Завершая роман

Завершая роман

Осенью 1961 года Ефремов обратился с письмом к президенту Академии наук, прося обменять ему старую квартиру на новую. В это время полным ходом шло строительство новых домов в районе Ленинского проспекта, именно туда селили сотрудников академических институтов. Дело, казалось, сдвинулось с мёртвой точки. Во всяком случае, Иван Антонович решил до конца пройти через все бюрократические препоны и подготовить документы.

Аллан с Ольгой задержались на Алдане до декабря, и Ефремов вновь углубился в свою повесть.

Ещё весной, не имея возможности спокойно писать, он дал волю своей фантазии. В результате возник потрясающий детективный сюжет «Корона Искендера»: итальянцы охотятся за алмазами возле берегов Южной Африки и достают со дна моря таинственную корону. Иван Антонович азартно поделился этим сюжетом с сыном и его другом: у сына неплохой слог, он сможет написать приключенческий роман, который вызовет настоящий ажиотаж у читателей. Однако вскоре Аллан, не расположенный к литературному творчеству, уехал в экспедицию. Расставаться же с замечательным сюжетом Ефремову не хотелось, так и подмывало написать самому — но где же взять время?

Повесть «Лезвие бритвы» в том варианте, в котором была написана к весне 1961-го, всё более походила на научно-популярную вещь, буквально балансируя на грани художественной литературы.

Что, если положить материал «Лезвия…» на приключенческий сюжет — на «Корону Искендера» и присоединить сюда некоторые части давно написанной индийской повести? Получится роман с тремя сюжетными линиями, в котором научно-популярный материал станет на своё место без ущерба для художественности.

В письме В. И. Дмитревскому Ефремов размышляет: «Сущность «Лезвия» в попытке написания научно-фантастической (точнее — научно-художественной) повести на тему современных научных взглядов на биологию, психофизиологию и психологию человека и проистекающие отсюда обоснования современной этики и эстетики, для нового общества и новой морали. Идейная основа повести в том, что внутри самого человека, каков он есть в настоящее время, а не в каком-то отдалённом будущем, есть нераскрытые могучие силы, пробуждение которых путём соответствующего воспитания и тренировки приведёт к высокой духовной силе, о какой мы мечтаем лишь для людей отдалённого коммунистического завтра. То же самое можно сказать о физическом облике человека. Призыв искать прекрасное будущее не только в космическом завтра, но здесь, сейчас, для всех — цель написания повести».[252]

Заглянув в глаза смерти, Ефремов явственно ощущает: из всего, что написано и задумано, ничего нельзя держать про запас. Сколько ещё жить осталось — неизвестно, надо стремиться воплотить сейчас всё, что возможно.

Весной 1962 года Иван Антонович и Таисия Иосифовна регистрируют свой брак. В свидетелях — сын Аллан и его жена Ольга Петровна Павлова. Вернувшись домой, выпили по бокалу вина. Никаких торжеств не устраивали. Иван Антонович шутил: чем пышнее свадьба, тем быстрее развод.

Как только позволили дела, Иван Антонович уединился на даче. Он пишет, пишет, пользуясь временем, отпущенным ему судьбой. Лето 1962 года проходит в Абрамцеве, где после итальянской он заканчивает индийскую часть романа и работает над русской.

В середине лета в семье Ефремовых пополнение — у Аллана и Ольги родилась дочь Дария. Ольга с ней поселилась на даче, и Иван Антонович, отпустивший по этому поводу усы, радостно наблюдал, как растёт маленькая девочка, как всё более осмысленным делается её взгляд, как радостно разглядывает она широкий мир.

Ефремов рассчитывал, что к концу 1962 года он сможет завершить маленькую повесть, превратившуюся в масштабный роман.

Ольга Петровна вспоминала, что рядом с Иваном Антоновичем жить было легко и радостно. Он никому не создавал трудностей своей работой, не требовал к себе повышенного внимания. Он стремился передать не тяжесть долга, а лёгкость знания.

Однако финал вновь отодвигался — на этот раз благодаря радостному событию: после четвертьвековой жизни в Спасоглинищевском переулке Ефремову наконец выделили новую квартиру. Всего две комнаты, сравнительно небольшие, но в хорошем доме, в тихом, удалённом от шумного центра районе, на небольшой улочке, перпендикулярной Ленинскому проспекту.

Бумажная волокита и хлопоты с переездом заняли почти три месяца. Молодёжь: Валентин Селивёрстов по прозвищу Буйвол, Юрий Зайцев, Аркадий Григорьев — пришла на помощь (Аллан был в экспедиции), и ящики с рукописями и книгами перевезли довольно быстро, за полдня. Новоселье отпраздновали пельменями.

Иван Антонович любовно расставлял книги по полкам — тематически: тома, посвящённые Древней Греции, Древней Руси, Африке, Востоку, красочные альбомы, фантастика русская и переводная, книги по геологии и палеонтологии. По чётное место над входной дверью занял арслан, привезённый из Монголии. В кабинете рядом с окном встали массивный рабочий стол и резное дубовое кресло. На столе — фигурка рыцаря, закованного в латы, и хрустальный стаканчик с ручками и карандашами. По обе стороны двери — два африканских копья: с широким лезвием — копьё охотников на слонов племени ватутси, с длинным узким лезвием — копьё масаев для охоты на львов. (Никто не догадывался, что это не настоящие копья, а макеты.) В спальне повесили деревянную люстру с жёлтым абажуром, доставшуюся от отца, и любимую, великолепную «Фрину».

Потянулись визитёры: друзья и знакомые шли взглянуть на новую квартиру, затем повторяли визиты. Чтобы прервать эту цепь и втянуться в работу, Иван Антонович в середине ноября вновь уехал в Абрамцево.

На завершение «Лезвия…» требовалось ещё не меньше месяца. Ефремов рассчитывал отдать роман в ленинградский журнал «Нева» — именно там работал Дмитревский, и это было некой гарантией, что его детище не искромсают нелепыми сокращениями, не искорёжат бездумно. Ни «скользких» тем, ни крамолы в новом произведении не было, но необычность его требовала от редакции известной храбрости.

В это время всю литературную Москву взбудоражило известие о приезде польского фантаста Станислава Лема, к тому времени уже написавшего «Человека с Марса», «Астронавтов», «Магелланово облако».

Ивану Антоновичу сообщили, что Лем желает с ним встретиться.

Ефремов писал Дмитревскому:

«На свидание с Лемом решил не ходить — мне кажется, что Лем относится к нам с высокомерием, потому, что ежели бы он по-серьёзному хотел со мной встретиться, как писатель с писателем, то он должен был бы написать мне о своём желании, а не выражать его вообще. Тут наши засуетились, стали донимать меня телеграммами, чтобы я пришёл на встречу, а я протелеграфировал им, что люди культурные, ежели хотят встречи, так предварительно списываются, а не изображают генерала, на встречу с каковым сгоняют писателишек. Наверное, «деятели» изумились, а может — и нет, если им плевать».[253]

Вновь сумрачное декабрьское утро заглядывало в окно абрамцевской дачи. Призрачный зимний свет заставал Ивана Антоновича за письменным столом: он уже сделал небольшую зарядку, позавтракал и вновь собирал свои мысли в единый луч, чтобы одолеть сложнейшую часть — беседу Гирина с индийскими мудрецами. Строжайшая дисциплина мысли требовалась, чтобы свести воедино три столь разноплановые линии романа и довести его до финала.

Ефремов уже несколько лет мечтал приехать в Ленинград, писал об этом желании друзьям — а долгожданная поездка всё откладывалась. Жемчужный свет небес в Абрамцеве, низкое декабрьское небо напоминали ему о любимом городе, тревожили воспоминаниями, и Иван Антонович решил закончить роман эпилогом, в котором Гирин с Симой отправятся гулять по островам Северной столицы.

В конце декабря 1962 года кончался срок аренды академической дачи, где были написаны «Юрта Ворона», «Афанеор, дочь Ахархеллена» и — почти целиком — огромное «Лезвие бритвы». Пора было закрывать эту страницу — сейчас дела, связанные с изданием нового романа, потребуют его присутствия в Москве. К 24 декабря Иван Антонович и Тася решили эвакуировать дачу окончательно.[254]

В середине января 1963 года Ефремов дописал последние страницы романа, который в процессе работы приобрёл неподъёмный для журнальной публикации объём.

Правка и перепечатка рукописи оказались гораздо более длительным делом, чем думал сам Ефремов: первая часть, написанная давно, потребовала гораздо большей работы, чем ожидалось. Иван Антонович порядком пристал, как говорят в Сибири, но изо дня в день садился за стол, чтобы продолжить правку. Перепечатка требовала сверки, которую надо было держать под личным контролем. Таисия Иосифовна, Тасёнок, как он ласково называл её, превратилась в злобную пуму: она вынуждена была постоянно прогонять посетителей, которые вереницей шли к Ефремову. Телефон в новой квартире ещё не установили, и это создавало дополнительные трудности.

В начале марта перепечатанная и сверенная рукопись наконец была сдана в редакцию «Невы».