Картина шестая

Картина шестая

Лестничная площадка жилого дома.

Две двери напротив. Одна приоткрыта.

Синицын жмет на звонок у закрытой двери.

Голос из-за двери. Кто там? Синицын. Это я, ваш сосед Синицын. У меня очень плохо с ребенком. Откройте, пожалуйста.

Соседка выходит на площадку.

Соседка. Что случилось? Синицын. Кашляет ужасно, как будто лает. Задыхается.

Соседка вместе с Синицыным поспешно скрывается за дверью его квартиры. Вскоре снова выходят на площадку.

Соседка. «Неотложку» надо. Я сейчас, только возьму монетки. Телефон-автомат в соседнем подъезде. (Уходит и возвращается в шубе) Я сейчас. Вы не пугайтесь. Ничего. Идите к нему. Господи, господи… (Уходит)

Появляется Полина Челубеева. Вернее, возникает на сцене.

Полина. Здравствуй, птичка-синичка. Ну, как живешь со своими бутербродами?

Синицын. А тебе-то, Челубеева, что за дело?.. Полина, почему, когда мне плохо, я думаю о тебе?

Полина. Помнишь, ты сказал, что я знаю о тебе все? Может быть, даже то, что ты сам не знаешь?

Синицын. А помнишь, как ты сказала, что, если не разлюбишь меня, беда будет. Твоя беда. Да, ты так говорила. Ты так говорила?

Полина молчит.

А помнишь, как мы познакомились? Я тогда манежные опилки глотал один, без Ромашки. «В паузах клоун Сережа». Сколько лет тому — пять? Семь? И встречались с тобой как-то странно, словно запоями. Разъезды, разъезды… Так и не мог понять, кто ты для меня: друг не друг, жена не жена. Просто Полина Челубеева.

Полина. Просто Полина Челубеева.

Синицын. А потом приехал из ГДР этот дрессировщик Зигфрид Вольф со смешанной группой хищников. И потянулась сплетня, что ты с этим немцем. И там-то вас видели вместе, и там-то. Как я тогда бесился! Встретил бы, отколотил, как бубен. А потом меня замотало по Союзу, и я совсем забыл тебя. Постарался забыть. И какое у меня право на твою любовь? Никакого. После встретил тебя и не поздоровался.

Полина. Здравствуй, птичка-синичка.

Синицын. Вот и кантуйся со своим белобрысым дружком, дрейн унд цванцих, фир унд зибцих! Ауфидерзейн!

Полина уходит, вернее, исчезает.

Синицын. Когда Ваньку привезли, я Лесину фотографию снял со стены и спрятал за холодильник. А он спрашивает: какая наша мама? А я говорю: приедет, сам увидишь.

Свет гаснет. Когда сцена снова освещается, у двери квартиры Синицына стоит он сам, Соседка и Женщина врач.

Врач (Соседке) Всё запомнили, бабушка?

Соседка. Я ихняя соседка.

Врач. Тогда проинформируем еще раз отца. ОРЗ — значит острое респираторное заболевание. Ложный круп — это отек в горле. Форма легкая. Но может осложниться. Тогда мальчика заберут в больницу. Прислушивайтесь к нему внимательно. Да, лекарств у вас сейчас, конечно, нет. Я вам оставлю немного олететрина. Вы ведь клоун, верно? Вы ведь знаете, я ведь сама… У меня даже находили большой талант. Еще в школе. Одилия Львовна Миджераки, не слыхали?

Синицын. Нет, не приходилось.

Врач. Она была певица. Известная. Еще до революции. Так вот, она со мной занималась. (Поет.) «У любви, как у пташки, крылья…» — это из «Кармен». Я сегодня не в голосе…

Соседка. Вы в самодеятельности поете?

Врач. Да нет, некогда, знаете. И муж против. Так, для себя иногда… (Поет.) «Ах, зачем я люблю тебя, ночь?» Или вот это: «Он уехал, ненаглядный».

Соседка. Ванечку разбудите.

Врач. Я ему дала димедрол. Он должен хорошо заснуть. Если опять повторятся хрипы — содовый пар, вот как я делала. Кажется, все, до свидания. (Уходит.)

Голос врача. «Арлекино, Арлекино, есть одна надежда — смех».

Синицын. Спасибо вам… Как это вы с Ванькой ловко…

Соседка. Мне не привыкать. Знаете, сколько я своих детей вырастила? Девять душ.

Синицын. Девятерых? Да вы же мать-героиня!

Соседка. До героини не дотянула. Но все в люди вышли.

Синицын. Простите, я даже ваше имя-отчество не знаю.

Соседка. Зовите просто Мария. Отчество у меня трудное.

Синицын. У меня тоже. Дементьевич.

Соседка. Разве это трудное? С моим не сравнить. Вот у меня так уж отчество: Евтихиановна! Прощайте пока. Уж утро на дворе. (Уходит.)

Появляются Роман и Димдимыч.

Димдимыч. С добрым утром!

Роман. Что стряслось, Птица! Почему ты не явился на репетицию?

Синицын. Тише ты… Ванька заболел. Сейчас была «неотложка». Сказали — ложный круп. Если Ванька скоро не выздоровеет, поедешь в Канаду один. Начинайте репетировать с Димдимычем. Вы же можете подавать Ромашке мои реплики? Репризы, конечно, проиграют… Но для тех, кто не видел наш номер… В конце концов, Рыжий в старом цирке обычно выходил под шпрехшталмейстера. Это нормально.

Димдимыч. Кого ты пытаешься убедить, Сергей? Нас или себя?

Роман. И по канату Димдимыч тоже быстренько пройдется, и стойку на одной руке — ему это раз чихнуть! Послушай, есть какой-нибудь Айболит, который Ваньку быстро подымет на ноги? Из-под земли достану.

Димдимыч. Я по опыту знаю, родительскому конечно, что при Ванькином заболевании Айболит бесполезен. Форсировать здесь нельзя. Все пройдет, я не сомневаюсь, но не сегодня и не завтра. И даже не послезавтра. А до отъезда остается три дня. Мы с Романом, конечно, попробуем порепетировать, посмотрим, что получится. Верно, Роман?

Синицын. Что мы на площадке стоим? Зайдите.

Роман. Оставь меня в покое!

Димдимыч. Но ты, Сергей, должен нам пообещать, что, если твой сын через два дня наладится, ты поедешь. А Алиса Польди, она…

Роман. Да Алиса будет беречь Ваньку пуще глаза своего! Она его в ассистенты в собачий номер хочет взять.

Синицын. Быстро же ты своего Айболита забыл.

Роман.

Тита-дрита, тита-дрита,

ширфандаза-ширванда!

Мы родного Айболита

Не забудем никогда!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.