"БУДЬТЕ МУДРЫ, КАК ЗМЕИ, И ПРОСТЫ, КАК ГОЛУБИ"

"БУДЬТЕ МУДРЫ, КАК ЗМЕИ, И ПРОСТЫ, КАК ГОЛУБИ"

Вернувшись в город, я прежде всего поспешил к себе домой.

Как у каждого сибиряка, у меня дома хранилось традиционное охотничье снаряжение — походный рюкзак, болотные сапоги, котелок, фляга… И теперь я хотел собрать все это и приготовиться к дальней дороге — к погоне за Каином.

Дома, однако, меня подстерегала новая неожиданность.

Обе двери — парадная и та, что ведет в мою комнату, — оказались отворенными. Причем дверные замки были не открыты ключом, а отжаты каким-то острым инструментом, то ли стамескою, то ли топором.

И когда я шагнул к себе, глазам моим предстала картина полнейшего разрушения. Все было разбросано, разрублено, обращено в хаос. На полу, вперемешку с лоскутами рубашек и клочьями пиджаков валялись смятые, затоптанные листы моих рукописей. Под окном, у стола, виднелась груда сваленных как попало книг.

Сначала я решил было, что в комнате что-то искали… Но потом, приглядевшись, понял: нет! Здесь кто-то явно хулиганил, бесчинствовал, срывал свою ярость. Очевидно потому, что не застал меня на месте.

„Опять Каин!" — подумал я.

Как же так получилось? Он наверняка явился сюда уже после Анциферова — значит, мы разминулись где-то по дороге… Но странно: почему мы там не встретились. Наверное он шел какими-то окольными тропами. Или плыл по реке. Да, по реке быстрее и легче всего. А впрочем, суть не в этом. Банда все-таки добралась до меня! Семен оказался прав: все у них было запланировано заранее. До сих пор меня наказывали страхом, а теперь наступил финал… И наступил он, скорее всего, именно потому, что Семен опять появился на горизонте. Его приезд конечно же ускорил события! Каин понял: игры кончились… Друг мой тоже это сообразил и поспешил ко мне. Помог мне поломать этот дьявольский план… И что теперь осталось Каину? Только корчиться от злобы и неутоленной ненависти и творить свой дикий произвол.

Здесь, у меня, он вовсю развернулся… Не осталось ни одной целой вещи! А страницы некоторых книг заметно обуглились и пожелтели; судя по всему, их пытались поджечь. Или же просто кинули, уходя, горящую спичку… Но, к счастью, бумага не вспыхнула сразу, стала тлеть и постепенно угасла.

Я присел у книжной груды и вытащил из нее какой-то растрепанный том, пострадавший от огня… Это оказалась Библия.

Я раздобыл ее в Енисейске сразу же по приезде, как только начал свою карьеру репортера, обслуживающего староверов. Мне она нужна была для цитат. Ведь с религиозными сектантами лучше всего разговаривать, пользуясь библейскими метафорами и притчами.

Но иногда я, конечно, читал ее и просто так, для удовольствия. Должен сказать, что это, прежде всего, превосходная литература! Ни одна из известных мне обращенных к древности книг не могла и не может дать ощущения такой тесной связи с прошлым, как Библия. Облик нашего мира во всей его сложности отражен наиболее отчетливо здесь! И несмотря на двухтысячелетнюю давность книга эта необыкновенно актуальна. Она актуальна во всем, вплоть до последних ее страниц, вплоть до пророческих откровений… И если вдуматься, это вполне естественно, ибо прошлое и будущее сплетены неразрывно. А настоящее — что ж… В сущности, его ведь и нет. Каждая прожитая нами минута относит его назад. И это уже необратимо! И все наши нынешние противоречия проросли из вчерашних посевов. А завтрашняя беда будет итогом сегодняшней, сиюминутной нашей суеты.

И есть еще кое-что в удивительной этой книге. Например, исходящая от нее эманация некой тайны. А также возникающее при чтении ее странное чувство, такое, будто бы ты — малая частица — соприкасаешься с чем-то целым, необъятно большим…

Но это совсем другая тема. А что касается актуальности, то она тут явная, бесспорная! Не случайно же в Библии можно отыскать изречения, затрагивающие любые (конечно, не технические) проблемы современности. А данное обстоятельство немаловажно. Особенно сейчас, в эпоху небывалого духовного голода и всеобщей растерянности.

На мир обрушился словесный потоп. Началось владычество демагогической фразы. А ведь людям нужны не лозунги, не митинговые вопли, не журналистские трафареты, а нечто совсем другое, противоположное…

Я задумчиво разгладил и обровнял края обгоревших страниц. Сдул с них пепел. Затем стал перелистывать книгу. И внезапно увидел ту самую строчку, которую процитировал нынче утром.

Цитатчик я все-таки был, как выяснилось, неважный… Строка эта оказалась длиннее, и я почему-то забыл, опустил вторую ее половину.

„Будьте мудры, как змеи, и просты, как голуби", — прочел я. И подумал с удивлением: как голуби? Но разве это возможно после всего того, что случилось в Ручьях?..

И еще я подумал, захлопнув тяжелый том: обойдемся пока первой половиной строки… А о второй поразмышляем когда-нибудь после. В тишине. На покое.

Я поднялся и закурил. И какое-то время стоял, озирая царящий вокруг беспорядок. Прибирать комнату у меня не было сил. Да здесь, в сущности, надо было почти все выбрасывать. Изо всех носильных вещей уцелело теперь только то, что на мне… И еще, слава Богу, сохранилась старая, верная моя двустволочка. Я же всю ночь не расставался с нею. И догадывался, что отныне мне долго не придется с ней расставаться.

„Надо зайти к хозяйке, — мелькнула мысль, — поговорить, спросить о подробностях…"

Я вышел в коридор. И мы столкнулись с ней лицом к лицу.

— Господи, что тут произошло? — воскликнула она испуганно. — Скандал? Драка?

Дом, где я обитал, был двухэтажный, старинный и принадлежал вдове весьма известного полярного летчика, погибшего в предвоенные годы. На нижнем этаже помещалась кухня, просторная, всегда запертая на ключ гостиная и небольшая комната, в которой, собственно, и происходили все описываемые тут события. Наверху же располагались кабинет и спальня. И хозяйка — женщина тихая, пожилая — почти все время проводила там. Спускалась вниз она обычно поздним утром; протапливала печку, что-то себе готовила. И затем на целые сутки исчезала с глаз. Нижний этаж, таким образом, пустовал и был, по сути, отдан в мое распоряжение. Мы жили с ней мирно и не мешали друг другу. Я тоже ведь был жилец тихий! Но сейчас, впервые, она посмотрела на меня с опаской и недоверием.

— Я проснулась рано, — стала рассказывать она, — только-только рассвело. Слышу внизу шум какой-то, возня, голоса…

— Голоса? — повторил я с интересом.

— Да. Но вашего голоса я не уловила.

— Так меня тут и не было! Я почти всю ночь провел в редакции.

— Вот как! А я уж хотела было спуститься, приструнить вас. Но потом…

— Что — потом?

— Потом почему-то испугалась. Не пошла… — Она на минуту умолкла, кутаясь в шаль. — Вы говорите, вас не было… Но зачем же тогда они приходили? И кто они были такие?

— Трудно сказать… Но в этом я разберусь! А пока прошу вас: найдите кого-нибудь, кто мог бы прибраться здесь, навести порядок. И да… Еще надо починить двери, переменить замки. Позаботьтесь об этом, пожалуйста. И не беспокойтесь, я оплачу все расходы.

— А куда вы теперь? — спросила она, внимательно меня разглядывая. — Вы что же, в редакцию стали ходить с ружьем?

— Да, понимаете ли, — забормотал я, — есть кое-какие обстоятельства… Видимо мне придется ненадолго съездить в тайгу.

— К Медвежьему логу? — вдруг спросила она.

— Куда, куда? — насторожился я. — К Медвежьему? Почему?

— Ну, это я так сказала… Просто я слышала, как это название кто-то внизу произнес, причем два раза!

— А о чем вообще они там говорили?

— Я, знаете ли, особенно не прислушивалась…

— Но эту фразу „Медвежий лог" вы точно слышали? Она ведь не могла вам померещиться?

— Эта — нет! Я как встала, сразу же приоткрыла дверь и тихонько выглянула на лестницу. И вот как раз в тот самый момент…

— Та-ак, — протянул я. — Ну, спасибо. Может быть, эта деталь нам поможет!