Секретная полиция

Секретная полиция

Через некоторое время Мэхди просит нас покинуть его квартиру с той же легкостью, с которой пригласил в гости.

Мы возвращаемся в арт-парк в надежде отыскать кого-нибудь, кто сможет принять нас на ночлег. Я нахожу в мусорном баке кусок картона и пишу на нем красным маркером “Looking for host”.[11] Не успеваю я доделать табличку, как ко мне подходит парень и сообщает, что готов принять нас на ночь. Парня зовут Мустафа, он ни в зуб ногой по-английски и, кажется, просто решил прогуляться по парку под какой-то наркотой. Не могу сказать, что мы горим желанием заночевать у него, но любопытство гложет, да и не в той мы ситуации, чтобы воротить нос.

Вскоре выясняется, что Мустафа живет с мамой и сестрицей. Первое, о чем я успеваю подумать, когда вижу, во что одета его мама: наверное, она заядлая байкерша. Женя со мной соглашается, но мама – нет. Она не имеет ничего общего с байками и вообще – глубоко верующий человек. Мустафа оказывается достойным парнем. В свободное от работы время он импровизирует на стареньком синтезаторе и рисует ЛСД-шные картины. На его балконе набирается сил коллекция мескалиновых кактусов.

На следующий день в том же парке я знакомлюсь с Мухаммедом. Ему двадцать три, он верит в Бога, водит Peugeot 206 и лабает на народном музыкальном инструменте “баглама”, с которым уже объездил весь Иран. Мухаммед соглашается показать мне улицу, где местный молодняк гоняет на тачках и знакомится друг с другом. Технология стандартная – две машины равняются на дороге, пассажиры ведут короткую беседу, обмениваются номерами телефонов, чтобы вскоре встретиться в одном из отелей города.

Свесившись из окна Peugeot 206, я делаю серию снимков с моментами нелегальных знакомств горячих иранских подростков. Внезапно нашу машину догоняет мотоциклист и грубым голосом приказывает прижаться к обочине. Мухаммед выглядит испуганным. Он говорит мне, что это “басидж” – местная секретная полиция, что-то типа нашего КГБ.

Мы не успеваем даже рыпнуться, как у меня отбирают камеру и паспорт. Нашу машину берет в кольцо отряд из десяти человек, и только один из них говорит по-английски. Сперва кажется, что все не так уж серьезно – нас просят подождать пару минут, мол, это обычная проверка. Но через пару минут сотрудники спецслужбы забирают у водителя все документы и куда-то сваливают. Взамен подъезжает пара тонированных джипов с людьми в штатском. На меня время от времени бросают косые взгляды, будто я иностранный шпион.

Наконец нам сообщают, что мы сможем забрать документы через пару дней. Я неодобрительно качаю головой и сообщаю, что никуда не пойду, пока мне не вернут документы и камеру прямо здесь. Меня никто не слушает. Я предупреждаю, что сейчас позвоню своему консулу и расскажу о произошедшем. В этот момент в мозгах присутствующих наконец что-то замыкается, и они соглашаются вернуть мне паспорт и камеру. Забирают только флешку с фотика, предварительно отщелкав на нее все мои и Мухаммедовы документы. Мне приказывают ждать звонка от Мухаммеда, с которым приблизительно через пару дней свяжется один из “басиджей” и назначит встречу. Мне страшно. Мандраж держит вплоть до следующего утра.

Резко вскакиваю среди ночи, от стука по тенту палатки. После вчерашнего происшествия Мухаммед высадил меня в старом добром парке, поэтому я ночую в палатке. Смотрю на часы: пять утра. Решительно прошу отойти от палатки, но мой шекспировский английский остается неуслышанным – человек снаружи теряет терпение и начинает расстегивать палатку. Снова полицейский.

Жестом дубинки человек в форме приказывает мне вылезти. Затем немного сконфуженно просит вернуться в палатку и надеть что-нибудь поверх трусов. Мое состояние можно назвать весьма потрепанным. Начинаю неохотно собирать свою крепость, но нетерпеливый полицейский все чаще просит меня ускориться. Я специально собираюсь еще медленнее. Офицер начинает злиться и трясти наручниками перед моим лицом. Я улыбаюсь и протягиваю ему запястья. Оказывается, у него все-таки есть извилины – если он закует меня в кандалы, кто же будет собирать мои вещи?

Мы следуем в отделение полиции. Там офицер проверяет мои документы, просит прощения за беспокойство и позволяет вернуться обратно в парк досыпать. В такие моменты я скучаю по Грузии.

Так пройдет еще неделя моей жизни в Тегеране. Несмотря на проблемы с полицией, жильем и деньгами, меня невероятно торкает этот город. У нас очень много общего с иранской молодежью. Им так же больно за свою родину. Им непонятно, почему их считают террористами, как нам непонятно, почему нас не считают людьми. Они так же страдают из-за своих паспортов. Каждый из них может рассказать историю о том, как огреб по спине дубинкой. Они тоже прячутся по университетам от армии, и им всем так же неизвестно, что будет дальше.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.