решать попутно и некоторые свои «дела».
Так, в октябре 1950 года, когда в Корее все висело на волоске, он напоминает Чжоу Эньлаю о его обещании передать ему, Сталину, в Москву 10 миллионов американских долларов, как он пишет, «для поддержки левых организаций в Европе и Америке»{535}. Видимо, даже у Сталина, способного частенько направлять «преданным собеседникам» по 600 тысяч долларов, специальный фонд «поддержки» требовал постоянного пополнения.
В другой телеграмме Мао Цзэдуну, где Сталин сообщал о дополнительной поставке китайцам бензина, он попросил у них 50 тысяч тонн натурального каучука. Как каучук, американские доллары от китайцев, так и золото, серебро и монацитовый концентрат из Северной Кореи Сталин, конечно, получил. Идеи идеями, а «табачок врозь».
Сталин постепенно утратил интерес к корейской войне, поняв, что это битва без победителей. Общей победы не будет для какой-либо из сторон. Правда, он еще несколько раз советовал Ким Ир Сену «использовать авиацию и артиллерию массированно», «беспощадными и немедленными мерами сломить голову реакции и обеспечить порядок в своем тылу», «иметь в месте расположения правительства сильный и надежный военный кулак»{536}, но действовал уже как бы по инерции. Он дал указание Вышинскому не противиться мирным предложениям, однако и не форсировать их. «Американцы сейчас мира хотят больше, чем мы».
Встречаясь 19 декабря 1952 года в Москве с Чжоу Эньлаем, Сталин обсуждает с китайским премьером пути сохранения позиций Китая и Северной Кореи в войне, формы обмена военнопленными. Сталин и здесь остался верен себе, напомнив китайскому руководителю, что «американцы постараются часть военнопленных завербовать, чтобы использовать их для шпионажа… Так было и с нашими военнопленными в прошлой войне, а теперь мы каждый день ловим по нескольку человек военнопленных, которых американцы перебрасывают на нашу сторону…»{537}. Сталин подтвердил свою готовность предоставить Китаю вооружение для 60 китайских пехотных дивизий. Ведя переговоры о мире в Корее, Сталин не исключал и продолжения военного конфликта. В заключение беседы он подарил членам китайской делегации новые советские автомашины «ЗИМ», выражая свое высокое уважение к лидерам из Пекина… Ведь именно они в критический момент сыграли такую важную роль.
Встречаясь с Чжоу Эньлаем месяцем раньше, 20 августа 1952 года, в Москве, Сталин спросил собеседника: как быть с корейской войной? Идти на мир или продолжать ее? Чжоу Эньлай сказал, Мао полагает, что «продолжение войны выгодно нам». Китай готов к тому, что война будет продолжаться еще 2–3 года…
Сталин, глядя на собеседника, всегда подтянутого, собранного, согласился: «Война портит кровь американцам». Подумав, добавил: «Северокорейцы ничего не проиграли, кроме жертв в этой войне (?! В этой фразе весь Сталин)… нужны выдержка и терпение. Надо корейцам разъяснить, что это дело большое (надо полагать, советский диктатор думал: пусть продолжают приносить жертвы во имя «большого дела»). Для Кореи мы ничего не пожалеем». И Сталин, действительно, не жалел своих ресурсов для тех, кто продолжал жертвовать жизнями сотен тысяч людей, чтобы «попортить кровь американцам». В телеграмме, отправленной в апреле 1952 года Ким Ир Сену, говорится: «Мне стало известно, что корейский народ нуждается в хлебе. У нас есть в Сибири 50 тысяч тонн готовой пшеничной муки. Мы можем послать эту муку в подарок корейскому народу…»
Ким Ир Сен рассыпается в любезностях за щедрый подарок Сталина и желает «многих лет жизни и здоровья на счастье человечества»{538}.
Но вернемся к беседе Сталина и Чжоу Эньлая.
Диалог любопытен и дальше.
«Чжоу: Если американцы не хотят мира, то мы должны быть готовы продолжить войну хотя бы год…
Сталин: Правильно. Америка не способна вести большую войну.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.