XVI

В середине июля Джеймс Харрис и Стенли Кубрик пригласили Набокова в Голливуд писать сценарий «Лолиты». Они предложили ему огромные деньги, но мысль о том, что придется уродовать текст романа, внушала Набокову отвращение. Тем не менее, когда в жизни местных бабочек наступило затишье, Набоковы решили ехать в Калифорнию. 20 июля они покинули Оук-Крик и отправились в Лос-Анджелес, где до конца месяца жили в отеле «Беверли-Хиллз». Переговоры с Харрисом и Кубриком тянулись долго, однако Набоков понял, что не сможет удовлетворить их требованиям: дабы усмирить сторожевых псов и пастырей нравственности американского кинематографа, продюсеры собирались в конце фильма выдать Лолиту замуж за Гумберта, да еще с благословения ее старшего родственника!⁸³

После свежего и сухого воздуха Оук-Крика в Лос-Анджелесе было жарко и влажно. Чтобы спокойно обдумать сценарий фильма и найти компромисс, который удовлетворил бы и осторожных продюсеров, и его собственное художественное чутье, Набокову надо было провести несколько дней в горах, так что в конце июля они с Верой покатили к Мамонтовым озерам в Сьерра-Неваде, надеясь, что сосны и одиночество помогут обрести душевный покой. На деле там оказалось ужасно, убого и пыльно, и слишком много убогих и пыльных людей⁸⁴.

Они переселились в отель «Брокуэй» на берегу сапфирно-изумрудного озера Тахо, куда к ним приехал Дмитрий. Пейзаж показался Набокову удивительно красивым, но не слишком способствующим вдохновению — может быть, из-за того, что «пагубно разросшаяся манзанита отвадила всех хороших бабочек». После двух недель бесплодных размышлений он готов был ехать дальше, и в середине августа они вдвоем отправились на восток по самой северной дороге, останавливаясь половить бабочек на севере США и в Канаде⁸⁵.

К сентябрю Набоковы добрались до Нью-Йорка и сняли номер в отеле «Манхэттенз парк кресент» на углу 87-й улицы и Риверсайд-Драйв⁸⁶. Для переговоров с издателями и адвокатами оставалось всего три недели — в конце сентября супруги на три месяца уплывали в Европу.

К середине восьмидесятых годов тираж «Лолиты» во всем мире достиг четырнадцати миллионов экземпляров, о чем, конечно же, в сентябре 1959 года Набоков знать не мог. Он предполагал, что хотя книга и продержалась в списке бестселлеров около года (236 700 экземпляров «Лолиты» было продано через магазины, 50 000 — через книжные клубы)⁸⁷, скоро интерес к ней пойдет на убыль. Чтобы не платить огромных налогов, Набоков, посоветовавшись со своими адвокатами, учредил трастовый фонд, распределив полученные за последний год доходы (отчисления за «Лолиту» в мягкой обложке и гонорар за права на экранизацию романа) на последующие несколько лет. Он послал новую партию бумаг в Библиотеку Конгресса. Он встретился с Уолласом Брокуэем и его редактором Уильямом Макгвайром из «Боллинджена». Работая над «Евгением Онегиным», Набоков с удовольствием и с немалой пользой перелистывал в библиотеках Корнеля и Гарварда Второй международный словарь Вэбстера. Полагая, что в скором времени придется вычитывать корректуру «Онегина», он попросил Макгвайра купить ему такой словарь — чтобы взять его с собой в дорогу⁸⁸.

Набоковы собирались пробыть в Европе не более трех месяцев⁸⁹. Путешествие это Набоков задумал уже три или четыре года назад — когда ему повысили зарплату и отпала необходимость платить за обучение Дмитрия. После войны он регулярно переписывался со своей сестрой Еленой, но не видел ее с 1937 года. Овдовев в 1958 году, Елена работала библиотекарем в Женеве. Недавно Набоков начал переписываться и с братом Кириллом, в прошлом не слишком блистательным поэтом, теперь сотрудником туристической фирмы в Брюсселе. Набоков никогда не был особенно близок с другой сестрой, Ольгой, зато постоянно посылал деньги ее сыну Ростиславу, о котором Ольга почти не заботилась. Но Ольга, Ростислав, его молодая жена и сын жили в Праге, а даже приоткрыть железный занавес Набоков, естественно, не мог.

Набоковы не хотели надолго уезжать из Америки в основном из-за Дмитрия, который продолжал учиться музыке в Нью-Йорке. И разумеется, если оставаться в Корнеле, надо было вернуться к весеннему семестру, не позже конца января. Вера давно уже считала, что совмещение писательской и преподавательской работы слишком утомительно для ее мужа, а теперь они плыли в Европу, где их с нетерпением ждали французские, английские и итальянские издатели, и стало ясно, что к концу января им не вернуться. К тому же у Набокова больше не было ни желания, ни, главное, необходимости проводить регулярные университетские занятия и переносить холодные итакские зимы. В сентябре он написал Дину Мэлоту, ректору Корнеля, что больше не вернется к своей работе⁹⁰.

Все же, когда неделю спустя Набоковы всходили на направляющийся в Гавр пароход «Либерте», они еще не понимали, до какой степени «Лолита» изменила их жизнь. Да, в феврале они на несколько месяцев вернулись в Америку (по причине, которой в сентябре еще невозможно было предвидеть) и никогда не переставали гордиться своим американским гражданством, но жить в Америке им больше было не суждено.

В 1940 году, нищим и никому не известным эмигрантом, Набоков приплыл в Америку, страну, в которую так долго пытался попасть и в которой надеялся обрести новую родину. Он уехал из Европы, где всегда чувствовал себя изгоем, вписался в американскую жизнь, принял американские обычаи, объехал всю страну и воспел ее автострады. Даже когда он с трудом сводил концы с концами, он видел в Америке страну безграничных возможностей, и постепенно стал в ней ученым, писателем и преподавателем — и к тому же неожиданно прославился на весь мир. Он не хотел жить на одном месте, предпочитая менять дома, квартиры, хижины и мотели. В то же время, пусть и сохраняя духовную независимость, он вынужден был тянуть преподавательскую лямку то в Стэнфорде, то в Уэлсли, то в Гарварде, то в Корнеле — у него просто не было выбора.

Теперь же он волен был выбрать то, чего ему больше всего хотелось: посвятить себя одному лишь искусству, жить, сохраняя некоторую дистанцию от внешнего мира, не зная бытовых проблем, не обзаводясь собственностью и не пуская корней, которые, возможно, в один прекрасный день придется обрубать снова. Именно Европа, как он вскорости убедился, оказалась тем местом, где более не стесненный в средствах Набоков смог вести этот уникальный набоковский образ жизни, оставаясь вечным странником, но обитая в апартаментах h?tel de luxe[141].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.