"СТРАНА ТАЙН, ПАРАДОКСА И ОБЕЩАНИЙ"

"СТРАНА ТАЙН, ПАРАДОКСА И ОБЕЩАНИЙ"

Нет, Сергей не помешал мне, не подгадил! И вообще все обошлось благополучно.

На самой границе, правда, произошел небольшой инцидент с властями. Но не серьезный, а, скорее, комический.

Друзей моих здесь знали и пропускали без всяких бумаг. Однако у меня вдруг потребовали паспорт.

— Скажи, что нету, — шепнул Гринберг. — Вообще нету никаких документов.

Я так и сказал. Тогда стоящий на посту солдат раскрыл ладонь левой своей руки и пальцем правой постучал по ней. Жест был известный, классический. И я сейчас же полез в карман за деньгами.

— Ты что? — быстро проговорил Антон. — Брось, не чуди.

— Но он же взятку требует!

— Да нет. Он хочет, чтобы ты протянул ему свою левую ладонь.

— Зачем?

— А вот увидишь… Ну, протягивай!

Удивленный, я последовал совету. Пограничник живо достал из сумки большую круглую печать, подышал на нее и хлопнул по моей ладони.

На ней появился густой фиолетовый оттиск монгольского герба. И Осип сказал:

— Так пограничники метят местных диких кочевников. Теперь ты — настоящий потомок Чингисхана!

— И учти, — заметил, ухмыляясь Антон, — отныне ты не имеешь права ни мыться, ни купаться. Держи левую руку в кармане и береги печать до конца поездки.

Печать, конечно, быстро стерлась. Но больше она и не понадобилась… Спустя неделю я вернулся, но уже не в машине, а самолетом, и не на базу, а прямо в Кызыл.

Но не будем забегать вперед. Пока перед нами лежит Монголия, и надо проехать по ней. И этот путь важно проделать еще и потому, что в конце его меня будет ждать потрясающая и мрачная новость…

* * *

Итак, поездка началась. Машина одолела горный перевал и вырвалась в низину, в долину, поросшую кустарником и камышом. Потянуло сыростью с берегов озера Убса-Нур. По дороге поползли предвечерние тени.

Гринберг сказал, озираясь:

— Как только я попадаю сюда, сразу дышится по-другому… Знаете, братцы, как Эндрюс писал о Монголии? Это, — писал он, — страна тайны, парадокса и обещаний, страна великих просторов и возможностей.

— Страна обещаний, — Антон поджал губы. — Вот именно! Обещаний-то много…

— А что же ты хочешь, — горячо заговорил Осип. — Чтоб тебе все сразу? Надо искать! И найдем с течением времени…

— Ну, ну, — сказал Антон и присвистнул насмешливо. — Посмотрим… Учти только: земля крепко хранит свои секреты.

Они снова заспорили… Но потом Гринберг умолк. Антон стал перечислять всевозможные загадки, нераскрытые тайны природы, и перечень этот оказался долгим, большим.

— Взять хотя бы ледниковые периоды, — рассуждал он неторопливо, — в судьбе земли они играли чрезвычайно важную роль… Но сколько их в точности было? И как они чередовались? И какова вообще их природа, что их порождает и что тормозит? Мы этого до сих пор ведь не знаем… Но самая интригующая, самая непостижимая загадка, — заключил он, — связана с нашим пращуром, жившим как раз тогда, в ледниковые времена.

— Ты имеешь в виду что? Его деградацию? — спросил Гринберг.

— Да, и это… Но главное, его последующее перевоплощение. Какую деградацию? — спросил я, приподнимаясь. — Какое перевоплощение?

До сих пор я мало обращал внимания на друзей. Перед дорогой я хорошо выпил и потом примостился в глубине кузова, рядом с Сергеем. Тот спал, убаюканный мерным, шатким ходом машины, а я полеживал и лениво размышлял о своем, отвлеченном… Теперь же разговор вдруг заинтересовал меня и как бы встряхнул, вернул в реальность.

— О чем вы, ребята?

И поворотясь ко мне, Антон пояснил:

— Речь идет о неандертальце. Как ты, наверное, знаешь, он появился что-то около двухсот тысяч лет назад. И быстро завоевал всю землю. И это неудивительно. Объем мозга у неандертальца был огромен, больше даже, чем у современных людей! Но внешность все-таки он имел пугающую, почти что звериную… Впрочем, далеко не у всех неандертальцев был такой облик, вот что поразительно! В результате многочисленных раскопок выяснилось, что самый древний, самый, так сказать, ранний неандерталец вид имел гораздо более человеческий. И чем ближе к нам по времени он становился, тем все примитивнее делался, все отчетливее начинал походить на обезьяну… Развитие его как бы шло обратным ходом! И эта непонятная дегенерация продолжалась почти полтораста тысяч лет! Тут опять возникает вопрос: почему? И откуда сорок тысяч лет назад взялись кроманьонцы? Это уже были вполне современные люди, такие же, как мы… И они сменили неандертальцев повсюду и почти одновременно. Словно бы на миг опустился театральный занавес, а когда снова поднялся, то на сцене уже играла другая, совершенно новая труппа… Перемена разительная, пахнущая подлинным чудом!

— Что-то ты, Антошка, все время о чудесах и тайнах твердишь, — усмехнулся Гринберг. — Ты их прямо коллекционируешь! Может, ты в глубине души верующий? Тебе бы и впрямь надеть сутану, взять Библию…

При этих словах Антон заморгал растерянно. Брови его поднялись, борода отвисла. Он сказал, запинаясь:

— Это уже, старик, нечестно. Это удар ниже пояса. Может, вся моя беда в том, что я вообще неверующий. Ни во что не верующий… А может, и не беда… Но как бы то ни было, а дурацкая эта Библия здесь ни к чему.

И внезапно, внезапно для себя самого, я сказал:

— А почему, собственно, Библия — дурацкая? Вот уж она-то все может объяснить! Нельзя только многие вещи в ней воспринимать буквально, произведение это сложное, символическое, там полно метафор. И если в них хорошо разобраться…

Медленный голос из-за моей спины произнес:

— Ого! Ты это серьезно?

Я обернулся. И встретился взглядом с глазами Сергея. Оказывается, он не спал и внимательно слушал нас.

— Что значит — серьезно? — пожал я плечами. Мы разговариваем, спорим… Почему бы не поиграть мыслью?

— Ну, поиграй, — сказал Гринберг. — Так что все-таки может Библия объяснить?

— Да все! Мы вот никак не можем найти „промежуточное звено"… Конечно! Его и нет. И не было.

— Был, значит, Адам?

— Был человек, единственный на всем свете, получивший в подарок удивительный, неповторимый, поистине божественный мозг!

Здесь мне бы следовало остановиться. Тема была все-таки рискованная… Но я уже не мог — не хотел. Меня одолевало какое-то странное озорство. Может быть, прорвался затаенный мой, инстинктивный протест против общих, стандартных, казенных мнений? Или же меня возмутила реакция Антона — его растерянность, его испуг? А может быть, тут было еще что-то, более глубокое…

— И почему бы в конце концов неандертальцу не быть потомком Адама? — упрямо продолжал я. — Мощный его мозг — первое тому свидетельство! И то, что он потом стал вырождаться, тоже объяснимо. В Библии говорится о всемирном потопе… Кто знает, возможно, один из ледниковых периодов сменился особенно резким потеплением. И земля оказалась затопленной… И предкам нашим пришлось тогда худо; выжили лишь немногие. Те, кто обитал в горах. А далее следует долгий процесс одичания. И следы этого мы теперь и находим… Ну, а затем — по библейской же схеме — человечество возродилось вновь! И вот на авансцену выходят великолепные кроманьоны.

— Ну ты даешь, — улыбнулся, разглаживая бороду, Антон, — новый теоретик выискался! Скажи мне тогда: почему же возрожденное человечество так долго и трудно шло к прогрессу? Это с божественным-то разумом… а?

— Так ведь сказано: В поте лица своего…

— И кстати, по поводу „великолепных кроманьонцев". Ты ими не очень-то обольщайся! Они на авансцену вышли не с цветами, а с ножами и копьями. И были свирепы и безжалостны. И охотились не только на животных, но и на таких же, как они сами, — людей. По существу, друг на друга.

Антон помолчал недолго. И потом задумчиво:

— Да… Были темные века. Плодились злые поколения.

— Самые злые плодились в глубинах Азии, — подхватил Гринберг.

— Да почему же именно тут? — сейчас же спросил Антон, и в голосе его прозвучало уже знакомое мне раздражение.

— А потому, что тут заваривалась вся каша, — спокойно сказал Осип. — Тут было теснее всего… Не знаю, где находится прародина человечества, но кочевые цивилизации зародились тут, уж это точно. И отсюда началось когда-то великое переселение народов.

Он оглянулся. И широко повел рукою:

— Вы представьте себе, ребята: дикие всадники… В звериных шкурах, на низких косматых конях… Они проносились с воем и грохотом по травяному плато. Вот по этому самому, где катит сейчас наша машина.

А машина наша катила все дальше. Озерный край остался уже за спиною. И впереди — на востоке — заклубилась ночная синяя мгла.

И низко над древней пастушеской степью повис бледно-желтый осколок луны, похожий на отпечаток конского копыта.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.