Введение

Введение

Столетие тому назад немецкие поэты, журналисты и другие начитанные люди, не имевшие отношения к медицинской профессии, узнали о существовании одного психотерапевта. Это был человек среднего возраста, «старый, немного жалкий на вид еврей», по его собственному сардоническому определению. С выходом книги «Толкование сновидений» (1900) его популярность начала постепенно расти, и еще задолго до смерти (которая последовала в 1939 году в Лондоне) Фрейда знали или думали, что знают, практически все.

Утверждения о том, что Фрейд наилучшим образом «определил, в чем основная причина проблем человека», звучат не более и не менее убедительно, чем идеи современных ревизионистов, объявляющих его шарлатаном, который искусно манипулировал имеющимися данными. Промежуточную позицию занимают те, кто согласен со многими мыслями Фрейда, часто выраженными как бы между прочим: так иногда находишь в романе или стихотворении строчку, которую написал бы сам, если бы мог выразить это словами.

Я, сторонний наблюдатель, ближе к тем, кто не идеализирует Фрейда, но видит в нем интересную и правдоподобную фигуру. «Шарлатан» – это, на мой взгляд, сказано слишком сильно. Его скорее можно назвать «хитрым» и «жестоким» – не пытаясь представить его в невыгодном свете, а, напротив, для того, чтобы стало понятно, какие усилия он прилагал к объяснению человеческой природы. Он считал, что эта цель оправдывает любые средства. Несмотря на то что общая психологическая теория Фрейда в настоящее время многими считается неверной, этот человек был чрезвычайно выдающейся личностью.

Психоанализ настолько категоричен, что многие его сторонники с трудом воспринимают любые возражения, и он подвергался нападкам с самого своего появления. Яростная оппозиция, вполне возможно, и помогла психоанализу оформиться, а Фрейду позволила играть роль мессии, преследуемого за свою веру. Европейские психиатры яростно нападали на «выскочек», которые, как те опасались, хотят переманить у них пациентов (в отличие от американских врачей, скорее склонявшихся к тому, чтобы стать такими «выскочками» самим). По мере распространения «фрейдизм» становился все более заметной мишенью. Еще до первой мировой войны иконоборец Карл Краус, владелец венского журнала «Факел», сочинял по поводу психоанализа едкие эпиграммы, иногда довольно грубые: «Если человечество со всеми своими отвратительными недостатками – это единый организм, то психоаналитик – его экскременты».

Фрейд и представители его движения в целом в ответ на подобную враждебность провозгласили, что лишь «посвященные» способны понять систему психоанализа. Отклонения в поведении пациента они называли «сопротивлением» и причисляли к ошибкам, которые можно исправить лишь хорошей дозой все того же психоанализа. Этот прекрасный трюк используется по сей день.

Если говорить о жизнеописании самого Фрейда, многие факторы, мягко говоря, не способствуют его созданию. До семидесятых годов ни одному человеку не хватило решимости заново исследовать подробности его жизни, описанные двадцать лет назад в официальном трехтомнике Эрнеста Джонса. Те же, кто имел возможность с научной точки зрения исследовать жизнь Фрейда с другой стороны, обычно на это не отваживались. Подобное нелепое «благоговение» привело к стремлению исключить «альтернативные» точки зрения, до сих пор присущему некоторым специалистам. Кое-что об этом вы найдете в главе 32.

Но куда более опасным, чем ограничения, навязываемые архивом Зигмунда Фрейда, можно считать явное игнорирование исторических фактов. Сейчас запоздалое внимание стали уделять исследованию общей цельности методов Фрейда. Заново анализируют и его подход к известнейшим случаям и историям болезни – в том числе «теорию совращения», а также случаи Анны О. (которая не была его пациенткой) и Волчьего Человека. Тщательному исследованию подвергаются и менее известные случаи – австрийка Эмма Экштейн, американец Гарольд Фринк, – а также сексуальная сторона жизни ранних психоаналитиков, в том числе самого Фрейда. По словам профессора Эдварда Тиммса на лондонской конференции в 1993 году, «история психоанализа тщательно выхолощена», ее «пишут те, кто лично заинтересован в укреплении репутации Фрейда». В общем, интерес к Фрейду возрос, хотя главным образом не в профессиональной среде.

Хотя я и не подвергался психоанализу, написать биографию Фрейда мне помог здоровый (или нездоровый) интерес к причудливым изгибам человеческой психики, в том числе собственной. В детстве я решил, что если написать латинскую букву "P", с которой начинается мое имя, под буквой "D", это обозначает смерть (англ. «death») и, значит, этого сочетания нужно избегать. Проблема решалась просто: небольшой пробел, и смерть побеждена. Такие алогичные страхи и тайные ритуалы – напоминание о таинственном «ином мире», который стал предметом исследования этого венского врача. Многие годы Фрейд видел во всем вокруг себя знаки смерти – даже в номере телефона или комнаты. Бывали периоды, когда он верил в телепатию. Даже став знаменитым, он не избавился от привычной неуверенности.

Работа над книгой дала мне возможность понять, насколько необъятна эта тема. Фрейд именно таков, каким вы хотите его видеть.

Бауруд и Лондон, 1993-1997