Дух Матёры и сожжённое вековое дерево

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Дух Матёры и сожжённое вековое дерево

Лариса Шепитько знала о своих «прежних жизнях» и о своей скорой смерти, которую предсказала ей прорицательница Ванга

Это был самый страшный сон в его жизни. 2 июля 1979 года кинорежиссёр Элем Климов увидел во сне любимую жену Ларису в чёрной «Волге». Машина мчится по пустынному шоссе. Внезапно «Волга» сворачивает на встречную полосу и летит прямо в лоб встречному грузовику. «Я закричал, вскочил, потом долго ходил по квартире, не мог прийти в себя, курил», – рассказывал Климов. Часы показывали 5:18, раннее утро. Через двадцать минут «Волга» с Ларисой Шепитько и членами её съёмочной группы на пустом шоссе на большой скорости врезалась в мчавшийся навстречу грузовик.

Трагедия произошла на 187-м километре Ленинградского шоссе. Так погибли талантливый режиссёр Лариса Шепитько и ещё пять человек из её съёмочной группы, работавшие над экранизацией повести Валентина Распутина «Прощание с Матёрой»: оператор Владимир Чухнов, художник Юрий Фоменко и три ассистента.

Фильм должен быть рассказать о последних днях существования Матёры, деревни на острове, которой суждено быть затопленной при строительстве ГЭС. Стройку не остановить, жители деревни вынуждены сжигать свои дома и навсегда оставлять родные могилы под водой. В финале фильма умирающая мать позовёт к себе всех своих сыновей, чтобы они простились с ней и с деревней.

Ларисе не суждено было снять этот фильм полностью. Доснимал и монтировал рабочие материалы Элем Климов. Он же поведал о некоторых мистических явлениях, предшествовавших гибели любимой женщины.

«Она знала что-то такое, чего ни я, ни кто-то другой не знает, например, о своих прежних жизнях», – вспоминал режиссёр. Когда корреспондент, беседовавший с Климовым, обратил внимание на портрет Ларисы, висевший на стене, Элем Германович неожиданно сообщил, что женщина, позировавшая художнику, вовсе не Лариса и что эта картина – копия работы чешского художника. О памятном посещении одного из чешских замков Климов рассказывал: «Когда мы вошли в главный зал этого замка, Лариса вдруг остановилась и сказала: «Я здесь уже была!» Она оглянулась и, увидев обычный с виду, накрытый скатертью стол, взяла меня за руку: «Здесь была гостиная, а за тем столом играли в покер». Представьте, что мы почувствовали, когда экскурсовод откинул скатерть и мы увидели… зелёное сукно: за этим столом в прошлом веке действительно играли в карты. А в следующей комнате нас ожидало потрясение: на стене висел портрет. Женщина, изображённая на нём, была не просто похожа на Ларису. Это была Лариса, но – жившая более ста лет назад. Когда она погибла, я заказал копию портрета.»

Лариса Шепитько серьёзно относилась к предсказаниям. В 1978 году в Болгарии она посетила знаменитую Вангу. Прорицательница предсказала Ларисе скорую смерть. В тот же день Лариса вместе с подругой пошла в храм, рассказала о пророчестве, после чего та пообещала Шепитько, что если случится беда, то она позаботится о её сыне Антоне. Те, кто хорошо знал Ларису Ефимовну, подтверждают – Шепитько верила в загробную жизнь и переселение душ.

Но что способствовало тому, чтобы сбылись самые мрачные пророчества?

В телефильме «Лариса», который в память о жене снял в 1980 году Элем Климов, великий русский писатель Валентин Распутин (1937–2015) вспоминал переговоры с Шепитько по поводу экранизации повести: «.Был затронут дух затопленной Матёры, если переходить на язык мистики. Дух Матёры, который, не разобравшись – для чего, с какой целью его потревожили, взял затем от нас слишком большую и невосполнимую жертву».

Распутин имел в виду то, что ради красивого кадра Лариса Шепитько велела сжечь вековое дерево, а это у местных считалось страшным грехом – покушение на «корни» (в славянском фольклоре известен образ дерева, являющий собой центр мироздания).

Элем Климов вспоминал: «Она уезжала в Осташков на Селигер – снимать «Матёру»; попрощалась с друзьями, со знакомыми, а со мной – нет. Я, наверное, был единственный, с кем она не попрощалась. Она ждала, что мы с Антоном приедем к ней на машине. У нас есть друг, художник-фотограф Коля Гнисюк, он часто приезжал и ко мне, и к ней в экспедиции – снимать. И Лариса ему сказала перед отъездом: «Коля, если ты через месяц не приедешь, ты меня не застанешь…» И далее Климов сокрушается: «Уже после её гибели я задавал себе вопрос: ну она, предположим, особая, а при чём тут другие, те, которые погибли вместе с ней? И мне рассказали люди, которые их видели, что все они в этот месяц, который провели в экспедиции, были какие-то на себя не похожие. Ведь съёмки, особенно в экспедиции, требуют огромного напряжения, где всё нацелено на действие, на результат, а они все были какие-то размагниченные, странные.»

В 2004 году в «Киноведческих записках» были опубликованы интересные воспоминания коллеги Ларисы Шепитько, второго режиссёра фильмов «Ты и я», «Восхождение» и «Матёра» Валентины Хованской (она чудом в то роковое утро не оказалась в мчавшейся по Ленинградскому шоссе чёрной «Волге»).

Хованская говорит в своём очерке-воспоминаниях о том, что работа над «Матёрой» – это сплошная мистика, тревожные предчувствия, грустные свершения, вспоминает, что подготовительный период не ладился, все планы на ходу рушились, настроение у всех было неважное.

«Лариса давала много интервью в эти дни, хихикала над моими усилиями и странно утоньшалась, – отмечает Валентина Хованская. – По фотографиям, сделанным в тот период, это было очевидно, из неё как бы вытекала жизнь, но она оставалась добродушной и безмятежной».

Когда Шепитько и Хованская отправлялись по делам в Осташков на той злополучной машине, Лариса, садясь в неё, с усмешкой произнесла, имея в виду директора картины: «И зачем Дима взял этот гроб?». «Гробом» в тот день показалась Шепитько «Волга»-кабриолет.

Далее читаем: «По приезде в Осташков нас встретил Юра Фоменко, художник-постановщик картины, строивший в деревне, недалеко от города, декорацию «Изба Дарьи». Ларису отвлёк Володя Чухнов, а Юра радостно сообщил мне: «Ну, готовьтесь!» – «К чему ещё?» – испугалась я. – «У вас на «Восхождении» были смерти?» – «Да, погиб один осветитель, его сбил пьяный водитель…» – «Один? У нас будет больше». – «Чего будет больше?» – «Смертей. Когда поставили «Избу Дарьи», ласточки прилетели, много, штук пять-шесть, и давай в окна стучать, ну, местные увидели и сказали мне, что примета плохая». – Всё, Юра, замолчи и Ларисе не говори, не расстраивай её», – сказала я.»

На следующий день Шепитько, Хованская и другие члены съёмочной группы отправились посмотреть то самое вековое дерево, которое было выбрано для объекта «Листвень». Хованскую угнетала напряжённая обстановка предыдущих дней, разговоры о смерти. Она вспоминает: «.Когда мы приехали на поляну, где стоял «Листвень», со мной просто истерика сделалась, такое произвело на меня впечатление это дерево. Это была вековая, лет эдак триста, огромная, в пять охватов, сосна со срезанной когда-то верхушкой и странными, переплетёнными ветвями. Мозг, да и только. Под этой странной, круглой, как у пальмы, кроной была такая тишина и покой. Я испугалась не на шутку и высказалась. Лариса отмахнулась.»

Хованская по памяти пересказывает слова Ларисы Шепитько во время доверительного разговора с близкими членами съёмочной группы: «Вера может быть наивной, прекрасной, возвышенной, но во что верить, вот вопрос не хуже гамлетовского. Для меня долго был главным вопрос: кто в центре? Бог? Человек? Наше движение по жизни усеяно, как песком, малыми компромиссами, малыми уступками и сделками с совестью. Но в любую минуту эти песчинки могут стать горой, которая раздавит нашу нравственность и уничтожит душу, а с ней и бессмертие. Вот почему я верю в христианство – покаяние, в той или иной мере, очищает душу, не давая песчинкам превращаться в глыбы каменные».

Из воспоминаний Валентины Хованской: «Утром я никак не могла проснуться, хотя и слышала звонки будильника, шум шагов в коридоре. Обычно я всегда в экспедициях начеку, встречаю и провожаю Ларису, жду её указаний, но в тот раз… меня как будто кто держал. Состояние моё было мне настолько странно, что я как бы задала кому-то вопрос: «Ну, а проститься-то я могу?» И услышала совершенно чёткий ответ: «Проститься можешь». Я встала и подошла к окну. Внизу стояла наша «Волга», и все, кроме Ларисы, видимо, уже сидели в машине. Лариса стояла у машины. Я её окликнула, она подняла голову, улыбнулась и помахала мне рукой. Затем села в машину и они уехали, а я легла досыпать.

В 9 утра я бегала по гостинице, тихой и опустевшей, так как многие из группы уехали на выходные в Москву, и искала заместителя директора Кредитнова, который должен был ехать со мной в санаторий. Со мной бегала Е. Ожегова, ассистент по реквизиту, и рассказывала: «Я такой сон страшный видела. Как будто Лариса бросила мне сумку, полную костей и крови». – «А я тоже видела сон. Будто они на катере уплывают, а меня сносит, только купальник с ними остался».

…В это время неуклонно и стремительно сближались на пустынном утреннем шоссе грузовик и чёрная «Волга», которую Лариса Шепитько иронично назвала «гробом» незадолго до автокатастрофы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.