ВВЕДЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

отличие от революционных битв за свержение феодализма, развернувшихся в XVI–XVII вв., французская революция 1789–1794 гг. была первым восстанием буржуазии, «которое совершенно сбросило с себя религиозные одежды и в котором борьба была проведена на открыто политической почве. Она была также первым восстанием, в котором борьба была действительно доведена до конца, до полного уничтожения одной из борющихся сторон, именно аристократии, и до полной победы другой, именно буржуазии» (1, 22, 311)[1]. Столь радикальному характеру этого переворота способствовали и новые взгляды: идеи, выдвинутые французскими просветителями и воодушевлявшие тех, кто в конце века сокрушил «старый режим», гораздо решительнее отвергали старое мировоззрение, чем идеи, под знаменем которых происходила революционная борьба за буржуазные преобразования в Германии, Нидерландах и Англии.

«Философы» (как называли себя французские просветители) были убеждены, что живут в век победы разума над предрассудками, просвещения— над невежеством, свободы — над деспотией, терпимости — над фанатизмом, в век «триумфа философии» (Вольтер). Их предназначение, их миссия, считали «философы», распространять мысль о том, что основанное на опыте и разуме исследование действительности способно решить важнейшие проблемы, волнующие людей, несет свет и освобождение, приближает наступление в жизни общества царства разума. Уже крупнейшие зачинатели просветительского движения во Франции — Ш. Л. С. Монтескьё и в особенности Ф. М. Вольтер, выступившие в первые десятилетия века, не только провозгласили новое, буржуазное понимание политических, экономических, философских, этических проблем, но и решительно отвергли какую бы то ни было связь подлинной философии с религией и теологией, смело пошли на полный разрыв с освященной веками традицией. Еще радикальнее идеи, выдвинутые начиная с 40-х годов вторым поколением французских просветителей — Ж. О. Ламетри, Д. Дидро, К. А. Гельвецием, П. А. Гольбахом. Их воинствующий атеизм и материализм наложили глубокий отпечаток на все французское (и не только французское) Просвещение.

Чтобы объяснить, почему в ту или иную эпоху «торжествуют именно те, а не другие учения, надо предварительно ознакомиться с „состоянием умов“ в предыдущую эпоху…» (23, 215). На состояние умов в XVII в. огромное воздействие оказали философы-рационалисты — Р. Декарт, Б. Спиноза, Г. В. Лейбниц, X. Вольф. Они нанесли тяжелые удары по средневековому образу мышления, расчистив путь для материалистического мировоззрения. Но требование представить все вопросы на суд разума и материалистическое учение о природе сочетаются у Декарта с убеждением во всемогуществе чистого умозрения, с учением о врожденных идеях и попытками обосновать философскими доводами «истины» религии. Даже материализм Спинозы выступает в форме пантеизма и несет на себе печать теологии. Поскольку Декарт и Лейбниц обогатили математику и естествознание выдающимися открытиями, а Вольф сыграл большую роль в распространении естественнонаучных знаний, создалось впечатление, будто рационалистические системы покоятся на точных науках и даже необходимы последним. Однако успехи этих наук обнаружили их независимость от учений философов-рационалистов, более того, их несовместимость с этими учениями. В XVIII в. эпигоны рационализма занимаются далекими от подлинной науки идеалистическими спекуляциями, защищая обветшалые теологические взгляды. В то же время более высокая ступень, на которую поднимается философская мысль в XVIII в., представляет собой следующий шаг в развитии передовых идей, выдвинутых рационалистами XVII в. Прогрессивные французские философы отвергают веру в непогрешимость чистого умозрения, идеализм, стремление амальгамировать философию с теологией. Поэтому «французское Просвещение XVIII века и в особенности французский материализм были борьбой не только против существующих политических учреждений, а вместе с тем против существующей религии и теологии, но и открытой, ясно выраженной борьбой против метафизики XVII века и против всякой метафизики» (1.2, 139).

Сказанное относится к французскому Просвещению в целом. Позиции различных его представителей в некоторых существенных пунктах совпадали. Но при рассмотрении взглядов отдельных «философов» обнаруживается широкий спектр различных воззрений: среди просветителей представлены мыслители от революционных демократов (Руссо, Рейналь), воинствующих атеистов и материалистов (Ламетри, Дидро, Гольбах, Гельвеций), образующих революционное крыло Просвещения, до либералов и деистов (Вольтер, Монтескьё, Тюрго), составивших его умеренное крыло. К последнему направлению примыкает и Этьенн Бонно де Кондильяк, который избегал открытой критики церкви и теологии. Однако учение, развитое в его произведениях, сыграло немаловажную роль в формировании того понимания познания и бытия, человека и общества, которое отстаивали французские материалисты XVIII в.

Еще в XVII в. Дж. Локк, опровергая рационалистические принципы идеалистов этого столетия, выдвинул учение, основу которого составили материалистический сенсуализм и эмпиризм. Во Франции в первой половине XVIII в. пропагандистами локковских сенсуалистических идей выступили Вольтер, П. Л. М. Мопертюи и Ламетри. Но самую большую роль в распространении сенсуализма сыграл Кондильяк. Говоря о французских «философах», противопоставивших идеализму и рационализму XVII в. антитеологические, антиметафизические, материалистические теории, К. Маркс первым называет Кондильяка: он «направил локковский сенсуализм против метафизики XVII века. Он доказал, что французы с полным правом отвергли эту метафизику как неудачный плод воображения и теологических предрассудков» (там же, 144).

Дидро и его единомышленники видели в Кондильяке соратника, выдающегося «философа», восхищались «искусством, с каким он владеет своим оружием», направленным против идеалистических систем, считали, что «он страшен для творцов систем» (7, 55). К лагерю «философов» — просветителей относили Кондильяка, как правило, и их идейные противники. Влияние взглядов Кондильяка было очень велико и во второй половине XVIII, и в начале XIX в. В годы революции и в период Первой империи труды его составляли основу преподавания философии в высших учебных заведениях Франции. В это время в качестве последователей Кондильяка выступили «идеологи» [2] — А. Ляромигьер, А. Л. Дестют де Траси и другие, хотя у них уже намечается отход от материалистических идей философа. С окончательной победой реакции философские идеи, подготовившие революцию, начинают внушать буржуазии страх и отвращение. Уже Наполеон отрицательно относился к «идеологии», а в период Реставрации французская буржуазная мысль решительно отмежевывается от передовых идей XVIII в. и начинает борьбу с ними.

На Кондильяка, рассматриваемого как теоретика Просвещения, обрушивается град ударов. Его идеи опровергает не только Ж. де Местр, начавший свою борьбу против Просвещения еще в первые годы революции. М. Ф. Мен де Биран и В. Кузен, в юности испытавшие влияние философии Кондильяка, теперь подвергают ее ожесточенным нападкам с позиций спиритуализма и эклектизма. «Кондильяка вытеснила из французских школ только эклектическая философия», — писал К. Маркс (1, 2, 144), имея в виду взгляды Кузена и близких к нему философов.

В борьбе с материализмом эти философы видели главную свою задачу. В книге, специально посвященной критике сенсуализма XVIII в., Кузен утверждает, что система, разработанная Кондильяком, «ведет к материализму, фатализму, эгоизму» (38, 130); что Кондильяк лишь предавался комбинированию слов и цифр; что «он не знал ни человека, ни его идей, ни жизни, здравый смысл его никогда не сдерживал» (там же, 48).

На протяжении почти полувека представители французского идеализма поносили взгляды Кондильяка. В результате, как отмечается в одной из работ, вышедшей в 1864 г., философия этого мыслителя оказывается «почти повсеместно обесславленной», а его имя «произносится с презрением» (см. 58, 1). «Словарь философских наук» (1875) сообщал: «Сегодня не существует явных сторонников доктрины Кондильяка» (41, 2). Подобное отношение к Кондильяку было настолько распространено, что даже «маленький человек» А. Доде (1868) полагал, что читать его не стоит (см. 8, 88–89).

Правда, в работах некоторых идеалистов XIX в. — Ж. Ф. Дамирона (1862), Ф. Реторе (1864), М. Патрю (1866) — признается вклад Кондильяка в философию. Но если прежде и сторонники и противники Кондильяка видели в нем выразителя новых идей, провозглашенных в век Просвещения, то авторы названных работ доказывают, что его воззрения ничего общего с этими «ужасными» идеями не имеют, уверяют, что главное в его доктрине — спиритуализм и отстаивание основ религиозного мировоззрения. Такая интерпретация взглядов Кондильяка получила значительное распространение в XX в., когда интерес к философу возрос и появился ряд работ, обстоятельно исследующих его произведения. Так, один из этих авторов — Ж. Леруа утверждает, что философия Кондильяка «ни в чем не похожа на ту, которая обычно признается философией XVIII века» (см. 52, 2). В книге М. дель Пра и в других работах о Кондильяке выдвигается аналогичная точка зрения. Ее несостоятельность, однако, становится очевидной уже при первом рассмотрении содержания трудов мыслителя.