НОАКОВСКИЙ (Noakowski) Станислав-Витольд Владиславович

НОАКОВСКИЙ (Noakowski) Станислав-Витольд Владиславович

26.3(7.4).1867 – 1.10.1928

Архитектор, рисовальщик, педагог. Член Московского археологического общества. Академик архитектуры (1914). Автор надгробной часовни Кочубеев на Новодевичьем кладбище в Москве (1888), часовни «Сердца» Т. Костюшко в Раперсвиле и др. Книги «Польская архитектура, композиционные эскизы» (Львов; Варшава, 1920), «Польские замки и дворцы. Архитектурные фантазии. Руины замков на Мазовше» (Варшава, 1928), «Эскизы польской архитектуры в стилях XIII–XVIII» (М., 1916).

«Станислав Владиславович Ноаковский – академик архитектуры, читал историю искусств. В жизни он был как будто вял и флегматичен, ходил медленно, говорил тихо. Таким он выходил из учительской и плавно нес свое грузное тело в класс. Но когда он брал мел и подходил к доске, то как бы перерождался. Голос звучал уверено: „Французская готика – это горизонталь, немецкая – вертикаль“, – и рука его с неимоверной быстротой рисовала Нотр-Дам и рядом Кельнский собор. Это было гораздо убедительнее, чем картинки „волшебного фонаря“. В течение 10–15 минут вся огромная доска покрывалась рисунками, и какими! Это были подлинные произведения искусства. Потом все стиралось тряпкой, и снова рисунки, тысячи рисунков, иллюстрирующих искусство тысячелетий, с Египта до наших дней. Жаль, что фото тогда не было так развито. Его творения сегодня бы послужили нужному делу изучения истории искусства. Множество рисунков делал Ноаковский тушью на бумаге с очень своеобразной фактурой, которая прекрасно соответствовала его манере. Обычно Станислав Владиславович рисовал спичкой и лишь кое-где протирал краской. Таких рисунков было множество, но они как-то разошлись по рукам, а те, что сохранились в музеях, монографиях и открытках, не дают полного представления о могучем мастерстве художника.

Уроки Ноаковского проходили как какое-то волшебное действо, переносившее нас в разные города и страны. Они оставляли незабываемое впечатление и давали нам прочные знания. Сам Станислав Владиславович в эти минуты был полон фанатической силы. Я не преувеличу, сказав, что счастлив тот, кто видел его рисующим и говорящим.

Но вот звонок… Ноаковский кладет мел и опять мешковатой походкой тихо бредет в учительскую.

Он был очень добр, и мы по молодости лет злоупотребляли его добротой.

Как-то был такой случай. Мы с Колей Прусаковым стояли в большую перемену в музее у стенда. Коля спросил, нет ли у меня денег…Мои сомнения нарушил голос приятеля: „Поди к Стасе (так мы называли между собой Станислава Владиславовича), он даст“. Я не хотел идти, так как недавно брал у него. Коля стал меня убеждать, говоря, что Стася меня любит, что он ротозей, и наконец уговорил. Я шагнул из-за щита, увидел стоящего с обратной стороны Ноаковского и быстро бросился в глубь музея. Но меня остановил голос Станислава Владиславовича: „Комарденков, вам ко мне, куда же вы бросились в другую сторону?“ Я подошел, бледнея и краснея, еле выговорил, что мне туда. „Неправда, вам ко мне. Я слышал, как Прусаков говорил, иди к Стасе, он ротозей, он даст“. – „Нет, нет, что Вы“. – „Я все слышал“. Расстегнув сюртук, он вынул из жилета 20 копеек и протянул мне, говоря: „Не зовите только меня Стасей, и никому не говорите, что я ротозей“.

Сгорая от стыда, с двугривенным в руке бегу в столовую.

В годы первой мировой войны Станислав Владиславович делал много рисунков небольшого размера, которые быстро раскупались преподавателями, служащими и учениками. Деньги шли в пользу „Красного Креста“. Нужда в деньгах часто заставляла нас перепродавать их с надбавкой. И все же за них платили мало, главным образом потому, что они были небольшими. Это толкнуло некоторых из нас на подражание Ноаковскому. Однажды, натренировавшись, я сделал рисунок, который многие не могли отличить от его работ. Мне захотелось проверить это. Я улучил минуту и подал рисунок Станиславу Владиславовичу, чтобы он подписал. Он его повертел, посмотрел на меня, на рисунок и произнес, улыбаясь: „Ах, как я стал забывать перспективу“. Но все же в углу поставил инициалы латинскими буквами S.N.Так он подписывал свои работы. А через день меня вызвал преподаватель Александр Павлович Барышников и сказал, что Станислав Владиславович просил его повторить со мной перспективу. Мне было стыдно, и я долго боялся смотреть в глаза Станиславу Владиславовичу, не говоря уже о том, что перестал делать рисунки, подражая ему. Вот так, без шума, он больно наказал меня.

В 1916–1918 годах Станислав Владиславович был председателем совета училища, позднее уехал на родину в Польшу и умер на посту министра искусств» (В. Комарденков. Дни минувшие).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.