Предисловие

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Предисловие

«Но вот вдруг не то скрип, не то вздох, а за ним слабый, хриплый первый крик…»

«Болезни и страдания казались ему неважными, несущественными. Недуг отпадал, как короста с забытой в лесу отсохшей ветви…»

«Как будто светом изнутри стали наливаться темные зрачки, белок глаз стал как бы прозрачен, голубоват. Глаза остановились в выси, потом помутнели и потеряли эту мимолетную красу…»

Какие необычные слова о жизни и смерти… Они принадлежат лекарю с отличием Михаилу Афанасьевичу Булгакову. Но что мы знаем о нем как о враче? В сущности, слишком мало и отрывочно. Волшебный свет булгаковских образов, необъятное булгаковское мироздание как бы оставляют в тени реалии медицины, запечатленные в его великом художественном наследии.

Между тем врачебные предвосхищения писателя, хотя они, пожалуй, еще никогда не рассматривались в таком взаимовлиянии, пророчески обращены в наши дни. Очевидно, первым в XX столетии в строках «Морфия» Михаил Булгаков неотразимо остро показал грозную опасность наркоманий и трагизм столкновения больных наркоманией с медициной, лишенной милосердия. Прозорливая оценка еще одной трагедии века — наступления сифилиса и других венерических инфекций, касаясь сегодня в своей социальной проекции проблем СПИДа, отличает и рассказ «Звездная сыпь». Быть может, результаты борьбы с ростом числа жертв этих заболеваний были бы значительно выше, если бы больных лечили по Булгакову — сопереживая, не отторгая и не обвиняя. Эти литературные творения можно назвать выдающимися медицинскими декларациями, и гуманистический их смысл, по сути, еще не осознан наукой.

А нравственный облик героя «Записок юного врача»! Противостояние страха и мужества в его душе, доводы почти безнадежного риска, преодолеваемые силою совестливости, и счастье победы над угрозой смерти — в родильном зале или у операционного стола — все это передано очень волнующе. Вдохновляющая правда булгаковских страниц, посвященных земской медицине, достойна пристального внимания мировой медицинской общественности — по ним в противоречивости самой жизни постигаешь понятия врачебной чести и долга, учишься ощущать тайный внутренний свет этой профессии.

Разумеется, Булгаков — сын своих дней, нерв своей трудной эпохи. Человеческая беззащитность в вихре событий гражданской войны, ненависть к насилию и лицемерию, удушающая атмосфера диктатуры, опасность попрания интеллигенции, возможность губительных Последствий научного авантюризма и невежества — вот пульсирующие артерии его тем и тревог, не просто отражающих потрясения сурового времени, но опережающих его бег. Непреходящие эти картины эпической широты воссозданы блистательной рукой. Однако, поражая точностью деталей, глубиной и аналитичностью мысли и диапазоном психологических построений, Булгаков-врач живет и в этих строках. Как, быть может, лучшая школа реализма для восприимчивого ума, всему этому учит медицина, особенно если она избрана по призванию. И хотя Булгаков писал в автобиографии: «Судьба сложилась так, что ни званием, пи отличием не пришлось пользоваться долго», профессиональное видение, связанное с первоначальным жизненным опытом, сохранилось в нем навсегда. «Наутро он просыпается молчаливым, но совершенно спокойным и здоровым. Его исколотая память затихает…» — даже в этих прощальных строках «Мастера и Маргариты» ощущается взгляд врача.

Вместе с тем, современная энциклопедия врачевания немыслима без осознания булгаковских медицинских и деонтологических истин. Ведь слова автора «Морфия» из его дневника — «И буду учиться теперь. Не может быть, чтобы голос, тревожащий сейчас меня, не был вещим» — относятся и к этой сфере жизни. Разумеется, Мастер не ставил перед собою каких-то прагматических целей. И все же именно его позиции в медицине, очерченные пером художника, с неизъяснимой силой утверждают вечные моральные ориентиры в этой профессии. Сегодня, когда и медицины коснулся прибой нравственного кризиса, этические, вневременные ценности и идеалы в ней обретают особый смысл. Вслед за своим великим учителем доктором Чеховым Булгаков побуждает к пристальному взгляду в самое себя, наполняя энергией страсти такие светильники цивилизации, как Жизнь, Мужество, Нежность, Ответственность, Сострадание, Любовь.

Из окна своего маленького докторского кабинета на Андреевском спуске молодой врач Булгаков видел древнюю Флоровскую гору, соединявшуюся когда-то мостом с другим легендарным поселением родного города — Вздыхальницей. Перебросить еще один мост к Булгакову — вот о чем мечтал автор, вдыхая ауру этих стен. Начавшись с радости соприкосновения с духом таинственного турбинского дома, тропа постепенно расширялась. Рассказать о студенческих годах М. А. Булгакова и его учителях, о самоотверженной работе на врачебном поприще, проанализировать влияние и отзвуки медицинских знаний в его произведениях, попытаться раскрыть роль творческих открытий писателя для лучшего понимания ряда проблем врачевания — такова цель данного исследования. Оно состоит из глав «Начало пути», «Лекарь с отличием», «Благодаря близости к медицине», «Чехов, Вересаев, Булгаков», последовательно освещающих эти вопросы и взаимосвязи. В современной Булгаковиане, как нам думается, необходим и подобный труд.

Большое содействие в выявлении и изучении материалов и документов, отражающих врачебную биографию М. А. Булгакова, оказали сотрудники Государственного архива Киева, Отдела рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина, Центрального военно-исторического архива, Музея медицины УССР, Смоленской областной библиотеки, Республиканской научно-медицинской библиотеки им. Д. И. Ульянова. Некоторые из этих документов отображены в иллюстрациях. Важнейшим источником, наряду с сочинениями М. А. Булгакова, явились изыскания о его жизни и творчестве, в частности, труды, мемуары и публикации Н. А. Булгаковой-Земской, Е. С. Булгаковой, Т. Н. Лаппа, Л. Е. Белозерской, Е. А. Земской, М. О. Чудаковой, Л. М. Яновской, B. А. Каверина, В. Я. Виленкина, C. А. Ермолинского, В. Я. Лакшина, М. Е. Стеклова, А. М. Смелянского, В. В. Гудковой, Б. С. Мягкова, А. А. Нинова, В. И. Лосева, В. В. Петелина, А. С. Бурмистрова, Л. Ф. Хинкулова и других почитателей таланта писателя. Предлагаемая книга — лишь продолжение усилий, благодаря которым стало возможным возрождение Булгакова.

Автор выражает глубокую признательность Е. А. Земской, В. М. Светлаевой, В. Я. Виленкину, В. В. Гудковой, Т. А. Рогозовской, А. П. Кончаковскому, Ю. Н. Щербаку, М. С. Петровскому, Л. М. Яновской, Б. С. Мягкову, М. Б. Калъницкому, A. К. Волкотруб, Л. Г. Заверному, B. Я. Звиняцковскому, Р. И. Павленко, Ю. Н. Квитницкому-Рыжову, П. Е. Заблудовскому, В. М. Нольде, Е. А. Зайончковскому, Г. А. Шалюгину, Е. В. Мазурику, В. И. Лосеву, И. М. Трахтенбергу, Г. П. Лихтанскому, A. А. Грандо, А. Д. Лобунцу, Л. Л. Сахновскому, Н. Б. Манъковскому, Л. Л. Фиалковой, Т. Л. Кавецкой, Н. И. Железняк, М. И. Вязьмитиной, И. К. Позняковой, В. А. Фрелиху, B. С. Левину, Э. А. Скопиной, Г. Н. Зубченко, Л. Я. Новиковой за советы и помощь при подготовке рукописи.

Бесспорно, многие положения в предлагаемой книге отчасти субъективны. Однако это первый экскурс такого рода, первая попытка приближения к Булгакову как врачу. Все замечания будут восприняты с искренней благодарностью.

Выбрал медицину не случайно. Курс 1909-го года. «Милый Волк» и другие… «Для предъявления в одно из врачебных учреждений).

В тишине и уединенности читального зала Государственного архива Киева я вновь и вновь всматриваюсь в пожелтевшие от времени бумаги, хранящиеся в тонкой серой папке. Они переносят меня в начало девятисотых годов. Передо мной личное дело студента медицинского факультета Киевского университета Михаила Афанасьевича Булгакова, или, пользуясь архивоведческой терминологией, единица хранения № 16366, входящая в опись 465 фонда 16. Именно этот фонд охватывает былое университета. Пройдя сквозь трудную историю города, хрупкие свидетельства прошлого непостижимым образом сохранились.

Листки разного формата, с выцветшими штампами, полустертыми резолюциями, пометками карандашом и чернилами, зримо отражающие стиль эпохи… Они позволяют охватить почти семь лет молодости Булгакова, попытаться вглядеться в нравственные истоки его личности, понять, как возникли в «Театральном романе» слова «Не хитрый, не жадный, не лукавый, не лживый, не карьерист…», достойные, быть может, включения в клятву Гиппократа.

Свод документов открывает свидетельство важного жизненного решения юного Михаила Булгакова — прошение ректору университета, в котором предопределен выбор будущей профессии: «Имею честь просить Ваше превосходительство зачислить меня студентом медицинского факультета Университета св. Владимира. При сем прилагаю… аттестат зрелости за № 1195, формулярный список о службе отца, метрическое свидетельство, выданное из Киевской консистории, свидетельство о приписке к призывному участку. Кроме того, прилагаю три фотографические карточки, засвидетельствованные надлежащим образом».

Прошение датировано 17 июля 1909 г. Ниже адрес, который станет знаменитым: Андреевский спуск, 13, кв. 2. Виден штамп: «Получено в канцелярии Университета св. Владимира 20 июля 1909 г.». Здесь же резолюция о приеме в университет и пометка о том, что 21 августа проситель включен в число студентов. Учитывая разрыв в датах написания и регистрации прошения, можно предположить, что оно было отправлено М. Булгаковым по почте.

Темно-зеленый покоробленный коленкоровый переплет, плотные гладкие странички… Это личная студенческая книжка М. А. Булгакова. Дата заполнения ее титула — 21 августа 1909 г. — совпадает с днем зачисления в университет. Внизу ясно читаемая подпись. Крупный четкий почерк, заглавная буква М, переходящая в строчную б, — отражение быстрого целостного движения руки. Подпись Михаила Афанасьевича уже не изменится до конца жизни, она почти такая же и на последней его фотографии, которую он надписал Е. С. Булгаковой, почти утратив зрение.

Собственно, именно этот матрикул впервые вполне наглядно показывает, кто учил Михаила Афанасьевича, как шел он к важной и таинственной работе врача. Записи на страничках студенческой книжки, запечатлевшей поистине знаменитые имена в отечественной науке, завершаются 1915 годом.

«О, восемь лет учения! Сколько в них было нелепого и грустного и отчаянного для мальчишеской души, но сколько было радостного. Серый день, серый день, серый день, утконсекутивум, Кай Юлий Цезарь, кол по космографии и вечная ненависть к астрономии со дня этого кола. Но зато и весна, весна и грохот в залах, гимназистки в зеленых передниках на бульваре, каштаны и май, и, главное, вечный маяк впереди — университет, значит жизнь свободная, — понимаете ли вы, что значит университет?… Закаты на Днепре, воля, деньги, сила, слава» {1}.

Каштаны и май на Бибиковском бульваре, на зеленом киевском меридиане. Как раз здесь, в приготовительном классе старейшей 2-й гимназии (теперь в этом здании по бульвару Шевченко, 18, размещается междугородная телефонная станция), Булгаков начал свое ученичество. И лишь затем в его биографию войдет 1-я гимназия (здание, построенное архитектором А. В. Беретти), обитель Н. И. Пирогова, ныне — один из корпусов университета, все еще ждущий мемориальной доски в честь писателя.