Пути-дороги Нины Комаровой

По окончании учебы меня оставили на кафедре в институте, а Нина Комарова уехала по распределению в Нытву, где в порядке последипломной интернатуры работала фтизиатром.

Ее ценили коллеги и пациенты, но таков уж духовный закон: Аще приступаеши работати Господеви Богу, уготови душу твою во искушение (Сир. 2, 1). В добрые дела обязательно вмешается дьявол.

В Нытве Нина столкнулась с первым испытанием на прочность. Главврачом тубдиспансера был наш однокурсник. Он каким-то образом узнал, что она ходит в церковь. Другой бы промолчал хотя бы ради памяти о годах студенчества, но наш сокурсник не явил никакого снисхождения. Он стал притеснять Нину и чинить ей препятствия при каждом удобном случае. Работать в таких условиях было невыносимо. Помню, в один из своих приездов в Пермь Нина буквально с порога заплакала. Столько времени ей приходилось держать в себе боль за несправедливые обиды, и вот, оказавшись среди своих, она уже не смогла сдержаться, сдали нервы.

Пока она раздевалась в прихожей, я решила закончить чтение главы Апостола, и сразу же встретились слова: Думаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с той славою, которая откроется в нас (Рим. 8, 18). Как будто именно о ней сказал апостол Павел два тысячелетия назад.

По окончании интернатуры Нина, по благословению отца Наума, переехала во Владимир, где работала в детской больнице микропедиатром – лечила новорожденных младенцев. Но во Владимире она задержалась ненадолго, потому что Батюшка то и дело отправлял ее в места, где требовался хороший организатор. Вскоре благословил он Нину ехать в Пюхтицы. Понимая, что прижиться среди людей с другим менталитетом будет непросто, отец Наум снова отправил ее в Дивеево, чтобы просить молитв у дивеевских стариц.

Она провела с матушками несколько часов. Во время обеда блаженная Анна вдруг взяла пустую банку из-под зеленого горошка с надписью GLOBUS, повертела ее в руках и раздраженно заметила:

– Все не по-русски написано! Все не по-русски написано! – с этими словами она отбросила банку в сторону.

Тогда Нина не придала ее словам большого значения. К тому же она спешила, надеясь успеть к вечернему поезду. Но матушка ее задерживала своими разговорами. Пришлось смириться, потому что уехать без благословения Нина не дерзнула. В какой-то момент она поняла, что на поезд все равно уже не успеет, и махнула рукой. Однако, приехав на Горьковский ж/д вокзал, узнала, что поезд опоздал на несколько часов. Она появилась на перроне прямо перед его прибытием.

Прощаясь с матушкой Анной, Нина спросила:

– Можно когда-нибудь снова к тебе приехать?

– К Настьке с Фроськой приедешь! – ответила старица.

То есть к монахиням Анастасии и Евфросинии, которые жили вместе с ней. И точно, когда Нина в следующий раз приехала в Дивеево, праведница Анна уже отошла ко Господу.

В Пюхтицах у Батюшки было много духовных чад как в самом монастыре, так и за его оградой. В монастырь молодых брать запрещалось, за этим строго следили и желающим иноческой судьбы чинили препятствия, например отказывали в прописке. Батюшка благословлял таких «кандидаток» селиться рядом с обителью, чтобы учиться монашескому образу жизни.

Нина устроилась врачом в местную больницу, а кроме того, опекала сестер из батюшкиных чад, живших возле монастыря. Они сами строили себе дома, выполняли тяжелые мужские работы, но при этом никогда не роптали, напротив, все делали с радостью и воодушевлением. Приезжала и я в Пюхтицы во время отпусков, чтобы потрудиться во славу Божию. Помню, как мы затаскивали наверх тяжеленные ведра с бетоном по приставной лестнице.

Медицинские заключения эстонские врачи, само собой разумеется, писали по-эстонски. Нину это раздражало, потому что она не знала языка. Тогда-то она и вспомнила тираду матушки Анны, прозорливо пародировавшую недовольную докторшу: «Все не по-русски написано!» И до нее дошел смысл преподанного ей «урока»: все перипетии судьбы надо принимать терпеливо, видя в них Божественный Промысл.

В частном доме прописаться было намного проще, чем в монастыре, но и здесь встречались почти непреодолимые препятствия. Начальницей паспортного стола в том районе была очень властная женщина. Ее побаивалась даже решительная Нина Комарова. Однажды, увидев чиновницу на улице, она мгновенно свернула за угол, только бы с ней не встречаться. Девчонки, приехав в Лавру, пожаловались Батюшке на эту «грозу Пюхтиц», что не дает им спокойно жить.

Старец ответил пространно:

– Скажите ей, пусть читает Псалтирь.

С тем они и ушли в недоумении с неразрешенной, как им казалось, проблемой. Разве можно оголтелой атеистке сказать такое?

Вдруг эту женщину поймали на взятке, в то время это было очень строго, и ей грозили большие неприятности. И она сама к ним пришла:

– Девочки, помогите!

Тут они и сказали:

– Читайте Псалтирь.

Она послушалась, и вопрос разрешился безболезненно для чиновницы. С тех пор отношения у них стали лучше некуда.

После Эстонии Батюшка благословил Нину переехать в Ярославль, трудиться псаломщицей при храме в поселке Песочном. Врачом она больше не работала. Естественно, приходили «товарищи» из органов, интересовались, почему она оставила профессию врача. На таких собеседованиях она держалась спокойно и просто.

Когда в 1992 году Русской Православной Церкви был передан Суздальский Покровский монастырь, Батюшка благословил инокиню Нину принять участие в возрождении древней обители. Вскоре владыка Владимирский и Суздальский Евлогий (Смирнов) постриг ее с именем София в честь преподобной Софии Суздальской и возвел в сан игумении.

Монастырь стал преображаться и с каждым годом становился краше, обретая прежние величие и силу, только мало кто знает, чего это стоило сестрам и прежде всего матушке игумении.

Помнится, когда Нина попала к Батюшке первый раз, он спросил ее:

– Тебе сколько лет?

– Двадцать шесть.

– Ну вот, половину жизни ты уже прожила, а может, и больше.

Нина подсчитала – 52 года. «Ну, когда это еще будет!» – подумала она.

И вот, когда приблизился этот возраст, у матушки Софии обнаружилось онкологическое заболевание. Она вспомнила слова Старца и стала готовиться к смерти – привела в порядок личный архив и прочее.

Но она была еще очень нужна Церкви, и Батюшка стал за нее сугубо молиться. Он приезжал в Суздаль и служил с сестрами молебен о здравии игумении Софии. Одна из монахинь после рассказывала:

– Батюшка приехал, когда все мы были в печали, – матушка находилась после операции в больнице в тяжелом состоянии. Как же Батюшка тогда молился! Помню, стоит он посреди коридора в сестринском корпусе и поет со слезами: «Господи, исцели болящую!» И мы все, нас человек тридцать было, поем с ним и тоже плачем.

Игумения София (Комарова) – настоятельница Суздальского Покровского монастыря

Молитвами духовного отца игумения София прожила еще двадцать лет.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.