Картина четвертая

Картина четвертая

На авансцене Синицын и Роман.

Роман. А я тебе говорю, что ты идешь ночевать ко мне.

Синицын. А почему не ты ко мне?

Роман. Потому что я — не Буратино.

Синицын. При чем тут Буратино?

Роман. Помнишь, он попал в страну дураков? Так вот: твое Орехово-Борисово — это и есть страна дураков.

Синицын. Это как понимать?

Роман. Очень просто. Когда в Москве мороз, в Орехово-Борисово — оттепель. В Москве солнце сияет, в Орехово-Борисово — проливной дождь. В Москве академики живут, а в Орехово-Борисово — клоун Синицын.

Синицын. Трепач.

Роман. Я не трепач. Во мне умирает великий клоун. Такой грустный-грустный клоун. Выхожу на манеж, плачу, и все рыдают. Это мой идеал.

Синицын. Ты просто пьян.

Роман. Не важно. Главное, не промахнуться мимо своего подъезда. Знаешь, как я представляю себе рай? Сплошной подъезд вроде моего. Лифт, конечно, не работает. Ступеньки, которым требуется зубной врач. Полоумные кошки шмыгают. Постоянный запах кислой капусты, иногда для разнообразия паленой резиной пахнет, а иногда арбузами. На первом этаже какая-то подозрительная лужа — это обязательно! А я гуляю по лестнице и звоню в любую дверь. И за каждой дверью — Алиса!

Синицын. А я?

Роман. Ты, как друг, таскаешься по лестницам за мной. Разве не ясно?

Синицын. Ясно. Только я в аду.

Роман. А какой у тебя ад?

Синицын. Такой же, как у тебя рай. Только я звоню во все двери, а мне не открывают.

Роман. Брр! (Уходят.)

Появляется Димдимыч. Он во фраке.

Димдимыч. Народная артистка СССР Алиса Польди!

Появляется Алиса. Она в дорожном плаще.

В цирке ее объявляют особенно. Убегали клоуны, уходили униформисты, молчал оркестр, и свет прожекторов медленно угасал. Только под самым куполом высвечивалась тонкая серебряная трапеция. Трапеция тихо покачивалась, казалось, от дыхания многих людей. Она деловитой походкой выходила на манеж и, ухватив тонкими руками конец свободно висящего каната, быстро взбиралась вверх под самый купол. Зал отвечал приветственным ревом и сразу же смолкал. Это Алиса начинала свой номер.

Алиса. Алиса Польди беспрестанно усложняла свой номер и довела его до степени непревзойденного совершенства.

Димдимыч. Да!.. Ни одни большие зарубежные гастроли нашего цирка не обходились без нее.

Алиса. Известные иностранные антрепренеры затевали друг против друга рискованную игру, когда ставкой был беспроигрышный номер этой советской гимнастки.

Димдимыч. Она никогда не пользуется ни лонжей, ни страховочной сеткой. Это допускается правилами: ведь она работает без отрыва от снаряда, как говорят в цирке. Но даже не очень слабонервные в публике нет-нет, а зажмуривают глаза. Зал вскрикивает, стонет, вздрагивает рукоплесканиями.

И вдруг Алиса Польди срывается с трапеции головой вниз и — ах — повисает, сильно раскачиваясь в ужасающей вышине, зацепившись маленькой ступней за угол снаряда. Упавшие волосы заколыхались, как приспущенный флаг.

Но вот она подняла, нет, опустила руки, поправила прическу, сложила руки на груди, закинула ногу на ногу, словно сидит в мягком кресле, и, выгнувшись, раскачиваясь все медленнее, смотрит на публику с улыбкой.

Алиса. «Что, здорово испугались? Любите свою Алису?»

Димдимыч. «Лю-бим, лю-бим, лю-бим», — скандированно бьют аплодисменты.

Алиса. А народная артистка, соскользнув по канату, раскланивается, и цирк сияет ей всеми огнями.

Димдимыч. Я обычно загораживал ей путь с манежа: «Побудь еще немного с нами, Алиса Польди». И она возвращается в центр манежа и снова посылает во все стороны воздушные поцелуи.

Алиса. «И я люблю вас, люблю, люблю».

Димдимыч. Воздушные поцелуи воздушной гимнастки. (Уходит.)

Алиса входит на сцену, где освещается обстановка домашней кухни. Снимает плащ. Появляются Роман и Синицын.

Роман (церемонно кланяясь). Скажите, пожалуйста, здесь живет народная артистка Алиса Польди?

Алиса. Нет. Здесь живет великий клоун Роман Самоновский. Только он не может сейчас вас принять. Он, простите, совершенно пьян.

Роман. Алисочка, любовь моя! (Обнимает Алису.)

Алиса. Здравствуй, Сережа. Вы тут без меня каждый вечер так проводите?

Роман. Ну что ты, Алисочка!

Синицын. Алиса, можно от вас позвонить?

Алиса. Что за вопрос?

Синицын уходит.

Роман. Прекрасно выглядишь. Как прошли гастроли?

Алиса. Соскучился?

Роман. Ах, Алисочка… У нас с тобой день, считай, за год. Хорошо, два месяца в году видимся. За десять лет едва наберется года три совместной жизни… Ты вон где, а я — вот — коверный…

Алиса. Роман, а что с Сережей? Неприятности?

Роман. Понимаешь… (Шепчутся.)

Возвращается Синицын.

Синицын. Никто не берет трубку. Гудки, гудки… (Алисе.) Ты мое письмо получила? Алиса. Получила. Сережа, я прочла твое письмо внимательно, и не раз. Я все поняла, насколько может понять женщина, у которой никогда не было детей. И по-моему, нам, цирковым, лучше, честнее, что ли, оставаться бездетными. Как это ни грустно. Я теперь часто думаю об этом. Ведь я сама из цирковой фамилии. Но прошли те времена моих родителей, когда дети росли прямо в цирке под ногами у взрослых и цирк был для них домом, и школой, и всем на свете. Теперь цирковому артисту подчас приходится выбирать: его искусство или его ребенок. Если артист хочет остаться в полном цирковом смысле этого слова, а не просто остаться в цирке. Не для таких, как ты, Сережа, рассказывать, какое подвижничество наша работа. А ваш успех, я знаю, читала, слышала, — это только начало ваших настоящих мук, Сережа. Пейте кофе…

Во время разговора Алиса успела поставить на стол чашки, бокалы. Роман открыл бутылку вина.

Синицын. Спасибо. Мы уже пили у Царя Леонида.

Алиса. Странное прозвище: Царь Леонид.

Роман. Это целая история.

Алиса. Как жалко, что меня не было с вами сегодня. Я бы произнесла прекрасный тост.

Роман. В чем же дело? Произнеси сейчас (Разливает вино по бокалам.)

Алиса (встает). Клоуны! Дорогие мои клоуны… Сегодня мы навсегда прощаемся с замечательной, да, замечательной — мы все трое это знаем, — замечательной цирковой артисткой Алисой Энриковной Польди!

Роман. Алисочка…

Алиса. Прошу встать! Ромашка, милый… Мальчики… Если б вы видели… вчера в первый раз за свою жизнь… на публике… в первый раз я пристегнула лонжу.

Роман. Алисочка, любовь моя… Ну, что ты, Алисочка… Ты же гениальная… займешься дрессурой, будешь дама с собачками… Алисочка…

Алиса. Не надо, мой хороший… Всему когда-то приходит конец.

Алиса выходит, Роман за ней. Синицын один.

Синицын. Вот, Ванька, милый человек. Не гожусь я тебе в родители. Никудышный я отец. Несерьезный, безответственный тип. Ни в чем не понимаю, ничего толком не знаю. Не знаю даже, откуда это прозвище такое странное: Царь Леонид?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.