Новые книги и возвращение к рождению
Новые книги и возвращение к рождению
В конце ноября 1976 г. в Америке была издана девятая книга Лэйнга «Факты жизни»[418]. Эта книга, переведенная на русский язык под названием «О важном», посвящена проблемам пренатальной психологии. Вплетая в повествование собственную биографию, истории из жизни, мифологические сюжеты и случаи своих пациентов и знакомых, Лэйнг создает причудливую смесь научных измышлений, смелых предположений и жизненной правды. Книга больше апеллирует к чувствам, чем к разумным доводам, и, надо признать, читается на одном дыхании.
В центре книги лежит идея о том, что пренатальный и ранний постнатальный путь человека, пусть даже и неосознаваемо, запечатлевается в его памяти. Лэйнг основывается на том факте, что тысячи различных людей – мужчины и женщины, богатые и бедные, пожилые и молодые – либо всегда помнили, либо вспоминали внезапно, словно во вспышке, в процессе психотерапии, в ходе психоделического опыта, свое рождение или какие-то моменты внутриутробного развития. Период от зачатия до родов, включая последние, поэтому является важным этапом человеческой жизни, значение которого не нужно преуменьшать. Лэйнг прекрасно понимает, что его наблюдения не нужно абсолютизировать. «Однако, – пишет он, – это спорный вопрос, действительно ли точное знание о нашей микроскопической первооснове и ее разрастании в макроскопическую структуру что-то меняет или приводит в конечном счете к решению всех основных философских проблем, заключенных в вопросе „Кто я?“»[419]. Тем не менее он развивает масштабный проект пренатальной психологии.
Лэйнг отталкивается от тезиса:
Среда запечатлевается с самого начала моей жизни: с момента появления перво-меня. То, что случается с первой или второй клеткой меня, может отразиться на всех последующих поколениях моих первых клеточных родителей. <…> Наше первое переживание мира мы получаем в маточной трубе женского тела[420].
Далее в своей книге он развивает и доказывает этот тезис.
В своей жизни, как считает Лэйнг, человек проходит три стадии: от зачатия до имплантации, от имплантации до рождения, постнатальная жизнь. На всех этих стадиях человек тесным образом связан со своей матерью, которая предстает в различных образах: М0 – мать до зачатия, M1 – мать с момента зачатия до имплантации, M1.1 – мать с момента имплантации до завершения родов, М2 – постнатальная мать. Лэйнг подчеркивает, что незамеченным остается, казалось бы, простой факт, что М0 = M1 = М2.
По мнению Лэйнга, в последующей, постнатальной жизни человека, предположительно, имеют значение все произошедшие с ним пренатальные события. Имеет, в частности, значение то, был ли ты желанен или нежеланен для матери, с радостью или с разочарованием она восприняла известие о скором появлении нового человека. Этот пренатальный опыт желанности/нежеланности отпечатывается не в эмоциональной сфере будущего ребенка, он становится изначальным опытом детско-родительского взаимодействия. Здесь Лэйнг как социальный феноменолог идет вглубь жизни и стремится найти истоки последующих гармоничных или дисгармоничных семейных отношений. И желанность/нежеланность будущего ребенка начинает играть первостепенную роль:
Разница между желанностью и нежеланностью, между благожелательной и неблагожелательной средой – это единственная в мире разница. Ты или желанен, или нежеланен – даже когда входишь в комнату![421]
Опыт принятия или отторжения является основополагающим: он определяет развитие ребенка, благополучие семейных отношений, гармоничность взрослой личности, но с этим опытом будущий человек впервые сталкивается на всех стадиях внутриутробного развития. В качестве таких значимых моментов этой жизни до рождения Лэйнг выделяет: зачатие, имплантацию в матке, хорионический страх отрыва эмбриона и выкидыша, рождение и перерезание пуповины. На каждой из этих стадий могут возникнуть проблемы и на каждой из них вследствие этих проблем можно фиксироваться. Впоследствии это даст о себе знать уже во взрослой жизни. Вот как, к примеру, Лэйнг иллюстрирует хорионический страх выкидыша:
Бизнесмен тридцати шести лет: У меня такое чувство, будто я вишу на отвесной скале, вцепившись ногтями. Если сорвусь – унесет рекой вниз по течению. Смоет. И я сделаюсь законченным сумасшедшим[422].
А вот так он подтверждает последствия проблемной имплантации: «Мисс Б. пятидесяти лет: Она плывет, ее несет по течению, все дальше и дальше, часто в каком-то кружении, но она никак не может найти дом или построить дом, или осесть»[423]. Эти проблемы могут переживаться не только самим эмбрионом, но и матерью. Лэйнг предполагает, что такая возможность есть:
У нее случился выкидыш спустя два часа после пробуждения от следующего сна:
она бредет через Иерусалим
город лежит в руинах и обломках
не за что ухватиться
некуда войти
Она хочет узнать, может ли это быть сном эмбриона[424].
Переживание отдельных моментов внутриутробного развития может иметь не только негативное, но и позитивное значение. В психотерапии как практика повторного рождения такая техника может стимулировать человека к переоценке своей жизни, дать ему новую жизнь и еще один шанс. Лэйнг приводит описание одного из таких психотерапевтических сеансов, на котором ему довелось присутствовать:
К настоящему времени Элизабет «помогла родиться» почти сотне человек, обоего пола, всех возрастов; некоторым – многократно.
В тот вечер на глазах сорока-пятидесяти человек в присутствии съемочной группы она «родила» семерых.
На эксперимент решился один из операторов. Через это прошел и я. И девятнадцатилетняя девушка, обучавшая йоге; и пятидесятичетырехлетний ученый.
Девушке шестнадцати лет был поставлен диагноз психоза. Отсутствующий вид, тусклые глаза, кожа дряблая, сухая. Она корчилась, извивалась, билась в конвульсиях, агонизировала на полу что-то около пятнадцати минут, прежде чем почувствовала, что «выбралась наружу».
За эти пятнадцать минут с ней произошли разительные перемены. Ее глаза стали ясными, почти сияющими. Кожа – теплой и влажной. Она с удивлением призналась, что прежде не ощущала ничего подобного[425].
Работа была совершенно не похожа на предыдущие книги Лэйнга и по тематике, и по стилю. Если выбивавшиеся из общей канвы его творчества более ранние «Узелки», были при всем различии стиля вплетены в него общей проблематикой – интересом к межличностным отношениям, то «Факты жизни» отражали не профессиональный интерес, а, скорее, увлечение. Реакция критиков поэтому была неожиданной, как и сама работа.
Вскоре после выхода в «New Review» вышла рецензия Энтони Клэра, в которой он невысоко оценил работу Лэйнга. В обзоре она была представлена как «скучная, к сожалению, на самом деле скучная книга»[426]. В первый раз Лэйнг услышал от кого-то прилагательное «скучный» в свой адрес.
Почти одновременно с рецензией вышла книга профессора психологии университета Хьюстона в Техасе Ричарда Эванса под названием «Р. Д. Лэйнг: человек и его идеи». Под редакцией Энтони Клэр тогда же была издана книга «Психиатрия в спорах». Эти работы стимулировали новую волну интереса к антипсихиатрии, нараставшую в 1976 г., на которой в 1977 г. вышел и спецвыпуск журнала «New Review» по теме «Антипсихиатрия: дебаты». Однако несмотря на всплеск интереса к психиатрии, «Факты жизни» так и осталась неоцененной книгой.
В русле проблематики рождения и эмбрионального развития Лэйнг развивает тогда и свою деятельность. Его приглашают участвовать в документальном фильме «Рождение» новозеландского режиссера Элен Бру, посвященного методике родов. Этот фильм рассказывал о том, что все современные методики проведения родов основаны на убеждении в том, что рождающийся ребенок не является разумным существом, что он в процессе своего вхождения в мир переживает нестерпимую боль и мучения. Лента получила широкое международное признание: была показана на кинофестивалях в Эдинбурге, Мельбурне, Милане, в Каннах и др., получила награды как лучший телевизионный фильм на Мельбурнском кинофестивале и как лучший документальный фильм в Новой Зеландии в 1978 г.
Лэйнг использовал выход фильма для продвижения Филадельфийской ассоциации и организовал цикл лекций «Наш подход к психиатрии». В Филадельфийскую ассоциацию входили тогда Фрэнсис Хаксли, Леон Редлер, Хью Кроуфорд и Джон Хитон. Диссонанс некоторой консервативности Лэйнга и радикальности тематики лекций бросался в глаза. В «New Society» его выступление было представлено следующим образом: «Лэйнг сидел с краю, как две капли воды похожий на свою фотографию в выпуске „New Society“ двухнедельной давности. Он был одет почти крайне консервативно (не для предотвращения ли критики со стороны медиков?): великолепно сидящий костюм, запонки, зеркальные черные туфли, неброский галстук и носки, которые, казалось, держались на подтяжках. Его коллеги выглядели совершенно по-другому: расстегнутые рубашки, модные ботинки, легкие костюмы, небритость. Если одежда делает человека или, по крайней мере, является отражением человека, здесь был представлен диапазон, которым Маркс и Спенсер были бы довольны»[427].
В конце 1976 г. Лэйнг заканчивает очередную книгу, изданную в 1977 г. под названием «Ты любишь меня? Истории в диалогах и стихах». Здесь он представал перед читателями не как радикальный психиатр, а как философствующий поэт. Лэйнг любил вспоминать, что кто-то сказал ему после выхода этой книги, что написана она в жанре бенгальской уличной лирики[428]. Здесь он не высказывает никаких психиатрических или антипсихиатрических идей, а, скорее, продолжает ту линию, которая была намечена им в «Райской птичке» или в «Узелках». В маленькой шестидесятистраничной книжечке в поэтических или прозаических отрывках он выводит на поверхность коллизии межличностных отношений, истории понимания или непонимания себя и других.
Открывает работу диалог «Возвращение блудного сына», в котором, как уже отмечалось, многие критики усматривали биографические отсылки:
МАТЬ: он приехал, чтобы повидаться с тобой
СЫН: привет, пап
ОТЕЦ: привет (пауза). А ты кто?
СЫН: я твой сын, пап
ОТЕЦ: о, мой сын
СЫН: да, пап
ОТЕЦ: а зовут-то тебя как?
СЫН: Питер
ОТЕЦ: ты мой сын Питер
СЫН: да, пап
ОТЕЦ: ты мой сын Питер
СЫН: да, пап, я твой сын Питер
ОТЕЦ: а, ты жил вместе с моей женой я не думал, что увижу тебя когда-то еще
СЫН: да, но я здесь, пап
ОТЕЦ: рад тебя снова видеть, Питер
СЫН: и я рад, пап
ОТЕЦ: Питер, а ты женат?
СЫН: да, пап
ОТЕЦ: и дети есть?
СЫН: да, пап
ОТЕЦ: а отчего же ты вернулся?
СЫН: я был поблизости
ОТЕЦ: а твоя жизнь удалась?
СЫН: тьфу, тьфу, тьфу, пока да
ОТЕЦ: хорошо, что хорошо
ОТЕЦ: Питер, а ты женат?
СЫН: да, пап
ОТЕЦ: и дети есть?
СЫН: да, пап
ОТЕЦ: чем занимаешься?
СЫН: я музыкант
ОТЕЦ: Питер всегда увлекался музыкой
СЫН: да уж
ОТЕЦ: ты надолго?
СЫН: да нет, через несколько минут уезжаю
ОТЕЦ: что ж, был рад с тобой повидаться, Питер
СЫН: я тоже был очень рад, пап
(пауза)
СЫН: как ты-то поживаешь?
ОТЕЦ: я хочу, чтобы она умерла раньше меня
СЫН: ты не должен так говорить
(пауза)
ОТЕЦ: ты музыкант
СЫН: да
ОТЕЦ: мой сын Питер – фокусник ты не знаешь его?
СЫН: вряд ли
ОТЕЦ: он много гастролирует он очень знаменитый, ты точно уверен, что не знаешь его?
СЫН: это я и есть
ОТЕЦ: это ты
СЫН: я твой сын Питер
ОТЕЦ: ты мой сын Питер я даже и не думал, что увижу тебя еще это здорово, ты слышишь, это мой сын Питер
СЫН: ты нашел своего сына Питера?
ОТЕЦ: да, моего мальчика
СЫН: а что бы ты сказал об отце Питера?
МАТЬ: хватит!
СЫН: почему?
МАТЬ: ты заходишь слишком далеко
СЫН: да успокойся, все нормально
МАТЬ: ты всегда так говоришь
СЫН: не вмешивайся
МАТЬ: нет, это мое дело
СЫН: что ты думаешь о Питере?
ОТЕЦ: (улыбается) он негодяй
МАТЬ: (закрывает рот отца ладонью и говорит сыну) довольно этого вздора
СЫН: (с силой убирает ее руку ото рта отца, она, насколько хватает силы, сопротивляется, пока не кладет руки на колени) все будет хорошо (целует ее) поверь мне, мне нужно идти (поворачивается к отцу) я Питер, пап, я должен идти
ОТЕЦ: хорошо, рад был повидать тебя, Питер не думаю, что когда-нибудь снова увидимся
СЫН: пока, пап рад был повидаться
ОТЕЦ: пока, Питер, всего хорошего
СЫН: пока, мам
(целует ее)
МАТЬ: не пропадай опять
СЫН: не буду
(целует ее)[429]
Здесь мы встречаем уже знакомых по другим книгам Лэйнга, в частности, по «Узелкам», Джека и Джилл:
Джек и Джилл женаты и любят друг друга
Иногда Джек думает, что у Джилл интрижка
с Томом, Диком или Гарри, но он ошибается
Джон – лучший друг Джека
от Джона ушла жена, и Джек пригласил Джона
пожить с ним и Джилл
Джек утешает Джона, Джон спит с Джилл
так Джилл понимает, что Джек больше не может доверять Джону
Возмущенная предательством Джона по отношению к Джеку,
она говорит Джеку, что тот больше не может ему доверять, но не объясняет, почему
Джек понимает, что Джилл ревнует его к Джону и хочет
разбить их дружбу
Джек бросает Джилл
Джек и Джон остаются друзьями[430]
Те же коллизии отношений передают и стихи, включенные в это издание. Завершает его диалог влюбленных:
ОНА: ты меня любишь?
ОН: да, я люблю тебя
ОНА: больше всех?
ОН: да, больше всех
ОНА: больше всего на свете?
ОН: да, больше всего на свете
ОНА: я нравлюсь тебе?
ОН: да, ты нравишься мне
ОНА: тебе нравится быть со мной?
ОН: да, мне нравится быть с тобой
ОНА: тебе нравится смотреть на меня?
ОН: да, мне нравится смотреть на тебя
ОНА: ты думаешь, я говорю глупости?
ОН: нет, я не думаю, что это глупости
ОНА: я кажусь тебе симпатичной?
ОН: да, я думаю, ты симпатичная
ОНА: я наскучила тебе?
ОН: нет, ты мне не наскучила
ОНА: тебе нравятся мои брови?
ОН: да, мне нравятся твои брови
ОНА: очень?
ОН: очень
ОНА: а какая из них больше?
ОН: если я скажу об одной, второй будет обидно
ОНА: ну скажи
ОН: они обе очень изящны
ОНА: честно?
ОН: честно
ОНА: а ресницы, у меня красивые ресницы?
ОН: да, очень-очень красивые ресницы
ОНА: и все?
ОН: они просто восхитительны
ОНА: тебе нравится мой запах?
ОН: да, мне нравится твой запах
ОНА: а мои духи
ОН: и твои духи
ОНА: как ты думаешь, у меня хороший вкус?
ОН: да, у тебя хороший вкус
ОНА: а как ты думаешь, я талантливая
ОН: да, я думаю, ты талантлива
ОНА: тебе не кажется, что я ленива?
ОН: нет, мне не кажется, что ты ленива
ОНА: тебе нравится прикасаться ко мне?
ОН: да, мне нравится прикасаться к тебе
ОНА: а я забавна?
ОН: только в хорошем смысле
ОНА: ты что, смеешься надо мной?
ОН: нет, я над тобой не смеюсь
ОНА: ты и в самом деле меня любишь?
ОН: да, я на самом деле тебя люблю
ОНА: скажи я люблю тебя
ОН: я люблю тебя
ОНА: и ты хочешь обнимать меня?
ОН: да, я хочу обнимать тебя и сжимать тебя в объятиях
ОНА: и это хорошо?
ОН: это замечательно
ОНА: поклянись, что никогда не бросишь меня
ОН: я клянусь, что никогда-никогда не брошу тебя, ей богу, не сойти мне с этого места, если я лгу
(молчание)
ОНА: ты действительно меня любишь?[431]
Эта книга была принята очень плохо, и одна разгромная рецензия следовала за другой. Однако некоторым знакомым Лэйнга книга понравилась. Так, очень высоко ее оценил Энтони Берджес, чем Лэйнг очень гордился.
Вообще, Лэйнга теперь не очень волновало мнение о его книгах. После поездки на Восток он знал, что такое преходящность, и не реагировал на мелочи жизни, но среди реакций были и приятные. Эдвард Питербридж, известный театральный актер, читавший радиопостановку «Узелков», высказал желание поставить «Ты любишь меня?» в театре. Эта пьеса была успешно поставлена и не один сезон шла на сценах не только Лондона, но и Парижа, Рима, Мюнхена, Франкфурта и других городов Европы.
В сентябре 1977 г. Лэйнг также вынашивал идею своего рода балета, представляющего оплодотворение: это должен был быть танец сперматозоида, внедряющегося в яйцеклетку, сначала соревнующегося с другими сперматозоидами, а потом добирающегося до цели и переживающего экстаз вторжения. Он был полностью охвачен этой идеей и поделился ею с музыкантами и продюсерами Кеном Хауардом и Аланом Блэйкли, но, к сожалению для него, идея их не впечатлила. Зато у них созрела другая: они хотели соединить свою музыку и слова Лэйнга. Она-то и была реализована. В итоге в 1978 г. вышла пластинка «Жизнь перед смертью», где Лэйнг читал и пел под музыку Хауарда и Блейкели. Выход этой пластинки, к сожалению, остался практически незамеченным, хотя маленькие обзоры и вышли в «Observer», «Music Week», «National Student», «Gay News» и «The Yampsteat and Highgate Express».
В это же время Лэйнг работает над своей следующей книгой «Беседы с Адамом и Наташей», которая выйдет в 1977 г.[432] Книга строится на основании записей разговоров Лэйнга с детьми от Ютты и проводит идею свободного межпоколенческого общения. В ней Лэйнг, как это было свойственно ему в поздних работах, не развивает никакой теории, не проводит обобщений, а всего лишь представляет на суд читателя простые диалоги, поднимающие проблемы воспитания и общения с детьми.
Диалоги, представленные в книге, – это результат шестилетних записей из дневника, который вел Лэйнг. Он всячески настаивал, что никак не редактировал их, не подправлял и не структурировал. Все диалоги были записаны им не более чем в течение двадцати четырех часов после того, как они состоялись.
Эта книга бесед стоит особняком по отношению ко всем более ранним работам Лэйнга не только потому, что написана в другом стиле и жанре. Она отражает все тот же старый интерес Лэйнга к межличностной коммуникации, однако в этом интересе он заходит с совершенно другой стороны. Это первая книга в его творчестве, в которой он говорит об успешной, ненарушенной, обоюдной, не патологическом коммуникации, он впервые описывает взаимный и подлинный диалог. Можно сказать, что здесь он наконец-то реализует свою мечту начала 1960-х, которая тогда должна была воплотиться во втором томе «Здоровья, безумия и семьи», в исследованиях нормальных семей. Тогда он собирался сопоставить две разновидности коммуникации, но до сопоставления, как мы помним, дело так и не дошло. Теперь, пятнадцать лет спустя, он восполняет этот пробел, вынося на публику отношения в собственной семье:
Я всегда получал немалое удовольствие от диалога, от остроумной беседы, от взаимодействия и вообще от взаимности. Однако большую часть своей жизни я исследовал не доставляющую удовольствия, нарушенную коммуникацию или вовсе отказ от коммуникации в рамках семейного контекста, стремясь показать их формы, описать и теоретически осмыслить это разрушенное пространство. Я делал это во многом потому, что считаю очень важными те пути, благодаря которым мы приближаемся или отдаляемся от людей, с которыми мы живем. Они затрагивают все сферы; как интеллектуальное, духовное и физическое, так и биологическое и социальное бытие. <…> Однако по другую сторону этой истории я практически никогда не заглядывал. Язык успешного диалога понимающих друг друга людей удивительным образом запутан и сложен[433].
Все диалоги датированы мартом 1970 г. – декабрем 1976 г., т. е. представляют нам шесть лет семейной жизни Лэйнга и время развития его детей. Они говорят с отцом и матерью, знакомыми Лэйнга и своими друзьями о боге и обыденных вещах, старении, смерти и рождении, о космосе и игрушках, о событиях своей жизни и о том, что происходило до их рождения, – обо всем том, о чем говорят дети в их возрасте. Они дерутся и мирятся, мешают работать и играют с Лэйнгом, капризничают и признаются в любви. Все эти диалоги отражают детское мировоззрение – наивное и проницательное, только нащупывающее мир, – и напоминают газетную рубрику «Говорят дети»:
* * *
Март 1970 г.
АДАМ: у тебя нет длинной палки?
ПАПА: нет
АДАМ: а лестницы?
ПАПА: зачем она тебе?
АДАМ: я хочу сбить солнце, разломать его напополам, мама приготовит его, и мы его съедим
ПАПА: но как же мы будем без солнца?
АДАМ: мне оно не нравится
ПАПА: а что с ним не так?
АДАМ: оно мне надоело
ПАПА: но это же солнце. Я люблю солнце
АДАМ: я найду другое
ПАПА: где?
АДАМ: в Вулвортс
ПАПА: Хорошо, что у меня нет лестницы, если ты хочешь этого
ПАПА: Ну папа… (пауза) разве бы у меня не получилось, если бы я стал на нее на цыпочках и столкнул его палкой?[434]
* * *
Остров Цейлон, апрель 1971 г.
АДАМ (слыша отзвуки сражений и стрельбы в Канди в четырнадцати милях от нас): я хочу пойти в Канди, убить всех, разрезать их на куски и съесть на завтрак вместе со всеми их пистолетами
ПАПА: с какой это стати
АДАМ: а потому что я хочу стрелять в людей, пусть они умрут, как в прошлый раз
ПАПА: что значит в прошлый раз?
АДАМ: в прошлый раз, когда я был здесь
ПАПА: здесь?
АДАМ: в прошлой жизни
ПАПА: с чего ты взял?
АДАМ: я помню. Я был солдатом. Я убил много людей
ПАПА: неужели
АДАМ: а ты в прошлой жизни убивал людей?
ПАПА: думаю, нет
АДАМ: а совсем-совсем давно?
ПАПА: нет
АДАМ: но ты же убивал людей давно-давно-давно
ПАПА: может быть, но я не припоминаю
АДАМ: ты просто не помнишь! (с недоверием)
ПАПА: нет
АДАМ: да[435]
* * *
март 1973 г.
АДАМ: что ты читаешь?
Я: стихи о любви
АДАМ: а есть стихи о ненависти?
Я: я как раз собирался почитать их, но ты мне помешал
АДАМ: (прыгая от радости) почему бы тебе тогда не написать стихотворение с капелькой ненависти?[436]
* * *
декабрь 1973 г.
ПАПА: мне нужно кое-куда сходить
НАТАША: а можно мне с тобой?
ПАПА: нет, я ненадолго
НАТАША: ты скоро придешь?
ПАПА: да
НАТАША: хорошо, папа, (думает) но папа…
ПАПА: что
НАТАША: папа, ты меня любишь?
ПАПА: да, Наташа, я тебя люблю
НАТАША: ну, если ты меня любишь, я должна быть рядом с тобой, я должна быть рядом с тобой, если ты меня любишь[437]
* * *
1 сентября 1974 г.
АДАМ: мне страшно
Я: что случилось?
АДАМ: я кое-что сказал, и не знаю, можно ли так делать
Я: что ты сказал?
АДАМ: помнишь, как женятся?
Я: да
АДАМ: я кое-что из этого сказал
Я: что кое-что?
АДАМ: я объявляю вас мужем и женой
Я: кому ты это сказал?
АДАМ: кукле
Я: какой кукле?
АДАМ: японской кукле Наташи
Я: японской кукле Наташи?..
АДАМ: это правильно? Все будет хорошо?
Я: да, все нормально[438]
* * *
Девон, май 1975 г.
Вечером
НАТАША: что это за книжка?
РОННИ: это Библия
НАТАША: что значит Библия?
РОННИ: это книга историй о Боге и о нас
НАТАША: в ней рассказываются истории о Боге
РОННИ: да Наташа, все эти истории о Боге
НАТАША: это истории, которые люди рассказывают о Боге
НАТАША: там рассказано, какой Бог?
РОННИ: наверное
НАТАША: прочитай мне одну
Я читаю ей первые двадцать два стиха из Бытия.
НАТАША: это все о Боге?
РОННИ: да Наташа: на этой странице про Бога? (пролистывая и выбирая страницы наугад)
РОННИ: да
НАТАША: и на этой?
РОННИ: да
НАТАША: и на этой?
РОННИ: да
НАТАША: и на этой?
РОННИ: да
НАТАША: наверное, Бог на каждой странице
РОННИ: мы называем Его разными именами, но у Него не может быть имен, потому что мы не знаем Его настоящего имени
НАТАША: я знаю, он не девочка (пауза) и не мальчик (пауза) ты же не знаешь, мальчик Он или девочка?
РОННИ: нет
НАТАША: мы не можем узнать Бога, но Он все знает о нас и о Себе самом
РОННИ: откуда ты это знаешь?
НАТАША: я не знаю, откуда я это знаю
РОННИ: но ты знаешь это
НАТАША: да, и никто не может увидеть Бога, но Он может видеть нас и Он может видеть Себя самого
Он может находиться в этом доме
Он может быть за дверью
Он может постучаться в дверь, но
Он не сможет достучаться до нас, потому что мы не услышим Его, так?
РОННИ: да
НАТАША: но мы не услышим стука Бога (грустно улыбаясь) Он должен постучать в специальную божественную дверь!
РОННИ: А как мы узнаем, что это божественная дверь?
НАТАША: а как кто-то вроде меня может узнать, где эта дверь?
РОННИ: а как ты думаешь, Богу нравятся такие разговоры?
НАТАША: мне кажется, он не против
(пауза)
может, мы смотрим через Него,
как через твои очки (смеется, серьезнеет, становится озадаченной)
(пауза)
Как по-твоему?
РОННИ: не знаю (пауза)
(задумчиво) смотреть через Него, но не видеть Его
НАТАША: Он Сам себя видеть может. Мы не можем видеть Его.
некоторые боги могут Его видеть. Он может видеть нас
(говоря это, она листает Библию)
я не могу просмотреть каждую страницу, а то поздно лягу спать и устану, я пойду, папа
РОННИ: хорошо, Наташа[439]
* * *
суббота 14 февраля 1976 г.
Наташа и Адам поссорились.
НАТАША: чтоб он умер
ЮТТА: О… Наташа
НАТАША: жаль, что он не умер зародышем, лучше бы он никогда не родился
ЮТТА: Наташа, так нельзя! Адам твой брат, и ты бы скучала по нему
НАТАША: я хочу скучать по нему[440]
* * *
16 июня 1976 г.
НАТАША: где танцует снег?
ПАПА: я не знаю
НАТАША: в снежке[441]
* * *
воскресенье, 27 июня 1976 г.
Наташа читает про себя в полной тишине.
НАТАША: ты слышишь, как я читаю
ЮТТА: нет
* * *
июнь 1976 г.
НАТАША: а может Бог сам себя убить?
МАМА: я не знаю[442]
Книга задумывалась как легкое чтиво в свободные минуты или в пути. Она должна была напомнить читателю о его сдетях и была рассчитана на личностный отклик. Наибольшего успеха «Беседы с детьми» добились в Италии. Книга продавалась во множестве киосков на железнодорожных вокзалах и в аэропортах, и на национальном итальянском телевидении Лэйнга представляли именно как автора «Бесед с детьми»[443].
Если в книге Лэйнг представлял практически идеальные отношения, то в реальности его отношения с детьми были далеки от таковых. В 1977 г. первая семья Лэйнга вновь напомнила о себе, и вновь соприкосновение с ней было для Лэйнга не очень приятным. На сей раз несчастье произошло с его первенцем – старшей дочерью Фионой. После того как ее любовь отклонил ее друг Гордон, ее нашли захлебывающейся в рыданиях рядом с разбитой машиной по дороге в Глазго. Фиона была направлена для прохождения психиатрической экспертизы в Гартнавельскую психиатрическую больницу в ту самую, где когда-то работал ее отец. Между Лэйнгом и его первой семьей опять назревал скандал. Он заверил родных, что позвонит в Гартнавель, поговорит с врачами и будет просить, чтобы Фиону не лечили электрошоком, но перемещать дочь в другую больницу отказался, сказав, что разницы между психиатрическими больницами нет. В следующем году его сын Адриан забрал Фиону и перевез в одну из терапевтических коммун Филадельфийской ассоциации в Илинге.
Этот момент биографии Лэйнга до сих пор вызывает неоднозначные реакции – от крайне негативных до заступнических. Соратник Лэйнга по цеху антипсихиатрии Томас Сас использует его в качестве аргумента в обвинениях Лэйнга в безответственности и неспособности следовать собственным идеям[444]. Исследователь творчества Лэйнга и его страстный защитник Дэниэл Берстон, напротив, оправдывает Лэйнга и говорит, что другой повел бы себя на его месте точно так же. Он отмечает, что Лэйнг ушел из Гартнавеля в 1956 г. и не был знаком с теми, кто руководит им двадцать лет спустя. К тому же он был известен как ярый критик психиатрии и ее методов и предполагал, что руководство воспримет любую из его просьб в отношении Фионы с холодной враждебностью. Ее болезнь могла быть использована для дискредитации его личной и профессиональной жизни. Берстон подчеркивает, что всякий, кто знал Лэйнга, знал, как дорога ему его семья, и поэтому такое его поведение могло означать лишь одно: он понимал, что все его усилия защитить Фиону от жестких психиатрических методов будут бесполезны, а обращение к широкой общественности и широким профессиональным кругам приведет к не очень хорошим последствиям. Поэтому, указывает Берстон, он и говорил тогда, что нет никакой разницы в том, в какой больнице она будет находиться. Лэйнг понимал тщетность своих усилий[445].
Лэйнг скрывал эту историю от общественности, и, разумеется, у него для этого были веские причины. Примечательно, что в то же время, в мае 1977 г., в «New Society» вышло интервью Лэйнга с Дэвидом Коуэном, целью которого была популяризация книги «Ты любишь меня?». В преамбуле Коуэн рассказывал «семейную историю» Лэйнга: что он ушел от своей первой жены, с которой у него было пятеро детей, и что теперь у него новая семья. Разумеется, одним из вопросов, который интересовал Коуэна, было отношение Лэйнга к семье как институту. В ответ на напоминание о радикализме понимания семьи в его ранней книге «Здравомыслие, безумие и семья» Лэйнг сказал следующее:
Вы сейчас интервьюируете меня в окружении моей семьи. Я наслаждаюсь семейной жизнью. Я думаю, что семья – это по-прежнему лучшее из всего, что существует. Мои нападки на семью были связаны с протестом против того, что многие дети становятся жертвами жесткого насилия, нарушения их прав и оскорбления со стороны взрослых, которые даже не отдают себе отчета в том, что творят[446].
Тогда же, в 1977 г., Лэйнга ждет большая семейная потеря. 21 апреля в 17 часов 15 минут, в точное время его рождения, в психогериатрической больнице Глазго в возрасте восьмидесяти пяти лет умирает его отец Дэвид. Это событие окончательно разрывает его связи с прошлым и переводит его на новый этап жизни. В своем дневнике он тогда пишет:
Я чувствую, что теперь одновременно играю роль дедушки и отца. Мертвые живут в нас, в каком-то смысле я ощущаю себя его продолжением, в том смысле, в котором, насколько я помню, я никогда не был им, когда он был жив. Я часто спрашивал себя, как я отреагирую на его смерть. Я не ожидал, что настолько продолжаю его. Я не сопротивляюсь этому. Я очень рад. Я боялся, ненавидел и презирал его. Но за последние десять лет я научился любить, уважать, восхищаться и почитать его. Мне очень жаль, что ему приходилось так много работать, но иногда он совершенно утрачивал свою веселость и чувство юмора и мог быть действительно ужасен. Но я не могу вспомнить его злым (может быть, только однажды) или желающим отомстить. Он не был совершенным, я так не думаю, но по большей части он был очень благочестивым человеком, хотя он был бы очень смущен, если бы узнал, что я так о нем думаю[447].
В целом 1976–1977 гг., если можно так сказать, возвращают Лэйнга к жизни. Эти два года приносят ему сразу три книги, однако книги, главным образом, маргинальные по отношению к предшествующему творчеству. Лэйнг словно понимает, что уже бессмысленно, невозможно и неактуально писать о том, о чем он писал в 1960-е, писать так, как он это делал. Молчание первых лет после возвращения сменяется поиском наощупь. В новых книгах – собранные ранее отрывки (как в «Ты любишь меня?»), заметки и записки о новых увлечениях (как в «Фактах жизни») и дань прежним интересам, воплощенная в новой форме (как в «Диалогах с детьми»). Однако это новое все еще грезит о старом, все еще ищет пути вернуться к нему и залатать разрыв, случившийся после поездки на Восток.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.