ПУСТЬ ЛУЧШЕ ГЛАЗА МОИ ВЫТЕКУТ…

ПУСТЬ ЛУЧШЕ ГЛАЗА МОИ ВЫТЕКУТ…

Когда мы подошли к Ручьям, уже совсем почти рассвело. Утро выдалось ясное, тихое. И над крышами села стояли, упираясь в небо ровные, недвижимые белые дымы. В такие часы хозяйки обычно готовят завтрак и выгоняют из ворот скотину. И в полусонной тишине слышится тягучее мычание да лай собак, да щелканье пастушьего бича… Но не эти мирные звуки услышали мы на сей раз, а густой, взволнованный гул голосов.

Село было чем-то пробуждено и сильно встревожено.

Возле крайнего, Анциферовского дома сгрудилась многолюдная толпа. И увидев ее, мы с Семеном сразу же поняли, что опоздали.

Мы сидели в кабине мощного, многотонного грузовика. И когда он поравнялся с крайним этим домом, Семен крикнул шоферу:

— Стой! Слезаем.

Но я сейчас же возразил:

— Нет, нет! Погоди, Семен. Сделаем иначе. И потом, поворотившись к шоферу:

— Проезжай дальше. И остановишься вон у того перекрестка. Видишь?

Шофер молча кивнул. И подрулил к перекрестку. Я сунул ему пятерку и вылез из машины. Семен спрыгнул следом за мной. Затем грузовик ушел, окутав нас бензинным чадом. И друг мой спросил, нетерпеливо и гневно:

— Ну?

— А ты не понимаешь? — в свою очередь спросил я. И ухватив его за рукав, потащил в переулок, за угол. — Дело в том, что в толпе возле дома я заметил лесника.

— Что-о? — Семен резко дернулся. — Ты не ошибся? Ты в этом уверен? Он там стоит?

— Ну, да, он! Стоит, покуривает свою трубочку… Как ни в чем не бывало.

— Как же это он так ничего не опасается?!

— А чего ему опасаться? Он же тайный наводчик. Понимаешь — тайный! И он превосходно замаскирован.

— Замаскирован, — повторил, как эхо, Семен. — Да… Но это я сейчас поломаю. Маску с него сорву… Пусти-ка!

И опять он дернулся, и я снова его удержал.

— Не делай глупостей, Семен, — сказал я торопливо. — Ты что хочешь?

— Убить его, подлеца!

— Правильно. Но только не здесь. Не так. Не сейчас.

— А когда же? И как?

— В другой раз. И без свидетелей. Его надо заманить куда-нибудь и кончить тихо, аккуратно. Иначе ты просто себя погубишь… Тебя сразу же схватят, и как ты оправдаешься?

— Но он — пособник бандитов! Наводчик! Тут дело ясное.

— Ясное для нас… Но как ты это докажешь? Доказательств-то нет пока никаких.

— Что значит нет? — он посмотрел на меня с изумлением. — А ты? Ведь ты — живой свидетель.

— Но я же один! Мое свидетельство не имеет никакой силы. Эх, если бы был еще кто-нибудь! Хотя бы тот же Скелет… Но ты ж его первого прикончил тогда, во время перестрелки.

— Н-да, глупо получается, — пробормотал растерянно Семен. — Но что ж поделаешь? Все-таки пойдем!

— Пойдем. Но порознь, по отдельности. Не надо, чтобы нас видели вместе.

— Не понимаю, к чему эти хитрости? Лесник-то все равно ведь знает, что мы друзья…

— Тут есть один психологический нюанс. Как бы это лучше объяснить? Видишь ли, для лесника я — личность непонятная и странная. Я знаю правду! И меня он, конечно же, боится больше всего. И если ты появишься вместе со мною, он сразу же переполошится, уйдет сквозь землю. А увидит тебя одного, кто знает, возможно, захочет потолковать. Даже наверняка захочет.

— Ах, так, — задумался Семен. — Да, пожалуй.

— И вот когда вы разговоритесь, ты должен будешь сделать вид, что лично его ни в чем не подозреваешь. Ни в чем! Главное — не вспугнуть гада.

— Пожалуй, ты прав. Что ж, попытаюсь… Но где мы потом с тобой встретимся?

В городе, в редакции газеты. Буду ждать тебя до ночи.

Мы были тогда напряжены до предела. И говорили стремительно, нервно, перебивая друг друга и хрипло дыша. И время для нас обрело как бы особую емкость; стало течь по-иному…

— Беги, Семен, — сказал я затем, — беги огородами, так лучше. Я пойду не спеша, а ты торопись!

И напоследок еще раз предупредил его:

— Смотри, не оплошай. Не вспугни лесника! Помни, как сказано в Писании: „будьте мудры, как змеи".

* * *

Я не спеша вернулся на шоссе и увидел, что толпа вдали заметно возросла. Теперь там, возле дома Анциферова, стояло несколько разномастных машин. И среди них выделялись две: зеленая с красной полосой вдоль бортов милицейская легковушка и небольшой запыленный автобус службы „Скорая помощь".

И хотя я понимал, что в данной ситуации лучше всего для меня — это уехать отсюда побыстрее, я все же не мог этого сделать, не узнав, что же такое тут произошло?

Приблизившись к дому, я осмотрелся опасливо, выискивая в толпе знакомую замшевую парку. Но ее нигде не было; лесник куда-то исчез. И Семена я тоже не заметил. И подумал, что они, вероятно, уже успели встретиться и где-то сейчас „толкуют"…

А может, лесник все-таки разглядел меня как-то, узнал и в панике бежал?

„Было бы жалко, — сокрушенно вздохнул я. — Упускать такую дичь ни в коем случае нельзя. От него наверняка тянется много разных ниточек…"

Я протиснулся к самому крыльцу. И уже хотел было взойти на него, но вдруг застыл, закаменел. Сверху по скрипучим ступеням спускались санитары, бережно поддерживая под руки Анциферова.

Впрочем то, что это именно он, я сообразил не сразу. У человека, ведомого санитарами, всю верхнюю часть лица покрывала плотная марлевая повязка.

Видны были только обвислые, закрывающие рот усы и худые, впалые щеки. И по этим щекам из-под белой повязки ползли темно-красные струйки… Он словно бы плакал кровавыми слезами.

Да он и действительно плакал, вернее, выл негромко. И не было в этом вое ничего человеческого.

Его провели мимо меня и посадили в госпитальный микроавтобус. И следом, так же бережно, осторожно, провели плачущую девушку.

С одной стороны девушку поддерживала какая-то женщина, а с другой — милиционер. И она шла медленно, спотыкаясь, тяжело повиснув на их руках.

И тут я увидел Семена. Он стоял возле автобуса. Наши взгляды встретились. Я подался к нему. Но он сказал, слабо махнув рукой:

— Потом, потом.

Он сказал это с усилием, трудно шевеля занемевшими, белыми, как на морозе, губами.

— Сейчас я должен уйти.

— Куда?

— К леснику. Мы с ним договорились…

— Значит, вы все же увиделись?

— Сразу… И он пригласил меня к себе домой.

— Осторожно, Семен! Не попади в западню.

— Ну, дома он не рискнет. — Семен привычным жестом поправил на плече ремень карабина. — Да и все равно идти надо. Может, там я нападу на след Каина.

— Так Каин, значит, был и ушел?

— Да. За час до нашего приезда.

— Где же он теперь?

— Неизвестно. Где-то в тайге.

Семен отступил и скрылся в толпе. А на его месте внезапно возник откуда-то вынырнувший Афоня. Виду репортера был возбужденный, взъерошенный, какой-то обалделый.

— Привет, — произнес он скороговоркой. И затем, крутя головой: — Ну, старик, такие тут дела, ой-ей-ей! Вроде бы, я уж повидал немало, вроде бы привык. Но такого зверства еще не встречал. Даже и не слыхивал, что это бывает…

— Но что бывает? — спросил я. — Что, собственно, было?

— Дай папироску, — тихо попросил Афоня. — Мои кончились.

Я протянул ему пачку. И он закурил, затянулся со всхлипом.

— О подробностях лучше не спрашивай, — пробормотал он, кутаясь в дым.

— Почему же? — сказал я. — Именно о подробностях я и хочу спросить.

— Напрасно, старик, напрасно, — покривился Афоня, — напрасно настаиваешь. После всего этого, право же, как-то жить не хочется.

— Ну, мой милый, — сказал я. — После многого в нашей жизни жить не хочется. И все же мы живем, перебиваемся. Так что давай рассказывай. Обо всем!

И он рассказал мне обо всем. Посвятил во все детали чудовищной этой истории.

Каин появился в селе под утро, где-то в пятом часу. Приехал он не один. Его сопровождали два каких-то типа. Но женщины — об этом я тотчас же спросил — с ними не было. В общем-то, нужен им был, судя по всему, не сам Анциферов, а кто-то другой. И к старику они пришли за информацией, за сведениями. Однако сведений никаких не получили. Старик не сказал им ничего, и не из упрямства, а потому что действительно ничего не знал.

Но Каин этому не поверил.

Анциферова стали пытать. Его долго били, прижигали горящей папиросой кожу на его руках и на лбу. Затем отвлеклись — занялись Наташей…

Тут же, на глазах у отца девушку сшибли ударом с ног. Разложили на полу. И принялись насиловать.

Насиловали ее все трое, по очереди, с похабными шуточками, глумясь над беззащитным этим телом…

Измученный пытками старик не мог уже подняться. И лежа поодаль в углу, он взмолился, обращаясь к насильникам:

— Что вы творите, проклятые? Я не могу это видеть! Перестаньте. Оставьте ее. Или же ослепите меня! Пусть уж лучше глаза мои вытекут…

— Ну, раз ты так просишь, — сказал тогда Каин, — я тебя, мужичок, уважу, помогу тебе.

И он вынул длинный, узкий, остро отточенный ножик. Попробовал пальцем лезвие. И подойдя с ухмылочкой к Анциферову, выколол ему глаза.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.