Бюрократия

Бюрократия

Советская бюрократия, или учет, — еще одно чудовище коммунизма. «Советская власть — это электрификация, механизация и учет», — беспрерывно кричали громкоговорители, повторяли ораторы, писали ежедневно газеты и журналы. Сто шестьдесят миллионов жителей, семьдесят тысяч сел, тысячи городов, миллион разного рода проявлений человеческой жизни — яблоко не имеет права упасть с дерева, чтобы это не было где-то учтено и отмечено, чтобы не составлен был акт! Небольшая лавчонка должна иметь своего бухгалтера — а как же иначе? Ведь теперь все государственное, каждую вещицу кто-то выдает, каждую вещицу кто-то принимает, кто-то расписывается в выдаче, кто-то расписывается в приеме. Ордера, расписки, резолюции, запросы, отчеты, бумаги, бумаги… Организация работников учета стала самой многочисленной, всеобъемлющей, гигантской, фетишем, таинственной силой, самоцелью.

Я слышал на одном собрании отчетный доклад важного бухгалтера, договорившегося до «геркулесовых столпов»:

— Если на сегодняшний день мы имеем 270 рабочих, обслуживающих нашу бухгалтерию, то завтра, если окончится сырье, эти рабочие могут уйти. Но бухгалтерия останется, она никуда уйти не может, и не должна никуда уйти!

Какое было раньше начальство на селе? Староста, писарь, урядник и больше, кажется, никого. Не уверен, буду ли в состоянии восстановить в памяти все начальство, восседавшее теперь в качестве власти и учета над несчастной деревней. Предсельсовета или стансовета, его помощник, канцелярия, состоявшая из главбуха, помбуха, одного-двух делопроизводителей, зав. налоговым столом, завхоза, завфина, завзагсом, кассира, секретаря, машинистки… У совета свой президиум, который тоже входит в администрацию. Партийная ячейка со своим секретарем, комсомольская — со своим да еще женорганизаторша получают зарплату, как и другие упомянутые. Комиссии: культурно-бытовая, земельная и еще две, названия которых забыл. И все они — органы советской власти. В каждом колхозе — правление: председатель, его помощник, секретарь и бухгалтерия, численность которой зависит от мощности колхоза. Бухгалтерия каждого колхоза должна ежедневно отсылать пять отчетностей, кроме того, отчетность по месяцам, кварталам и полугодиям, годовой отчет. Всего двадцать четыре отчетности.

Наряду с этими государственными, общесоюзными отчетами канцелярии были завалены отчетами для местных районных организаций. Отчетности требовали райисполком, райколхозсоюз, финотдел, животноводсоюз, райком, райагроном, райздравотдел, женорганизация, райсовпроф и еще, и еще…

В противовес этому «творчеству» они особенно тщательно и злорадно уничтожали остатки подлинного творчества, наследие великого Столыпина. Хутора сносили, жителей переселяли в села или станицы. В 1930–1931 годах можно было уже видеть их полуразрушенные дома — немых свидетелей былого благосостояния. После ухода степных наездников, опустошавших страну и уводивших русских полонян, оставались, по-видимому, подобные же картины. Но великая разница была в том, что те жгли, забирали и уходили, а эти занимались тем же, но не уходили. На одном заседании райисполкома разбирался вопрос о ликвидации большого хутора. Малые они уничтожали не церемонясь, административным порядком. Но в этом хуторе было около восьмисот жителей, Зампредрика доказывал необходимость перенести хутор, а на его более пригодных для пастбищ землях расширить коневодсоюз (всего-то было в нем тогда шестьдесят лошадей). Такое мероприятие соответствовало бы политике советской власти по отношению к хуторянам и продвигало бы конно-тракторную перестройку. Постановили: выселить хуторян в двухнедельный срок. Заврайдом-отделом должен был «под личную ответственность следить за проведением данного постановления в жизнь».

Это пример образа действий советской власти по отношению к своим гражданам, в данном случае к целой деревне. Люди уходили из родного края кто куда мог и куда кому удавалось. Им советская власть не шла навстречу, видя в хуторянах закоренелых собственников.