Барух и его «план»
Барух и его «план»
В ходе работы Комиссии ООН по атомной энергии нам, естественно, приходилось постоянно общаться с представителем США в комиссии Бернардом Барухом. Его назначили в эту комиссию потому, что считали авторитетным и широко известным капитаном большого бизнеса, к тому же хорошо знавшим официальный механизм Вашингтона. Тогда этому мультимиллионеру, прочно связанному с американскими монополиями, уже исполнилось семьдесят пять лет.
Еще в годы первой мировой войны Баруха прозвали в США «экономическим диктатором». Конечно, называя его «диктатором», те, кто придумал это прозвище, явно преувеличивали. Но большим влиянием он пользовался. В период второй мировой войны он находился на положении советника президента по вопросам военной экономики. Достаточно было с ним поговорить один раз, чтобы убедиться в том, что это — человек, разбирающийся не только в поверхностных явлениях экономической жизни страны, но и в ее глубинных процессах. Он четко представлял себе прежде всего интересы именно монополистического капитала США и считал их для себя святая святых.
Вращаясь в высших сферах власти, Барух находил полную поддержку своего класса, в силу чего он держался уверенно. Его советы помогали администрации Рузвельта находить равнодействующую интересов большого бизнеса и требований военного времени.
Впервые я встретился с Барухом в Вашингтоне в 1941 году. Тогда американские парни только еще ожидали своего часа — США пока не вступили в войну. На этой встрече он высказывался дружественно по отношению к СССР. Конечно, не из симпатий к социализму, а из антипатий к фашизму. Барух был настроен антифашистски. Говорил решительно:
— США и Англия должны выполнить свой союзнический долг и открыть второй фронт. Я об этом уже говорил президенту.
Надо учесть, что в тот период многие американцы, особенно люди, занимавшие высокое положение в государственной машине США, не всегда осмеливались заводить разговор о втором фронте.
Случилось так, что с созданием Комиссии ООН по атомной энергии для наших встреч с Барухом появилась официальная основа, так как нас обоих назначили представлять в этой комиссии свои страны.
Трудно сказать, что заставило Баруха принять предложенный пост, который славы ему отнюдь не принес. Он активно ратовал за внесенное Вашингтоном, но неприемлемое для СССР предложение, которое американская пресса окрестила «планом Баруха». Хотя его с большим основанием можно было назвать «планом Пентагона». Суть предложения сводилась к тому, чтобы сохранить за США монополию на ядерное оружие. Нашей стране, да и всему миру предлагалось надеяться на Вашингтон и в значительной мере отдать в его руки судьбу своей безопасности.
С целью камуфляжа этого замысла американский план предусматривал создание международного органа для контроля за использованием атомной энергии. Однако предложение о международной инспекции ставило своей целью ввести людей в заблуждение. Вашингтон, по существу, и не скрывал, что намерен занять в указанном органе главенствующее положение, удерживать за собой бразды руководства всем делом производства расщепляющихся материалов и их хранения, вмешиваться под предлогом необходимости международной инспекции во внутренние дела суверенных стран.
Разумеется, такого рода контроль и инспекция применительно к ядерному оружию оказались нереальны. Советский Союз не мог принять план, который означал грубое нарушение суверенитета и интересов безопасности нашей страны.
В мой адрес поступило написанное в архивежливом тоне приглашение Бернарда Баруха посетить его поместье на Лонг-Айленде. Связывался этот визит с каким-то юбилеем, который отмечал хозяин: то ли с днем его рождения, то ли с каким-то иным событием. Приглашение я принял, поскольку был коллегой Баруха в Комиссии по атомной энергии ООН.
И вот мы прибыли в хорошо обставленный уютный особняк, явно стоивший немалых денег. Там нашли внушительную компанию представителей американского делового мира и университетских профессоров.
Сразу я почувствовал, что они интересуются проблемой, которую мы с Барухом уже в течение некоторого времени систематически обсуждали. Речь шла об атомном оружии, а конкретно о том, как следует им распорядиться. Атомная комиссия, существовавшая при Совете Безопасности ООН, была в своих дебатах слишком далека от договоренностей, которые могли бы стать приемлемыми для крупных держав. Главное расхождение, конечно, имелось между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки.
После того как все присутствующие выслушали солидное количество тостов в честь «богатырского» здоровья юбиляра, он подошел ко мне и вполголоса сказал:
— Я хотел бы иметь с вами непродолжительный разговор один на один. Давайте поговорим на тему об атомном оружии и о его судьбе.
В ответ на это предложение я сказал:
— Что ж, согласен на такой разговор и даже хочу выразить пожелание встречаться с вами почаще, чтобы продолжать наши беседы на эту тему.
Мы отошли в сторону от гостей. Барух спросил у меня:
— Имеете ли вы в виду только советско-американские встречи или также четырехсторонние — с участием англичан и французов?
В ответ мне пришлось разъяснить нашу точку зрения:
— Обе формы контактов для нас приемлемы, но если вы и ваша администрация считаете, что иногда двусторонние контакты предпочтительнее, то мы готовы более активно развивать такие контакты.
Барух как будто ожидал, что я выскажу такую мысль. Он сказал:
— Считаю особенно полезными двусторонние обсуждения. И еще добавил:
— Вашингтон все равно будет консультироваться с Лондоном и Парижем по вопросам, которые интересуют все четыре державы.
На этом мы и согласились. Но обе стороны также констатировали, что в конце концов главное — не комбинации контактов и встреч, а существо точек зрения.
Однако сближения позиций четырех держав тогда не просматривалось.
Затем Барух стал вновь расхваливать предложение, которое Вашингтон уже сделал Советскому Союзу и неоднократно его подтверждал.
— Правительству США, — сказал он, — по-прежнему непонятно, почему Советский Союз не хочет принять американскую позицию, суть которой, если говорить коротко, состоит в том, чтобы была создана какая-то международная власть, которая взяла бы под свой контроль атомную промышленность государств. Эта власть должна получать достоверную информацию о том, что атомное оружие не производится и все государства строго
выполняют международное соглашение, которое должно быть заключено.
Тогда я спросил Баруха:
— Можете ли вы рассказать, что это была бы за власть и какие полномочия она имела бы?
До этой беседы Барух и его советники — Оппенгеймер и другие — никогда не уточняли, что бы она собой представляла. Не уточняли они и ее конкретных функций.
Было заметно, что подобного рода вопросы являются для моего коллеги трудными. Эти трудности вытекали из того, что Барух и его советники что-то сознательно не раскрывали. Становилось понятным, что им и не разрешено все раскрывать.
Отвечая на некоторые конкретные вопросы, относящиеся к этим двум крупным темам, Барух все же в конце концов сделал прозрачный намек:
— Международная власть, другими словами международный контрольный орган, должна обеспечить полный контроль над промышленностью всех государств мира, занимающихся производством расщепляющихся материалов. Иначе говоря, этот орган должен быть, во-первых, компетентным и, во-вторых, обладать достаточно широкими полномочиями, чтобы исключить всякого рода неожиданности.
Так Барух подтверждал американскую точку зрения, согласно которой контролерами должны быть люди, авторитетные в данной области. А такими людьми, по понятным причинам, являлись, как считали американцы, только представители США. Они являлись экспертами как по вопросам расщепляющихся материалов, так и самого атомного оружия.
— Вам и вашему правительству, — сказал я, — не надо упускать из виду главного — того, что сегодня нас разделяет в вопросе о ядерном оружии. Как поступить с этим оружием и в каком порядке впредь должны приниматься решения по этой проблеме? Такие проблемы следует рассматривать на основе принципа единогласия пяти держав — постоянных членов Совета Безопасности. Совсем недавно этот принцип был закреплен в Уставе ООН. А поскольку сама атомная комиссия является органом, существующим при Совете Безопасности, то на нее указанный принцип тоже распространяется, и от этого Советский Союз не собирается отступать.
Барух выслушал меня и реагировал замечанием:
— С такой позицией США согласиться не могут. Собственно, расхождения в этом тогда в комиссии и были главными. Всякие пропагандистские заявления о какой-то международной власти, которая решала бы все вопросы, касающиеся атомного оружия, да и других атомных проблем, носили производный характер. В такой наднациональный орган не верили серьезные политические деятели и в самом Вашингтоне. Но для Трумэна с его политикой — держаться подальше от договоренности с Советским Союзом — он подходил, хотя потсдамские решения ориентировали на другой курс.
Если что и добавила «юбилейная» беседа с Барухом к тому, что мы знали об американской позиции, так это определенное желание Вашингтона создать какое-то «всемирное управление» для того, чтобы, кроме США, ни одна страна в мире не вздумала требовать равного с ними положения в этом управлении.
Так все более четко выступала линия Вашингтона на закрепление монополии в области владения ядерной энергией. Такой монополией США тогда уже обладали. Произведенные к тому времени испытания, а также известные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки говорили сами за себя.
Вашингтон продолжал придерживаться этой позиции и впоследствии.
Надо признать, что механизм пропаганды, направляемый официальным Вашингтоном, работал бесперебойно. Непрерывно делались заявления, будто на пути к эффективному соглашению стоит Советский Союз. Ни слова не говорилось о том, что США стремятся закрепить свое монопольное положение в производстве расщепляющихся материалов. Идея создания международной власти, которая фактически являлась химерой, вводила в заблуждение даже некоторых крупных ученых.
Это было хорошо подмечено советскими научными работниками. Именно поэтому появилось тогда письмо четырех крупных советских ученых — президента Академии наук СССР С. И. Вавилова, директора Ленинградского физико-технического института АН СССР А. Ф. Иоффе, директора Института химической физики АН СССР Н. Н. Семенова и директора Института электрохимии АН СССР А. Н. Фрумкина. В этом письме была четко квалифицирована как неприемлемая позиция Вашингтона, направленная на то, чтобы не допустить выгодного для всех держав соглашения о запрещении ядерного оружия.
Письмо Альберта Эйнштейна, написанное в ответ на выступление советских ученых, было опубликовано в нашей печати в апреле 1988 года,[11] спустя сорок лет после его получения. Уже тогда, когда он его писал, то вел речь об опасности, которая угрожает всему человечеству.
От беседы с Барухом у меня остался определенно отрицательный осадок, так как ни одной свежей мысли по сравнению с тем, что уже ранее говорилось на эту тему им, его советниками, правительством США, не было высказано. Вашингтон был против соглашения с Советским Союзом.
Характерно, что даже Барух не употреблял выражения «мировое правительство», когда говорил о международном контрольном органе. Эта идея была настолько далека от реальности, насколько далеки были намерения тогдашнего правительства Трумэна от поддержания дружественных отношений с Советским Союзом. А ведь солдаты обеих союзных в войне держав — СССР и США — с объятиями встречали друг друга на Эльбе, когда заканчивалась великая битва против германского фашизма.
Описанная встреча с Барухом является еще одной иллюстрацией тех усилий, которые Советское государство прилагало к радикальному решению проблемы запрещения и ликвидации ядерного оружия в интересах мира.
Сознавал ли Барух, что США предъявляли неоправданные претензии? Не берусь судить. Он внимательно выслушивал разъяснения и доводы, которые приводились с нашей стороны. Но когда Барух начинал излагать официальную позицию, аргументировать ее, то из этого всегда следовало лишь одно — Советский Союз, как и все остальные страны мира, должен просто целиком положиться на «моральный авторитет» США и их миролюбие.
Даже если Барух верил и в то и в другое, то что бы он, будь жив, сказал, услышав доносящиеся из Вашингтона заявления в пользу права США на нанесение первого ядерного удара по Советскому Союзу? А ведь это заявления руководителей того же государства, которое Барух представлял в Комиссии по атомной энергии.
В умы людей его масштаба и склада глубоко запал культивировавшийся, да и культивируемый в США сегодня миф о непогрешимости тех, кто определяет направление американской внешней политики.
Является аксиомой, что в извечном противоборстве обмана и истины рано или поздно торжествует последняя. Это в полной мере относится к проблеме ядерного оружия. Разве не слышен сегодня голос миллионов людей, в том числе американцев, выступающих против ядерной войны, за ограничение, сокращение и ликвидацию ядерных вооружений? Хотя жертв политики обмана все еще остается немало.
«План Баруха», усердно рекламировавшийся американской стороной, оказался мертворожденным. Иначе и не могло быть, так как заложенные в нем содержание и цели заранее обрекали его на это.
Субъективно сам Барух мог считать, что защищает доброе дело. Но это не снимает с него того пятна, которым он «украсил» себя, отстаивая план, названный его именем.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.