«Без креста»

«Без креста»

По-моему, грандиозной постановкой был спектакль «Без креста» по повести Владимира Тендрякова «Чудотворная». Пионер Родька находил чудотворную икону, и его темная бабка устаивала целую «кампанию»: к ребенку шли убогие и больные, а также обычные жители деревни, с бесконечными просьбами, чуть ли не объявив его святым. Звонкий мальчишка, которого превосходно сыграла Елена Миллиоти, страдал, не знал, кому верить – учительнице или бабке, его мать совсем потеряла голову. Все тянули к нему руки и просили о помощи. В избу врывался инвалид на коляске, которого гениально играл Петр Щербаков, шумный, пьяный, – и Родька не выдерживал и бежал топиться.

Бабка Грачиха – выдающаяся работа Галины Волчек. Грачихе нужна была власть – над деревней, над всей округой, даже если эта власть пришла к ней через внука, которого она объявила святым. Жуткими, корявыми руками она надевала крестик на грудь Родьки. В то время, когда церковь была почти запрещена, во времена безверия, было страшно даже прикоснуться к религиозной теме. Но этот спектакль был направлен не против религии, а против кликушества, жажды власти над душами.

Фомичева и Лаврова играли в очередь мать Родьки, Фомичева показала себя в этой роли большой трагической актрисой. Толмачева играла деревенскую гулящую бабу, Фролов – председателя колхоза, Соколова – учительницу.

На сцене шла церковная служба, священника играл сначала Евстигнеев, затем Заманский. Мы с заведующей музыкальной частью ходили в храм, просили ноты молебна. Регент рассердился и отказал нам: «Молитвы? Для театра?» Потом мы шли по улице, а какая-то старушка бежала за нами и все повторяла: «Отрекитесь от этого черного дела, хуже будет!»

Необычные, очень красивые декорации сделал художник Валерий Доррер. Представьте: черный бархат, на сцене темно, и вдруг плоские березы от потолка до пола поворачиваются и становятся белоснежными – целая роща ярко освещается, и по ней бежит звонкий пионер Родька.

Мы день и ночь работали над этим спектаклем, устроили экспедицию в деревню под Владимир, ездили в Загорск на Пасху. Был солнечный день, какой-то очень праздничный, веселый, как бывает только на Пасху. Конечно, машины у нас не было, но Галя Волчек договорилась со своим знакомым, известным журналистом, у которого машина была. Поехали.

Троице-Сергиева лавра всегда представлялась мне сказочным местом, я как будто попадала в прошлые времена, в «Сказку о царе Салтане». Служба шла в маленьком храме, где хранится рака с мощами Сергия Радонежского.

Нам рассказали о поверье: говорят, что Сергий Радонежский ходит по ночам среди людей, помогает им, и один раз в год монахам приходится менять ему обувь.

Рассказали еще и такую легенду: однажды какая-то старушка умоляла священника отслужить молебен Сергию Радонежскому. Но у нее не было денег заплатить за службу, и она предложила дорогие кружева. Священник отказал. Старушка, плача, ушла и встретила нищего, который спросил, почему она плачет. Она объяснила, и тогда он сказал: «Давай кружева и ни о чем не беспокойся, молебен будет отслужен». На следующий день был праздник, все собрались около усыпальницы Сергия, но она не открывалась, и никто не мог поднять крышку гроба. Наконец позвали священника, который отказал старушке. Он открыл – в гробу вместе с мощами святого лежат кружева. Священник упал на колени, прося прощения у святого, а старушка поняла, кем был тот нищий. И молебен отслужили.

Галина Волчек рассказала, что встретила на паперти слепую старуху-нищенку. Галя дала ей денег, чем-то угостила и спросила, как она живет. И та, улыбаясь, ответила: «Ой, дочка, хорошо. Я теперь такая счастливая! Раньше ничего не чувствовала, голова такая – хоть кипяток лей. А теперь чувствовать стала. Вот всю ночь я здесь, служба красивая. Я такая счастливая!»

Репетиции спектакля «Без креста» шли в театре имени Пушкина, потому что после ухода из МХАТа нам приходилось репетировать по разным театрам, куда нас пускали.

Я играла старуху, подругу Грачихи. Был перерыв, я, жутко усталая, прилегла на кушетку, вдруг слышу: «Иванова, на сцену!» Я побежала, наступила на юбку на лестнице, упала, и ступенька въехала мне в бок, сломав два ребра. Меня поднял на руки молодой актер Левин, вызвали «скорую», меня отвезли в госпиталь у Петровских ворот. Там лежали двенадцать старушек, в основном с переломом бедра, у всех к ногам подвешены грузики. Всех их сбили машины, и только одна плакала: «Вот, дочка, всех машины сбили, только я под проклятый велосипед попала!»

У меня отобрали тапочки, не разрешали ходить, думали, что у меня разрыв селезенки. Но все обошлось. Я понимала, что идет выпуск спектакля, рвалась в театр и с забинтованной грудной клеткой через неделю снова была на сцене.

Ефремов велел поставить в кулисах раскладушку, я лежала на ней и выходила на сцену на свои реплики. Но играла уже не старуху – пьесу переделали, и я стала играть молодую доярку в паре с Евстигнеевым, механизатором-стахановцем. В сцене деревенских танцев он говорил мне: «Вот ты плачешь, что я на тебя внимания не обращаю, всё книжки читаю, а надо было рость!» И после этой реплики Евстигнеев поворачивался к залу и, виляя задом, выкидывал свои фирменные коленца, – всегда на аплодисменты. А фразу его потом повторял весь театр: «Ты плачешь, а надо было рость!»