2. На лестнице, пахнущей кошками

2. На лестнице, пахнущей кошками

Первый раз это выражение – «банда» – ненавидяще вырвалось у Аксенова, когда после хрущевских грубых нападок на художников и писателей в декабре 1963 года мы, пьяные, раздавленные, спускались из квартиры кинорежиссера Гии Данелии по лестнице, пахнущей кошками и мочой. Вся смертельная обида за отца и мать, отобранных тюрьмами и лагерями у его детства, собралась в этом ненавидящем слове: «Банда! Банда!», которое он, задыхаясь, выблевывал из себя. Аксенов приехал тогда на «вторую историческую встречу с интеллигенцией» Хрущева из Латинской Америки уже в истерическом состоянии, поняв еще там по прессе, что дома происходит нечто отвратительное, и в фойе Кремля свистящим шепотом напустился на меня:

– Ты что, рехнулся, печатая свою автобиографию без разрешения в ФРГ? Ты что, забыл, где живешь? Ты подвел всех нас. Я сажусь в самолет в Буэнос-Айресе, раскрываю газету, а там – ты, да еще и улыбаешься. Тебе улыбочки, а нам?

Вторая встреча с интеллигенцией началась с того, что Хрущев, будучи с утра то ли с похмелья, то ли просто в плохом настроении, заорал с искаженным от превентивной ярости лицом:

– Если здесь есть иностранные агенты, которые немедленно передают в заграничные газеты все, что говорится в этом зале, пусть выйдут, а для приличия притворятся, что удаляются в сортир!

В зале раздались подобострастное хихиканье, выкрики: «Позор!»

Хрущев продолжал:

– Я это не зря говорю, товарищи. Каждый день ко мне на стол, как руководителю партии, кладут не только информацию о состоянии нашего сельского хозяйства, нашей промышленности, но также информацию о, так сказать, состоянии душ. Так вот, сегодня утром я получил сообщение о том, что вчера в ресторации некий писатель, присутствующий, между прочим, сейчас в этом зале, разглагольствовал о том, что Хрущев напал на художников и писателей якобы для того, чтобы отвлечь внимание от плохих дел в сельском хозяйстве.

– Им-мя, им-мя назовите! – вскочил один частично детский писатель, восторженно заикаясь: на него такое подозрение пасть не могло.

– Имя, имя! – завопила часть аудитории, патриотически вскакивая, чтобы быть замеченной.

Я чувствовал себя прескверно, ибо вчера в ресторане ВТО, где мы пили с Эрнстом Неизвестным, окруженные прилипшей к нам вроде бы прогрессивной шоблой, я говорил именно эти слова. Конечно, такие же слова мог сказать другой писатель в другом ресторане, но кончики пальцев у меня слегка похолодели.

«Кто же донес?» – думал я. Кандидатов на донос было много…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.