Создание спецназа мирного времени

Создание спецназа мирного времени

Мое служебное положение было определено лишь осенью 1946 года, когда решением ЦК и правительства была создана спецслужба разведки и диверсий при Министре госбезопасности СССР (с 1950 года она называлась Бюро МГБ No 1 по диверсионной работе за границей), и я был назначен начальником, а Эйтингон моим заместителем.

В 1950 году около двух месяцев, наряду с Эйтингоном, моим заместителем был Коротков. С октября 1951 года по март 1953 года обязанности моего заместителя по бюро исполнял один из видных партизанских командиров в годы войны, Герой Советского Союза Прудников, в то время полковник. Моя задача заключалась в том, чтобы организовать самостоятельную службу, которая могла бы, в случае войны, быть преобразована в самые сжатые сроки в орган, направляющий боевую работу. Речь шла также о действиях на случай возникновения очагов напряженности внутри Советского Союза, которые могли перерасти в вооруженные конфликты в связи с разгулом бандитизма в Прибалтике и Западной Украине.

Не могу не остановится в этой связи на мало кому известной странице напряженной работы нашей разведки в конце 1940-х годов. Специальным приказом Сталина на моего заместителя, Эйтингона, было возложено проведение операции по оказанию содействия органам безопасности компартии Китая в подавлении сепаратистского движения уйгуров в так называемом Восточном Туркестане, более широко известном как Синьцзянский район КНР.

Красная Армия и наши спецслужбы еще в 1937 году использовали Синьцзян как пограничную территорию Китая для оказания существенной помощи вооруженной борьбе китайской Армии. Обстановка в этом районе в 1940—1944 годах резко обострилась ввиду спровоцированных японской агентурой действий уйгуров и казахов, под руководством Османа Батыра против советских и китайских войск. Повстанцы, вооруженные японцами, совершили ряд диверсионных акций против советских авиационных предприятий, находившихся в то время в Синьцзяне. Против Мао Цзедуна в 1944 году выступил видный деятель уйгуров Али-хан Тере, провозгласивший независимость Восточного Туркестана при молчаливом согласии Чан-Кайши, который был заинтересован в дестабилизации тыла китайских коммунистов.

Эйтингон и видный командир нашего партизанского движения, Герой Советского Союза Прокопюк организовали эффективное противодействие акциям чанкайшистских спецслужб. Уйгурские националисты в ожесточенных столкновениях в 1946—1949 годах потерпели полное поражение.

Заслуживает, однако, особого внимания то обстоятельство, что Эйтингон координировал действия с сотрудниками так называемой спецслужбы при председателе Совета министров СССР и ЦК ВКП (б). Поручение было настолько секретным, что я был проинформирован о нем как непосредственный начальник Эйтингона лишь в самых общих чертах, ввиду его длительных командировок в Синьцзян. Позднее в своих заявлениях Хрущеву о реабилитации Эйтингон упоминал о выполнении этого поручения Совета министров. Из его рассказов в тюрьме я узнал, что выделенный для координации действий с ним работник аппарата Сталина под фамилией Васильев имел в своем распоряжении агентурные связи в Китае из числа негласных членов компартии.

История операций этого самостоятельного разведывательного подразделения, существовавшего при руководстве советского правительства в 1930-1950-х годах, остается своеобразным «белым пятном» в нашей истории. Однако отдельные факты и ссылки в ряде документов на существование других разведывательных органов, помимо военной разведки и НКВД— НКГБ, подтверждают его существование.

Я сохранил свое положение как начальник самостоятельного подразделения в системе Министерства госбезопасности. Абакумов проявил достаточно такта, чтобы не лишать меня тех привилегий, которые я получал в годы войны: мне сохранили государственную дачу, меня продолжали включать в список лиц, получавших сверх служебного оклада ежемесячное денежное вознаграждение, а также имевших право на спецобслуживание и питание в кремлевской столовой. Мое положение изменилось лишь в одном отношении: меня больше не приглашали на регулярные совещания начальников управлений под председательством министра, как это было в годы войны. Интересно, что коллегия в МГБ при Сталине так и не была создана. С Абакумовым мы практически не общались, пока в один прекрасный день я неожиданно не услышал по телефону требовательный и уверенный как обычно голос Абакумова:

— До меня дошли слухи, что ваши сыновья планируют покушение на товарища Сталина.

— Что вы имеете в виду?

— То, что сказал, — ответил Абакумов.

— А вы знаете, сколько им лет? — спросил я.

— Какая разница, — ответил министр.

— Товарищ министр, я не знаю, кто вам об этом доложил, но подобные обвинения просто невероятны. Ведь моему младшему сыну — пять лет, а старшему — восемь.

Абакумов бросил трубку. И в течение года я не слышал от него ни одного слова на темы, не касавшиеся работы. Он ни разу не встретился со мной, хотя я и находился в его непосредственном подчинении. Все вопросы решались только по телефону.

В конце 1946 — начале 1947 года продолжалась серьезная реорганизация управления разведкой: в июле 1946 года было ликвидировано 4-е управление; в конце 1946 — начале 1947 года разведывательное управление МГБ передали в Комитет информации, созданный лишь в марте 1947 года, — полгода шел «раздел агентурного аппарата». Проработавший в 4-м управлении под моим началом всю войну Фишер, отвечавший за службу радиоразведки, был переведен в Комитет информации. При помощи Огольцова, первого заместителя Абакумова, мне удалось убедить Федотова, заместителя Молотова, что моей службе необходим свой радиоцентр. Принятое решение, что комитет и бюро должны пользоваться услугами одного и того же радиоцентра, не обрадовало меня. В комитете начальником управления по работе с нелегалами был назначен Коротков — он-то и разработал план использования Фишера (позже приобретшего известность под псевдонимом «Рудольф Абель») в качестве руководителя сети нелегалов в США и Западной Европе.

План Короткова должен был вначале получить мое одобрение, так как одной из основных его задач было проникновение на военные базы и сооружения в Бергене (Норвегия), Гавре и Шербуре (Франция). Я высказался категорически против, так как считал, что куда полезнее будет, если Фишер, работая за рубежом, усовершенствует нашу систему радиосвязи, вместо того чтобы подвергаться ненужному риску, руководя сетью нелегалов. Нелегальные радисты и агенты-нелегалы Должны быть либо мужем и женой, либо работать отдельно друг от друга, поддерживая связь через связного, чтобы максимально снизить риск быть захваченными вместе и провалить тем самым всю сеть. Именно несоблюдение этого правила привело к трагическим потерям в «Красной капелле» в годы войны. Коротков же, по существу, настаивал на том, чтобы Фишер сочетал руководство агентурной сетью и контроль за радистами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.