IX
IX
Вернемся к ироничности времени. После каждой неудачи Гумберту кажется, будто рок в очередной раз обманул его; после каждого чудотворного дара, посылаемого ему жизнью, кажется, будто рок действует в согласии с самыми безудержными его желаниями. Словно бы искупая злоключения, постигшие Гумберта на Очковом Озере, рок отправляет Шарлотту под колеса машины: совершенное убийство, единственно возможное совершенное убийство — ты желаешь ей смерти, вот, она мертва. Восторженно приняв подношения Мак-Фатума, Гумберт готовится к тому, чтобы забрать Лолиту из лагеря. Он вооружается снотворными средствами для своей добычи, но этот его новый замысел идет прахом — пилюли на Лолиту не действуют, планы не претворяются в жизнь. Затем следует величайшая из всех насмешек: после того как Гумберт мучительно медленно подбирается к Лолите, она-то его и «совращает». Он слышит, как она просыпается бок о бок с ним и предлагает ему предаться любви: пока он мирно полеживал с Шарлоттой на песочке Очкового Озера, отосланная в летний лагерь Лолита рассталась с невинностью на берегу другого озера.
Ироничность времени приводит в первой части романа к сюрпризу, ожидавшему Гумберта в «Привале Зачарованных Охотников». Во второй части эта ироничность порождается тем обстоятельством, что Гумберт почти до самого конца книги не понимает — человек, отнявший у него Лолиту, это Клэр Куильти, автор той самой пьесы «Зачарованные Охотники», которую ставят в школе Лолиты. В первой части мы с самого начала знаем — из «свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя», — Гумберт и Лолита стали любовниками, и хотя нам неизвестно, как это случилось, мы сопоставляем каждый дюйм медленного приближения Гумберта к девочке с нашим знанием того, что со временем он насладится ею как любовник. Еще до начала второй части мы узнаём и то, что Гумберт — убийца, но не знаем, кого он убил.
Привычное построение детективной истории поставлено «Лолитой» с ног на голову: мы начинаем с того, что убийца назван на первой странице романа, и должны догадаться о личности жертвы — загадка состоит не в том, «кто это сделал», а в том, «с кем это сделано». Нам предъявляются и затем отвергаются подставные подозреваемые. Пышущий гневом на Валерию и ее любовника, Максимовича, Гумберт думает — не убить ли обоих? Пойманный Шарлоттой в западню супружества, в котором нет места Ло, он рисует себе живую картину — как он держит жену, пока та не захлебнется, под водой, — но затем решает, что ему не хватит на это духу.
Довольно долгое время возможной жертвой остается и сама Лолита. Помня о ее «испанском» происхождении, Гумберт называет ее своей Кармен; он передразнивает нравящиеся ей популярные песни («О Кармен, Карменситочка, вспомни-ка там… И твои все измены, гитана!.. И ту пулю, которой тебя я убил, Кольт, который — траторы — держу я…») и замечает, переходя на жаргон детектива: «Выхватил, верно, небольшой кольт и всадил пулю крале в лоб». Затем образ Кармен на долгое время отсылается за кулисы, но потом вдруг, в эльфинстоновской главе, перед самым бегством Лолиты, проносится по сцене и вновь выходит на нее три года спустя, когда Гумберт наконец находит беглянку. С кольтом в кармане, Гумберт умоляет ее уйти с ним («Carmen, voulez-vous venir avec moi?»). Она отвечает отказом, и тогда эта тема звучит в последний раз: «Затем он вытащил пистолет… то есть читатель ждет, может быть, от меня дурацкого книжного поступка. Мне же и в голову не могло это прийти».
На самом деле Гумберт надеялся, конечно, выследить и убить не ее, а соблазнителя, хотя и не мог его установить. Он сидит в засаде, поджидая бердслейского преподавателя. Не тот. Он заряжает свой кольт, чтобы прикончить мужа Лолиты. Опять не тот. Он спрашивает у Лолиты имя мужчины, который отнял ее у него:
И тихонько, конфиденциально, высоко подняв узкие брови и выпятив запекшиеся губы, она с легкой иронией, но не без нежности, и как бы издавая приглушенный свист, произнесла имя, которое проницательный читатель давно уже угадал.
Уотерпруф, сказала Шарлотта. Почему ничтожное воспоминание о летнем дне на озере мелькнуло у меня в памяти? Я тоже давно угадал это имя, но только подсознательно, не отдавая себе в этом отчета. Теперь я не испытал ни боли, ни удивления. Спокойно произошло слияние, все попало на свое место, и получился, как на составной картине-загадке, тот узор ветвей, который я постепенно складывал с самого начала моей повести с таким расчетом, чтобы в нужный момент упал созревший плод; да, с определенным и порочным расчетом (она еще говорила, но я не слушал, погруженный в золотой покой) выразить свой золотой и чудовищный покой через то логическое удовлетворение, которое мой самый недружелюбный читатель должен теперь испытать.
«„Покой“, надо же!» — фыркает Альфред Аппель в его «Аннотированной „Лолите“»14. Не многие из читающих роман в первый раз (а возможно, и никто из них) догадываются, какое имя прошептала Лолита, и вкушают вследствие этого хотя бы подобие золотого покоя. Словно поддразнивая нас, Гумберт не открывает этого имени на протяжении еще двадцати страниц. Даже если мы отлистаем вспять две сотни страниц, туда, где Шарлотта сказала «Уотерпруф», мы не найдем там имени соблазнителя.
Пожав плечами, мы возвращаемся к последним тридцати с лишком страницам романа. Наконец Гумберт, отправляясь на поиски своей жертвы, сообщает нам ее имя: «До сих пор, придерживаясь той методичности, которой недаром горжусь, я не снимал маски с лица Клэра Куильти; он сидел у меня в подземелье, ожидая моего прихода со служителем культа и брадобреем». С этого мгновения и до конца романа Куильти, продолжающий кривляться и в эпизоде собственной смерти, самодовольно прохаживается туда-сюда в самой середине сцены. Образ его разрастается, он все больше и больше овладевает мыслями Гумберта, мы же впадаем во все большее недоумение оттого, что Гумберт предполагает, будто мы могли узнать имя жертвы и без его, Гумберта, подсказки15.
Набоков снова ставит формулу детектива с ног на голову. Жертва наконец прояснена, но вместо того, чтобы перечислить все улики в миг, когда он открывает нам имя Куильти, Набоков извещает нас, что они уже перечислены — давным-давно. Приходится возвратиться к началу и самостоятельно заняться выслеживанием этого человека. И, перечитывая книгу, — а Набоков, как раз для того, чтобы заставить нас перечитать ее, напичкал роман отсроченными сюрпризами, отложенными открытиями, скрытыми шутками и неприметными, разбросанными вокруг Очкового Озера украшениями созданного его воображением мира, — перечитывая ее, мы с изумлением обнаруживаем, сколь многое мы пропустили в спешке нашей погони за жертвой — больше двух десятков упоминаний Куильти отыскивается в книге еще до того, как Лолита называет его имя.
К примеру, теперь, когда мы ясно видим убитого Куильти, нам становится понятно, почему в сознании Гумберта, в тот миг, когда Лолита сообщает ему имя, мелькает слово «уотерпруф». На Очковом Озере Джоана Фарло почти уже назвала Куильти (племянника Айвора) и даже чуть не сообщила, что пристрастие к маленьким девочкам едва не довело его до тюрьмы, но тут появился муж и помешал ей договорить, и Гумберт закончил этим главу. Тогда Рок почти уж предупредил Гумберта, да передумал; теперь же сам Гумберт собрался было объяснить читателю что к чему, но удержался и спрятал улику в ладонь.
Куильти, как мы узнаем, преуспевающий драматург, претенциозный писака с пристрастием к пьянству, наркотикам и не достигшим совершеннолетия девочкам. За два года до появления Гумберта в Рамздэле он выступал в клубе Шарлотты и даже покачал на колене маленькую Долли Гейз. Он уже был постояльцем «Привала Зачарованных Охотников», когда там появился Гумберт, и, зная, что Лолита никакая Гумберту не дочь, не без зависти проник в замысел собрата-извращенца. Он пишет пьесу, вдохновленную названием этого отеля, а когда ее ставят в школе Лолиты, приезжает, чтобы поприсутствовать на репетициях. Он узнает хорошенькую исполнительницу главной роли и выясняет, что ей известно о его склонности к миловидным, едва созревшим девчушкам. Они становятся любовниками. Вдвоем они задумывают побег Лолиты от Гумберта. Гумберт привозит Лолиту в Эльфинстон, а Куильти меж тем, играя с ними в кошки-мышки, едет следом, сначала в своей машине, затем в череде арендованных, заставляя Гумберта теряться в догадках о том, кто это неизменно отражается в его боковом зеркальце — сыщик, соперник или порождение его собственной паранойи.
Перед самым отъездом из Бердслея в Эльфинстон, когда Куильти только начинает следить за ним, Гумберт просит читателя «не издеваться надо мной и над помутнением моего разума. И ему и мне очень легко задним числом расшифровать сбывшуюся судьбу; но пока она складывается, никакая судьба, поверьте мне, не схожа с теми честными детективными романчиками, при чтении коих требуется всего лишь не пропустить тот или иной путеводный намек. В юности мне даже попался французский рассказ этого рода, в котором наводящие мелочи были напечатаны курсивом; но не так действует Мак-Фатум — даже если и распознаешь с испугом некоторые темные намеки и знаки». Гумберт составляет список таинственных проявлений Куильти, но личность его утаивает. Он чувствует — чтобы разобраться в его истории, нам тоже следует ощутить полную беспомощность, отмечавшую его старания проникнуть в намерения Культи, какими бы очевидными они ни представлялись ему теперь. Пока будущее остается неведомым, мы не имеем ни малейшего понятия о том, к каким знакам нам надлежит приглядываться; когда же оно осуществляется, мы оглядываемся на прошлое, и все в нем кажется нам сигналами, посылаемыми близящимся событием.
Три года спустя все еще страдающий Гумберт узнает адрес Куильти и настигает его. Он не колеблется ни минуты: его неослабевшие чувства требуют смерти Куильти. И тут звучит последняя из насмешек непредсказуемости будущего: замышляя убийство, Гумберт пишет стихотворение, которое Куильти должен прочитать перед смертью, чтобы наверняка понять, почему он умирает; но само поведение Куильти, вся эта сцена, обращающая убийство в фарс, выглядят Куильти же и написанными: «хитроумным спектаклем, поставленным для меня Клэром Куильти», как удрученно говорит об этом Гумберт.
В номере «Привала Зачарованных Охотников» Гумберт пытался загнать Лолиту в западню, но она сама принялась за него и сама предложила ему себя в добычу. Ныне, в «замке ужаса», он пытается поставить для автора «Зачарованных Охотников» финальную сцену, и снова его жертва переписывает будущее, с таким тщанием им сочиненное.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.