Новые кавалеры
Новые кавалеры
В середине 1980-х годов взаимоотношения супругов Уэльских стали напоминать математическую функцию с отрицательной производной. И это притом, что речь шла о девушке, которой в 1985 году исполнилось всего 24 года и которая нуждалась в любви, как зеленые листья растений – в лучах солнца. «Брак века», как его называли журналисты, не смог предоставить это чувство в полном объеме, и принцессе ничего не оставалось, как попытаться восполнить недостаток любви в компании с другими представителями сильной половины человечества.
Одним из первых, с кем у Дианы завязались близкие отношения, стал ее телохранитель, сержант Барри Мэннеки, переведенный в штат принцессы в апреле 1985 года. Диану можно понять, и в том, что она выбрала телохранителя, определенно есть своя закономерность. Люди этой профессии всегда рядом, они приносят ощущение защищенности и всегда готовы поддержать в трудную минуту. Даже эмоционально скупая принцесса Анна, которую телохранители окружали с детства, в 1986 году не смогла устоять и влюбилась в одного из них.
Кроме того, Барри обладал многими чертами, которые всегда привлекают женщин. Он был уверен в себе, с прекрасным чувством юмора, легко сходился с людьми и быстро нашел общий язык с Уильямом и Гарри.
«Мэннеки был приятным парнем, искренним и очень отзывчивым, – свидетельствует один из членов обслуживающего персонала. – Общаясь с ним, вы невольно приходили к мысли: „Если что случится, я бы хотел, чтобы он был рядом“»[1].
Старший телохранитель Чарльза супреинтендант Колин Тримминг предупредил подчиненного об опасности чрезмерно дружеских отношений с Дианой, но Барри лишь отшучивался, утверждая, что между ним и принцессой отношения не выходят за рамки профессиональной этики. Однако это не так.
«Барри и в самом деле был в нее влюблен, – вспоминает один из сотрудников Хайгроува. – Чтобы нравиться принцессе, он накупил целую кучу свитеров из кашемира. Сразу было видно, что Диана вскружила ему голову»[2].
Принцесса платила взаимностью.
«Я всегда старалась выйти на прогулку, лишь бы увидеть его, – с волнением призналась Диана своему инструктору по постановке речи Питеру Сеттелену в 1992 году.{46} – Я испытывала состояние блаженства только тогда, когда Барри был рядом. Своим поведением я напоминала маленькую девчонку, отчаянно стремившуюся заслужить похвалу»[3].
Обычно принцесса называла Мэннеки «мой парень»[4], а однажды – «любовью всей моей жизни»[5]. Последнее выглядит несколько странным, особенно если вспомнить прошлые высказывания Дианы, когда она использовала аналогичное выражение при описании своих чувств к Чарльзу.
И тем не менее – насколько далеко зашли отношения между принцессой и ее телохранителем? На этот счет, как и в том, что касается большинства других эпизодов из жизни Дианы, однозначного мнения нет. В вышеупомянутой видеопленке Питера Сеттелена принцесса заявляет, что между ней и Барри не было физической близости.
Если обратиться к воспоминаниям очевидцев, то они противоречат друг другу. Так, коллеги Мэннеки Кен Уорф и Колин Теббут считают, что Диана и Барри не были любовниками. В то время как прислуга, некоторые друзья и биограф Дианы Тина Браун сходятся в обратном.
Какие бы отношения ни складывались между ними, ясно одно – влюбившись в принцессу, Барри переступил черту.
«Он пренебрег золотым правилом и перешагнул черту, отделявшую серый ковер обслуживающего персонала от красного ковра членов королевской семьи, – говорит Кен Уорф. – Мэннеки стал типичной жертвой „лихорадки красного ковра“»[6].
Барри и сам это отлично понимал. И даже первое время беспокоился из-за сближения с принцессой.
«Он признался мне, что Диана буквально преследует его, – вспоминал журналист Эндрю Мортон. – Барри боялся, что потеряет работу»[7].
Но чары принцессы оказались слишком сильны. Устоять перед ними смог бы разве что Парсифаль, но никак не обычный телохранитель из Скотленд-Ярда.
Несмотря на жену и двоих детей, Мэннеки не справился с искушением. Он сделал шаг вперед на красный ковер и увидел перед собой разверзшуюся бездну только тогда, когда менять что-либо было уже слишком поздно.
Отношения между Дианой и ее телохранителем не могли долго оставаться незамеченными. В июле 1986 года принцесса и Мэннеки были застигнуты в компрометирующей обстановке. Уединение в гостиной, снятый пиджак Барри и милая шутливая беседа – для Мэннеки это был приговор.
«Это все было так тяжело, а люди настолько завистливы и ревнивы! – возмущалась принцесса. – О, эта злобная и ожесточенная атмосфера Кенсингтонского дворца! Когда всё обнаружили, его просто вышвырнули вон!»[8]
Аутодафе в королевской семье проводят решительно и незаметно для посторонних глаз. Оступившихся сначала переводят на другую работу, после чего их просто не замечают. В конечном счете наступает момент, когда персона нон грата добровольно уходит в отставку.
Аналогичный сценарий ждал бы и Мэннеки, если бы не трагическая случайность. Вскоре после инцидента он был переведен в батальон охраны дипломатического корпуса. 22 мая 1987 года в Южном Вудфорде, графство Эссекс, произошла автокатастрофа. Барри вместе со своим другом-полицейским мчался на мотоцикле «сузуки» по главной дороге. Неожиданно слева на большой скорости выскочил «форд фиеста». Произошло столкновение, удар был такой силы, что Барри скончался на месте.
«Смерть Мэннеки стала самым сильным ударом в моей жизни, – признавалась принцесса. – Я думаю, его убрали!»[9]
Предположения Дианы могли бы подтвердить и опасения самого Мэннеки. По словам одного из друзей покойного, «Барри был очень напуган. Он боялся, что с ним что-то произойдет»[10].
Однако любители сенсаций и теории заговора будут разочарованы. То, что произошло в Вудфорде, скорее всего – несчастный случай. За рулем автомобиля, неожиданно выскочившего на дорогу, сидела семнадцатилетняя Никола Чопп, водительский опыт которой практически был равен нулю.
Об автокатастрофе Диана узнала от своего мужа. Они ехали в аэропорт Норфолка, откуда должны были отправиться на Каннский фестиваль. Неожиданно Чарльз сообщил ей трагическую новость. Диана была потрясена. Причем потряс ее не только сам факт гибели бывшего телохранителя, но и поведение принца, который выбрал для новости самый неподходящий момент: как раз перед появлением принцессы на глазах многотысячной аудитории. Диана считала, что Чарльз сделал это специально.
«Мой муж все знал, но у него не было никаких доказательств. Поэтому он просто надо мной издевался. А я ничего не могла с этим поделать», – скажет потом Диана[11].
В Каннах принцессе придется изображать счастье, хотя в тот момент она страдала от душевной дисгармонии.
Описание этого эпизода будет неполным, если не отметить еще один немаловажный факт. Еще до гибели Барри в жизни Дианы появился новый мужчина. Им стал двадцативосьмилетний начальник квартирмейстерского отделения полка лейб-гвардии капитан Джеймс Хьюитт.
Первая встреча будущих любовников состоялась теплым летним днем 23 июля 1986 года. В тот день весь Букингемский дворец пребывал в приятном возбуждении: младший сын королевы принц Эндрю, герцог Йоркский, женился на Саре Фергюсон.
Диана сидела около лестницы. Сбросив туфли, она поставила ноги на стул и уперлась в них подбородком, беседуя с кем-то из работников дворца. Неожиданно ее внимание привлек молодой капитан. Бросив на него оценивающий взгляд, Диана воскликнула:
– Хорош, как и его мундир![12]
Джеймс остановился. В течение некоторого времени они смотрели друг на друга. Прошло секунд тридцать, не более, но и их оказалось достаточно, чтобы огонек нового чувства начал потихоньку разгораться.
Желая познакомиться со статным офицером поближе, принцесса попросила придворную даму Хейзел Уэст пригласить Хьюитта на запланированный в Сент-Джеймсском дворце небольшой прием.
Джеймс был немало удивлен приглашением. Однако чувство неловкости длилось недолго. Едва он появился в апартаментах дворца, как к нему тут же подошла принцесса Уэльская. Между ними завязался оживленный разговор, во время которого Диана призналась, что боится лошадей:
– Это идет из детства, когда я упала с лошади и сломала себе руку. Тем не менее в глубине души я всегда мечтала освоить верховую езду.
Стоит ли удивляться, что Хьюитт с радостью предложил ей свои услуги.
Спустя несколько дней они начали первые уроки верховой езды в Гайд-парке. К счастью, Найтсбриджские казармы располагались совсем недалеко от одного из самых известных парков Лондона и – что намного важнее – городской резиденции принцессы Уэльской – Кенсингтонского дворца. После возведения Хьюитта в чин майора в 1987 году и его перевода в Комбермерские казармы в Виндзоре занятия верховой ездой были продолжены в Большом парке королевской резиденции.
Словно волна, чувства подхватили молодых людей и понесли навстречу неизвестному.
– Ты мне нужен, ты делаешь меня сильней, – целуя Хьюитта, шептала ему Диана, когда после занятий они шли подкрепиться в офицерскую столовую. – Если бы ты только знал, как я страдаю, когда тебя нет рядом. Я хочу одного – быть рядом с тобой![13]
Хьюитт был не из тех, кто блистал интеллектом,{47} но для Дианы это было больше достоинством, чем недостатком. Влюбившись в Джеймса, она была на седьмом небе от счастья. Впервые после стольких лет брака она почувствовала себя внутренне раскрепощенной. Рядом с ней был мужчина, с которым не нужно претворяться, делать себя сильней, выносливей или хладнокровней. Любое проявление эмоций воспринималось уже не как слабость, а как самая обычная человеческая реакция. В одном из писем к Джеймсу она напишет: «Я просыпаюсь ночью и испытываю невероятное чувство – насколько сильно я люблю тебя. Как же я благодарна Господу, что ты появился в моей жизни!»[15]. Это – слова женщины, которая наконец обрела свое счастье.
Их отношения продлились пять лет, и для многих людей не являлись секретом. Знал о романе своей супруги и Чарльз. Однако он не стал ему препятствовать. За плотно закрытыми дверьми королевских резиденций существовали свои правила, и если вы действовали в рамках этих правил, вас оставляли в покое. Роман между принцессой и майором Хьюиттом, хотя и был вполне искренен, за установленные рамки не выходил, а значит, де-факто был разрешен. Сам Джеймс Хьюитт прокомментировал это следующим образом: «Диана и Чарльз заключили негласное соглашение: я был частью жизни принцессы, Камилла – принца Уэльского»[16].
Для того чтобы не ставить друг друга в неловкое положение, каждую неделю супруги Уэльские сверяли свои графики. Теперь они наверняка знали, кто и когда будет находиться в Хайгроуве или Кенсингтонском дворце. К тому же в отличие от своей жены Чарльз, как заметил один из его друзей, «обладал бесценным качеством – он не замечал то, чего не следовало замечать»[17].
Возможно, так оно и было. А может, права и биограф Дианы Сара Брэдфорд, которая полагала – Чарльз не просто не обращал внимания на Хьюитта, он даже вздохнул с облегчением, когда узнал, что в жизни его супруги появился новый мужчина[18]. Ведь по сути, Джеймс был не только любовником Дианы, но и человеком, сумевшим подарить ей душевное спокойствие. А это дорогого стоит.
У Хьюитта был свой метод – ранящим душу стрелам депрессии он подставил щит всеотражающей любви.
«Кто-то идет к психиатрам, кто-то принимает наркотики. Диане же требовалась поддержка, любовь, забота и уверенность, что все, что она делает, делается правильно» – такова была формула его психологической терапии[19].
Как ни банально, но это работало. Душевное состояние принцессы стабилизировалось. Депрессия и перепады настроения мучили ее все реже и реже. Даже проклятая булимия и та отступила.
До поры до времени Джеймс ничего не знал об этом недуге. Диана сама призналась ему:
– Когда я чувствую себя несчастной, то иду к холодильнику и наедаюсь до отвала. Но от этого мне становится только хуже. Я от всего избавляюсь, потом начинаю есть заново. – Увидев странную гримасу на лице своего любимого, принцесса быстро добавила: – Не беспокойся, когда я с тобой, я чувствую себя прекрасно![20]
Она не лгала. Рядом с Хьюиттом болезнь действительно отступила, что не замедлило сказаться на внешности принцессы. Кожа приобрела румянец, в глазах появился блеск, исчезла худоба, формы округлились, сделав Диану еще более привлекательной.
Отношения между любовниками приносили наслаждение не только принцессе. Хьюитт также черпал удовольствие в этом адюльтере. Ему льстила сама мысль о том, что его любовница – принцесса Уэльская и он сопричастен королевской жизни. Так же, как и Барри, Джеймс заразился «лихорадкой красного ковра».
Вот как описывает его поведение подруга Эмма Стюардсон:
«Помню, Джеймс однажды вернулся домой после очередного визита в Хайгроув. Он был очень возбужден. Чувствовалось, что его переполняют эмоции и впечатления. Он ни о чем не мог говорить. Только и повторял, насколько изысканно его обслуживали за обеденным столом»[21].
Но все имеет свою цену. И пребывание рядом с принцессой, и ее дорогие подарки – за все нужно было платить. Цена, которую потребовала Диана, заключалась в подчинении. Хьюитт должен был полностью посвятить себя принцессе, раствориться в любви к ней, как таблетка аспирина – в стакане воды. Диана слишком долго была одна, чтобы отпустить любимого хоть на мгновение. Поэтому, когда летом 1989 года Джеймс сообщил ей, что его оправляют на два года в Германию командовать танковой ротой, принцесса пришла в бешенство. Она готова была сражаться за свою любовь. Задействовав связи, Диана лично переговорила с генерал-майором сэром Кристофером Эйри, но все безрезультатно.
Принцесса считала, что ее предали. Она могла простить Джеймсу многое, даже его любовную связь с Эммой Стюардсон. Но покинуть ее в столь психологически тяжелый момент (по правде говоря, не менее тяжелый, чем и большинство других периодов в жизни Дианы)… Это же настоящая измена! – негодовала принцесса.
Она не хотела понять – даже Хьюитт мог устать от тотального контроля и захотеть самостоятельности.
Каждый раз, влюбляясь в мужчину, Диана делала это самозабвенно, отдавая всю себя без остатка. Так произошло с Чарльзом – даже после всех семейных бурь, кризисов и, наконец, развода она продолжала его любить. Так произошло и с Хьюттом – даже испытав злобу, связанную с его отъездом сначала в Германию, а потом – в 1991 году – в зону Персидского залива, принцесса продолжала испытывать к нему сильные чувства. Диана исписывала длинные страницы любовных писем. Иногда она писала по два раза в день, иногда – по четыре! Каждая мысль, каждое переживание, каждая эмоция – все тут же переносилось на бумагу. На этих бесценных листках Диана рассказывала Хьюитту обо всем – об одиночестве, возобновившихся переживаниях, «окончательной попытке понять себя», об «ультиматуме Чарльзу – нужно что-то срочно предпринять, потому что так жить больше невозможно»[22].
Расставаясь с Дианой, Джеймс догадывался о возможной реакции своей любовницы. Проведя столько времени вместе, Хьюитт не понаслышке был знаком с характером принцессы.
«Я еще никогда не видел, что настолько можно было потерять голову, – скажет он своему отцу. – Я даже боюсь – если я ее брошу, она наложит на себя руки»[23].
И тем не менее разрыв состоялся. Как по вине самих любовников, так и при участии прессы – вездесущей прессы, сыгравшей в жизни принцессы такую роль, что она достойна отдельного упоминания. Но об этом немного позже.
Расставание с Хьюиттом произошло в характерной для Дианы манере: отношения рвались мгновенно, без лишних объяснений и разговоров, мобильный телефон выкидывался,{48} имя вычеркивалось.
Комментируя поведение принцессы, ее финансовый советник сэр Джозеф Сэндерс заметил: «Диана не умела расходиться с людьми. Нет чтобы пригласить в какой-нибудь уютный ресторанчик и сказать: „Я полагаю, что для нас будет лучше прекратить взаимоотношения и спокойно попрощаться…“ Она просто рвала отношения и переставала общаться. Люди терялись в догадках, не понимая, что происходит»[25].
Скорее всего, столь необычная манера прощаться – втихую, без всяких объяснений – стала следствием хронической неуверенности, которая никогда не покидала принцессу. Для того чтобы прямо сказать человеку, с которым еще вчера связывали тысячи нитей, о предстоящем расставании, надо быть уверенным в себе, в своих силах, надо справиться с комком, который непременно подступит к горлу. Для принцессы это было невыполнимо.
В 1994 году Хьюитт решил поделиться своими воспоминаниями с журналисткой «Daily Express» Анной Пастернак, внучатой племянницей великого русского писателя. Родство с автором «Доктора Живаго» сыграло свою роль, и буквально за полтора месяца Анна создала бестселлер – «Влюбленная принцесса». И хотя в основу этой книги были положены интервью с Хьюиттом, чрезмерная экспрессия автора, изрядно приправленная эротизмом, заставила Джеймса пережить много неприятных минут и даже отказаться от части своих откровений.
Прочитав книгу, принцесса пришла в бешенство:
– И как он мог совершить такой поступок? Все, что было между нами, это сугубо личное! Это нельзя выносить на публику! Он просто взял и продал меня![26]
Диана забеспокоилась, и было от чего. Ведь помимо воспоминаний у Хьюитта хранилась обширная переписка, которая могла еще больше скомпрометировать принцессу.
После продолжительных раздумий Диана предложила Джеймсу сделку: она выкупит у него все письма.
Хьюитт согласился, но поставил три условия: он продаст письма за 250 тысяч фунтов, только за наличные, а сама сделка произойдет в Испании. Принцессе ничего не оставалось, как кивнуть в знак согласия. Она положила деньги в обычный вещевой мешок, надела парик, чтобы ее не смогли узнать постоянно дежурившие около аэропортов папарацци, и отправилась на Пиренейский полуостров.
Несмотря на тщательную конспирацию, Диану все-таки узнали. Поднялась шумиха. Хьюитт испугался, что огласка плохо скажется на его дальнейшей репутации, и в самый последний момент отменил сделку. Он решил оставить бесценную переписку у себя до лучших времен. Диана же несолоно хлебавши вернулась в Туманный Альбион[27].
Джеймс был не прав, когда боялся, что после расставания с ним Диана совершит акт суицида. Да, принцесса переживала, но она смогла справиться с этим испытанием. Она обратила взор на своих старых знакомых. Ближе всего у нее сложились отношения с торговцем машин Джеймсом Гилби. Да, да, это был тот самый мистер Гилби, разговор с которым увековечен в «Сквиджигейте». В годы своей не такой уж бурной молодости Диана мстила Джеймсу Гилби за какую-то незначительную оплошность, уродуя крышу его «альфа-ромео» нелепой смесью из взбитой муки, сахара и яиц[28].
Тогда, в конце 1970-х годов, Гилби оставил младшую дочь графа Спенсера. А может быть, это она предпочла его куда более притягательной кандидатуре принца Чарльза. Так или иначе, но молодые люди расстались, а летом 1989 года судьба свела их вновь.
Теперь все было по-другому. Диана была мало похожа на юную скромную девушку с Коулэрн-корт. Она была эталоном женской красоты. Не то что общаться, даже просто находиться рядом с ней – уже льстило мужской гордости.
Тщеславием, пожалуй, дело и ограничилось: Гилби было приятно, что среди его знакомых значится мать будущего наследника престола. А для Дианы Джеймс был временным вариантом, позволяющим скрасить серые будни одиночества. Все это было не лучшим материалом для костра любви и страсти, и вряд ли стоит удивляться, что костер так и не разгорелся.
Пока Диана искала утешения на стороне, ее собственный брак шел ко дну. Осенью 1992 года роль посредника в примирении супругов Уэльских предложил взять на себя близкий друг Чарльза, торговец исламскими произведениями искусства Оливер Хор. По словам их общего знакомого, «Оливер пытался помочь Диане лучше понять принца Уэльского. Он хотел показать ей, что Чарльз любит архитектуру, искусство, что у него обостренное восприятие истории и, наконец, что он просто настоящий трудоголик»[29].
Трудно сказать, насколько успешно сложилась отчасти дипломатическая, отчасти искусствоведческая, отчасти просветительская миссия Хора, но с Дианой у него быстро установились хорошие отношения. Слово за слово, и из «посла доброй воли» Оливер превратился в любовника принцессы.
После разрыва с Хьюиттом и застойных отношений с Гилби принцесса нуждалась в новом романе. Она сделала ставку на Хора и… просчиталась. Причем дело вовсе не в том, что Оливер был образованнее своих предшественников (он окончил Итон и Сорбонну), что ему было 47 лет и что у него была полноценная семья. Просто после развода с Чарльзом Диане нужны были серьезные отношения, не исключавшие создания новой ячейки общества. А именно для этого Хор и не подходил. Он не готов был бросить жену и детей ради другой женщины. К тому же какую жену ему пришлось бы оставить – Дайану де Вальднер Хор!
Вначале принцесса с юмором отнеслась к тому, что у супруги ее любовника практически такое же имя, как у нее.
– По крайней мере, если Оливер заговорит во сне и назовет мое имя, Дайана подумает, что он обратился к ней, – смеялась она[30].
На самом деле поводов для веселья было мало. Дайана происходила из семьи французских аристократов и являлась наследницей крупного нефтяного бизнеса. Именно ее деньги и связи стояли за художественной галереей мужа, расположенной в престижном районе Лондона Белгравии.
Оливер прошел слишком длинный путь – от скромного юноши с наследством в две тысячи долларов, оставленных его отцом в 1964 году, до гладко выбритого, одетого в дорогие шерстяные костюмы и кожаные ботинки ручной работы специалиста по исламскому искусству, главы департамента всемирно известного аукционного дома Christie’s и консультанта богатых клиентов, интересующихся культурой Ближнего Востока. Хор потратил слишком много времени и усилий для создания своего настоящего, чтобы разрушить его ради неопределенного будущего, пусть и с принцессой Уэльской.
Диана этого не понимала или, вернее, не хотела понять. В отношениях с Хором лишь усугубились ее эгоизм и желание подчинить мужчину своей воле, не раз имевшие место в период общения с Хьюиттом.
«Принцесса Уэльская ужасная собственница, – как-то заметила ее подруга Эльза Боукер. – Если она в кого-то влюблялась, этот человек должен был ради нее бросить все, даже детей. Собственнический инстинкт пугал мужчин. Все превращалось в драму»[31].
Примерно об этом же говорит приятель Дианы Роберто Деворик:
«В отношении с мужчинами принцесса напоминала разбогатевшего бедняка, который боится тратить новоиспеченные миллионы только потому, что у него еще слишком живы воспоминания о нищете. Разбогатевший бедняк продолжает экономить на всем, оставляя неоплаченными даже счета за электричество»[32].
Подобно этому бедняку, Диана стала терять чувство меры. Ее желание быть рядом с Оливером было настолько сильным, что она начала ревновать его к собственной супруге!
«Из-за собственнического инстинкта она никак не могла свыкнуться с мыслью, что ее любимый мужчина делит постель с другой женщиной, – комментировала сложившуюся ситуацию Симона Симмонс. – По закону Диана была матерью будущего короля. А фактически она была любовницей замужнего мужчины. И как большинство inamorata{49} в мировой истории, она была несчастна»[33].
Не зная, как ей поступить, в свободное время Диана начала названивать своему возлюбленному. Она могла по двадцать раз за день звонить на телефон Хора, установленный в его автомобиле[34].
«Если она звонила всего пять или шесть раз, мы считали, что день прошел спокойно», – вспоминает шофер Хора Барри Ходж[35].
Когда Оливер стал отключать телефон, принцесса звонила ему домой. Она звонила утром, днем, вечером, даже ночью. Как правило, Диана ничего не говорила. Она тяжело вздыхала, вешала трубку и как ни в чем не бывало вновь набирала номер.
Надоедливые звонки длились почти год, пока терпение миссис Хор не лопнуло. Отлично зная, кто стоит за всем этим безобразием, она решила прекратить его раз и навсегда. В октябре 1993 года под предлогом страха за жизнь своего мужа, которому якобы угрожают исламские террористы, Дайана обратилась в полицию.
Скотленд-Ярд поработал на славу. В январе 1994 года полицейским удалось выследить «злобного нарушителя» по четырем телефонным линиям. Три из них вели в Кенсингтонский дворец,{50} одна указывала на мобильный телефон принцессы.
На несколько дней звонки прекратились, после чего возобновились вновь. На этот раз полицейские установили, что вызовы поступают с уличных телефонных автоматов Кенсингтона и Нотинг-Хилла, то есть именно из тех районов города, что расположены неподалеку от апартаментов принцессы Уэльской. Также звонки производились из дома сестры Дианы Сары Маккоркудейл.
Когда результаты расследования легли на стол главы королевской охраны, Диане ничего не осталось, как признаться. При этом она с наивной простотой добавила, что, направляясь к телефонному автомату, надевала плащ и бейсболку, чтобы ее никто не узнал. Кроме того, чтобы не оставлять отпечатков пальцев, она пользовалась кожаными перчатками. Такое ощущение, что речь идет об очередной серии телесериала «Чисто английское убийство».
После инцидента со звонками отношения между Хором и принцессой постепенно стали сходить на нет. В течение нескольких месяцев их еще несколько раз видели вместе, но это были уже совершенно другие встречи. Пропасть между любовниками становилась все больше, и преодолеть ее ни в два, ни в один прыжок уже не представлялось возможным.
Не стоит забывать, что все эти любовные перипетии происходили на фоне бракоразводного процесса. При выборе кавалера Диане следовало проявлять особую осторожность. Однажды у принцессы состоялся разговор с историком Полом Джонсоном. Пол предложил ей шутливый список, что можно и что нельзя делать после расставания с принцем Чарльзом. На первом месте шло «Полное прекращение взаимоотношений с представителями СМИ». На втором – «Никакого секса!».
– Другие женщины вправе распоряжаться своими ногами, в то время как ваши принадлежат британскому народу, – прокомментировал Пол. – Да, я отлично вас понимаю, это несправедливо. Но вам придется смириться!
– Смириться? – произнесла принцесса. – Я уже давно привыкла к этому[37].
Ей необходимо было даже не столько смириться, сколько внимательно взвешивать последствия своих поступков. Особенно если речь касалась такого щекотливого вопроса, как отношения с противоположным полом. В этом заключалась цена – быть частью королевской семьи. Принцесса Уэльская сама стремилась к этому, и теперь уже поздно было взывать к «несправедливости». Да Диана и не собиралась. Она хотела жить. Так же, как и все, она хотела любить и быть любимой. Так же, как и все, она стремилась найти свое счастье под лондонским небом. Так же, как и все, она пыталась найти свой идеал. И трагедия Дианы заключалась в том, что ее поиски не увенчались успехом.
«Вы даже не представляете, насколько она несчастна, – заметил как-то ее близкий друг, американский бизнесмен Тедди Фортстманн. – Диане нужен был настоящий мужчина. Она стремилась найти надежного партнера для жизни. После всего пережитого принцесса чувствовала себя отвергнутой, и порой, когда речь заходила о мужчинах, она могла спокойно сложить два плюс два и получить шесть. Все парни, которые были у Дианы, просто-напросто ее использовали»[38].
После стольких лет брака, романов с Мэннеки, Хьюиттом и Хором Диана, чья жизнь проходила под вспышками фотокамер, по-прежнему чувствовала себя одинокой. Это может показаться странным, но это была правда, горькая правда. Женщина, красотой которой восхищались сотни тысяч мужчин, так и не смогла вылезти из болота одиночества. Но в какой-то момент ей показалось, что трясина позади и она наконец-то встретила человека, с которым проведет остаток своих дней.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.