Внуки Пиппы

Внуки Пиппы

После того как я уехала из национального парка Меру, меня стало очень заботить потомство Пиппы, и я поняла, что о развитии ее детей и о том, приносят ли они потомство, я смогу узнать только в том случае, если буду периодически посещать Меру.

Во время первых четырех поездок туда мне посчастливилось найти двух ее потомков второго помета — Тату с ее двумя детенышами и Уайти с одним детенышем-самцом.

Посетители парка несколько раз видели Уайти с детенышем, который был очень робким. Однажды утром я нашла их возле болотца, где оба отдыхали под кустом. Как только я приблизилась к ним в лендровере, малыш убежал, хотя Уайти подпустила мою машину на расстояние нескольких метров, продолжая спокойно лежать на месте. Локаль — егерь-африканец, бывший моим помощником на протяжении тех лет, пока я жила в лагере в Меру, — оставался вместе со мной в машине. Мы сидели не шелохнувшись, надеясь, что детеныш вернется. Так и случилось. Он возвратился, когда Уайти позвала его, издав тихий звук, похожий на стон, по-видимому убедивший малыша в том, что нам можно доверять. Оба гепарда провели время полуденной жары, дремля под кустом; они оставались там, пока жара не спала и не стало достаточно прохладно для их дальнейшей деятельности. Чтобы проверить память Уайти, я предложила ей воду в старой миске, из которой она всегда пила еще котенком. Уайти подошла напиться так свободно и непринужденно, как будто мы не были с ней в разлуке три с половиной года.

Детеныш Уайти сначала было убежал, но, когда я села в машину, вернулся и хотел попробовать жидкость из странного сосуда. Тут Уайти оттолкнула его, не позволив подойти к миске, и наконец прогнала. Сама же она продолжала лакать и не проявила никаких признаков нервозности, даже когда я подошла к ней, чтобы добавить в воду сгущенного молока, на такое близкое расстояние, что могла коснуться ее рукой. Напившись, она медленно пошла прочь.

К моему удивлению, ее малыш появился снова и осторожно подошел к миске. Фыркнув на разбавленное молоко, он недовольно сморщил нос и быстро побежал за матерью. Затем они неторопливо скрылись из виду. Уайти все еще вела себя со мной как с другом и даже передала свое доверие ко мне своему детенышу.

Во время следующей поездки в Меру, в мае 1972 года, меня снова сопровождал мой добрый старый Локаль, который был неотъемлемой частью моей жизни в Меру в прошлом, и мы оба были счастливы от того, что он мог оставаться моим помощником во время моего пребывания здесь.

Когда мы проходили мимо одного дерева, Локаль схватил меня за плечо и зашептал: «Посмотрите, на что вы могли наступить». На расстоянии нескольких сантиметров от своей ноги я увидела свернувшегося кольцом большого питона. Он не мог двигаться, потому что внутри его было что-то огромное. Вероятно, он только что проглотил козла, равного по размеру газели Гранта, и был не в состоянии защищаться; даже маленький шакал мог бы сейчас откусить ему голову. Локаль сказал, что пройдет не меньше месяца, а может быть, даже и больше, прежде чем питон переварит эту огромную порцию еды. Насколько ограниченны его движения, мы поняли, когда он, едва двигаясь, заполз под ближайший куст, который, конечно, не мог защитить от хищников, но все же служил каким-то укрытием. Меня поразило, как может сильно растягиваться кожа питона, когда он проглатывает убитую добычу, — одна чешуйка отделялась от другой примерно на два с половиной сантиметра.

В течение нескольких дней мы «навещали» питона. Он продолжал оставаться под тем же кустом.

Мы часто следили за грифами, кружившими над каким-либо местом, в надежде, что они приведут нас к добыче, убитой детьми Пиппы, но каждый раз оказывалось, что это только добыча львов; хотя львы и интересовали меня, но в то же время их присутствие усиливало мое беспокойство, так как я знала, что львы враждуют с гепардами. Однажды, когда мы обследовали колючие кустарники в надежде найти в их тени наших гепардов, мы увидели, как оттуда украдкой выбираются львы. Очевидно, мы нарушили их полуденный отдых, но, к счастью, они или были слишком сонными, чтобы нападать на нас, или, возможно, поняли, что мы не желаем им зла.

На этот раз визит в Меру совпал со временем ежегодной миграции слонов, и, поскольку лагерь был расположен на их пути, мы встречали этих гигантов очень часто. Однажды вечером, когда я сидела в своей маленькой брезентовой ванне прямо на лоне природы, наслаждаясь теплым воздухом и глядя на звезды, два слона, тихо, как привидения, появились из темноты и быстро направились ко мне. Я бросилась в палатку — больше для собственного успокоения, чем с целью самозащиты, — но оба гиганта прошли мимо меня в поисках удобного водопоя и направились вверх по реке.

В другой раз меня разбудило ритмичное жевание у самой палатки. Думая, что эти звуки издает пасущийся буйвол, я выглянула в маленькое окошечко и увидела огромного слона. Он стоял так близко, что все заслонял собой. У меня не было времени советоваться с Локалем, единственное, что я могла сделать, — громко закричать. Гигант повернулся, сделал несколько шагов и оглянулся, видимо удивленный непривычным звуком. Когда я закричала снова, он свернул в сторону и в конце концов исчез в темноте.

День, проведенный в буше, никогда не бывает скучным, однако не всегда он бывает удачным. Как раз в один из таких утомительных дней, бродя по плато, покрытому лавой, мы заметили несколько кустов акации. Они были похожи на кусты, под которыми наши гепарды всегда любили лежать во время жары, пользуясь тенистой завесой как местом, откуда они могли наблюдать за всем, что происходит на равнине, не выдавая своего присутствия.

Локаль пошел осмотреть кусты повнимательнее, а я стояла, размышляя над тем, какими бесплодными были последние десять дней: мы даже не нашли ни одного следа на твердом грунте. Вдруг послышался шорох, и из кустов акации выскочила Уайти с тремя детенышами.

Я сразу же узнала ее, не только по расположению пятен у основания хвоста, но и «в лицо». Она остановилась и посмотрела на меня, а потом улеглась и стала звать своих сбежавших отпрысков. Я следила за ней до тех пор, пока она не поднялась на небольшую возвышенность, с которой можно было обозревать равнину. Уайти разрешила мне подойти к ней на расстояние одного метра, в то время как ее детеныши прятались за ней. Казалось, она была совершенно спокойной, но вдруг ее глаза сузились — она заметила вдали Локаля, — и тотчас же помчалась вместе со своим семейством к маленькой речушке и перебралась через нее. Я бросилась за ней и поспела как раз к тому моменту, когда один из ее котят, шлепая по мелководью, вышел на противоположный берег речки. Я ждала Локаля и сидела не шевелясь в надежде увидеть других детенышей. Двадцать минут спустя мы оба перешли через реку и стали разыскивать семейство гепардов. Мы нашли их под деревом. Один из малышей оставался рядом со своей матерью, а другой беспокойно расхаживал в стороне. Тогда Уайти издала очень тихий призывный звук, похожий на стон, который я так хорошо изучила, так как Пиппа издавала такой же звук, когда беспокоилась о ком-либо из своих детенышей и звала его. Но вот послышалось слабое чириканье, похожее на щебетание птицы. Это напомнил о себе третий детеныш. Глядя на меня без малейших признаков страха, Уайти начала лизать одного из прижимавшихся к ней малышей. Чтобы не тревожить семью, я оставалась метрах в двадцати от нее, а Локаль держался на более далеком расстоянии. По моим расчетам, детенышам Уайти было около четырех месяцев.

Прекрасно, что Уайти удалось вырастить трех малышей до такого возраста здесь, где львы — частые гости. Локаль, правда, уверял меня, что в помете не три, а четыре детеныша, и оказалось, что он был прав.

Теперь пора было возвращаться домой, чтобы прийти в лагерь до наступления темноты. На следующий день рано утром мы снова отправились к тому месту, где были накануне. Я заметила гепардов почти там же, где мы их оставили, но они сразу же убежали, и мы почти весь день разыскивали их следы. Уже после полудня, проходя мимо одного куста, мы вдруг увидели, что оттуда появилась Уайти и четыре детеныша, позади них виднелись недоеденные остатки туши молодого бушбока. Следуя за ними на расстоянии около двадцати пяти метров, я наблюдала за детенышами. Два из них были более крупными и более светлой окраски, чем другие, и я предположила, что это самцы. К сожалению, на небе неожиданно появились тучи, и я не смогла сфотографировать их.

На следующий день мы нашли семью гепардов на старом месте. Позднее Уайти повела своих детей в долину, ограниченную двумя небольшими ручьями. Она двигалась по направлению к дальнему ручью, где я несколько дней назад видела следы львов и заметила группу павианов. Я хотела помешать ей и быстро сделала большой круг между гепардами и дальним ручьем. Уайти, по-видимому, поразил мой маневр; она подошла ко мне, остановилась в семи метрах и зарычала. Очевидно, она не возражала против моего присутствия, но не собиралась мириться с моим вмешательством в ее планы. Я не сдавалась, пока она не повернула назад. Детеныши держались на безопасном расстоянии и теперь были далеко впереди нас. Вскоре Уайти снова повернулась ко мне, настаивая на своем намерении перейти через ручей. Я отрезала ей путь, медленно идя навстречу. Тогда Уайти отказалась от своего плана и расположилась со своим семейством под одним из деревьев. Я сидела на расстоянии тринадцати метров от гепардов и пыталась сфотографировать их, но щелчок затвора привел малышей в сильное возбуждение, и я отложила лейку. Самый маленький особенно нервничал, порываясь бежать при малейшем моем движении, и чириканьем взывал о помощи; детеныш покрупнее отправился его успокаивать. Наконец Уайти пришла на помощь и принесла его обратно. Все потомство было в прекрасном состоянии, а Уайти была, по-видимому, превосходной матерью и умела постоять за свое семейство. Сидя здесь и глядя на дремлющую семью Уайти, я вспоминала, как мы спасли Уайти в критический момент, когда она сломала лапу, и как ей пришлось несколько недель провести в моем лагере в вольере. И вот, несмотря на то что Уайти ненавидела это затворничество, она и теперь, через пять с половиной лет, вела себя со мной как с другом и доверяла мне.

В полдень все семейство уснуло. Я оставила их, так как срок моего пребывания в Меру подходил к концу, а мне хотелось отыскать Тайни, Биг-Боя и Сомбу, детенышей Пиппы четвертого помета.

На следующий день мы повстречали прайд из восьми львов возле убитого водяного козла на расстоянии около восьмидесяти метров от того места, где была Уайти, а через сутки неожиданно обнаружили на том же месте трех львов, которые крепко спали. Они, очевидно, были недовольны тем, что их потревожили, и неохотно удалились. Присутствие этих львов объяснило, почему Уайти ушла отсюда.

Несмотря на то что нам не удалось найти всех наших гепардов до конца моего пребывания в Меру, было так чудесно вновь увидеть эти прекрасные места и зеленый, начинающий цвести буш — верный признак приближающихся дождей. Меня всегда удивляло, почему цветение начинается за две-три недели до наступления сезона дождей, и со временем я узнала, что это одна из мудрых мер предосторожности, принимаемая природой для того, чтобы обеспечить опыление цветов. В течение этого периода воздух становится уже достаточно влажным, благоприятствуя цветению, и опыление может быть закончено, прежде чем сильные ливни прибьют цветки к земле.

Перед самым отъездом мы нашли следы семьи гепардов, ведущие от лавового плато вниз по хребту к равнине, в шести километрах от того места, где мы их видели в последний раз. Следы, видимо, были двухдневной давности. Было уже слишком темно, чтобы разыскивать их, а так как мне все равно предстояло на следующее утро покинуть Меру, я решила сняться на рассвете, чтобы до выезда с территории парка еще раз поискать гепардов.

Когда мы миновали очень неровный участок местности, я заметила дерево, сплошь унизанное грифами.

Осторожно приблизившись, чтобы случайно не наткнуться на львов с добычей, я увидела маленьких гепардов, обступивших еще не разделанную тушу молодой газели Гранта, и Уайти, которая отдыхала рядом с ними после охоты.

Хотя я подбиралась к ним очень осторожно, детеныши убежали, но, когда Уайти позвала их «прр-прр», они остановились, а потом вернулись обратно к матери. Самый маленький из них казался особенно испуганным. Как только они принялись за добычу, я попыталась их сфотографировать. Однако щелчки аппарата даже на расстоянии около тринадцати метров снова испугали детенышей, и они убежали на термитник. Уайти изо всех сил звала их обратно, но они даже не пошевелились. И только когда я отошла на безопасное, по их мнению, для них расстояние, они бросились к добыче, которую Уайти тем временем разделала для них. Полчаса я наблюдала в полевой бинокль, как они жадно поглощали тушу газели. Уайти была рядом с ними, но предоставила им право первенства. Когда от газели осталась только голова и ноги, грифы отважились опуститься на землю, и тогда детеныши забавно бросились на птиц, чтобы заставить их взлететь. Молодым гепардам было всего четыре-пять месяцев, но они, очевидно, уже научились защищать свою добычу.

Мне пришли на память подобные сцены и с Пиппой. Какой хорошей матерью была она в каждой из своих семей до тех пор, пока детеныши зависели от нее. Но как только они могли заботиться о себе сами, Пиппа порывала с ними всякую связь, а в тех случаях, когда они вдруг попадались на ее пути, отгоняла их.

Если принять во внимание, что узы детей с матерью были значительно прочнее, чем отношения со мной, казалось просто невероятным, что дети Пиппы (Тату и Уайти) сохранили ко мне доверие, несмотря на то что мы расстались пять с половиной лет назад. Тату и Уайти не только были готовы доверить мне своих котят, но подпускали меня, даже когда расправлялись с добычей.

Конечно, мне очень хотелось знать, каковы будут успехи Уайти в воспитании ее потомства. Поэтому я вернулась в Меру через три месяца и снова разбила лагерь вместе с Локалем на месте прежнего дома Пиппы. Вечером я сидела у ее могилы. Все было тихо, и только ветер шумел, проносясь по кронам двух больших тамариндов, укрывающим это место своей тенью. Ночью он усилился и часто менял направление. Рано утром я насчитала сто тридцать птиц-носорогов, летевших со стороны реки по направлению к равнинам. Когда я жила здесь с Пиппой, я знала две пары этих птиц, живших вблизи лагеря, но такого большого числа их, как в этот приезд, никогда не видела.

Обычно при нашем возвращении в лагерь после длительной отлучки диким животным, приходящим ночью в это место на водопой, приходится заново привыкать к нашему присутствию. Поэтому меня нисколько не удивило, что в первую ночь у моей палатки зафыркал носорог, но, к счастью, ушел, не дожидаясь, пока я направлю на него свет своего фонаря. Во вторую ночь четыре льва спокойно расхаживали вокруг машины, потом отправились на кухню и прошли на расстоянии нескольких метров от меня. Я воспользовалась стулом и столом, чтобы забаррикадировать вход в палатку, который оставила было открытым, из-за жары, хотя и знала, что животные, как правило, просто очень любопытны и не причинят зла, если их не спровоцировать. На следующее утро мы увидели недалеко от лагеря львицу с маленьким львенком, отдыхающую под деревом. Она не проявила никакого беспокойства, когда мы проехали мимо нее в машине на расстоянии десяти метров. На третью ночь я услышала, что кто-то что-то лижет. По характерному звуку я поняла, что меня посетили львы. Через некоторое время палатка затряслась — это львенок споткнулся об одну из растяжек, вскочил и зарычал. Включив электрический фонарь, я увидела шесть львов между палаткой и кухней. Судя по тому, что они лизали друг друга и издавали негромкое ворчание, львы были совершенно спокойны. Я посоветовала им уходить, но они еще некоторое время продолжали оставаться на месте.

В эти дни мы обнаружили несколько следов одиноких гепардов и среди них один, который, по моему предположению, принадлежал супругу Пиппы, так как след проходил по тем местам, которые обычно посещал этот гепард.

С тех пор как я покинула Меру в январе 1970 года, обязанности Локаля состояли в уходе за тремя парами белых носорогов; их привезли из южной Африки в надежде, что они будут здесь размножаться. Локаль был горд своими подопечными, которые теперь свободно бродили по парку, и любил демонстрировать, как они его слушаются. В тех немногих случаях, когда мы встречались с этими носорогами на воле, он подходил к ним, гладил их и спокойно разговаривал с ними.

Однажды утром мы заметили носорога, щиплющего траву вблизи ручья. Он был так поглощен своим завтраком, что не учуял нас, пока мы не подошли к нему на расстояние нескольких метров. Когда он поднял голову, я поняла, что это был не один из тех белых носорогов, а совсем дикий черный носорог. Он ринулся на нас, мгновенно перепрыгнув через ручей. Локаль и я мчались изо всех сил и вдруг оказались лицом к лицу с двумя слонами. К счастью, слоны свернули с дороги, и нам удалось проскользнуть между ними и носорогом и оказаться в более безопасном месте.

День за днем мы тщетно обыскивали места с подходящими для гепардов условиями обитания и часто посещавшиеся семьями Пиппы.

Однажды в полдень, когда мы шли вдоль реки Роджеверо, я услышала всплеск и увидела, как чудовищный крокодил длиной не менее шести метров уходит под воду. За первым всплеском последовал второй — это лев перебрался на противоположный берег и исчез там. Осторожно выглядывая из прибрежного кустарника, я чуть было не наступила на львицу; тогда она тоже бросилась в реку, чтобы присоединиться к своему супругу. Все трое стали пировать, пожирая тушу буйвола, которого, по-видимому, убили львы. Я была поражена тем, что львы позволили крокодилу делить с ними их добычу. Вероятно, этот крокодил был слишком большим, и они не могли его отогнать, не провоцируя нападения.

Когда двумя днями позднее после бесплодных поисков Уайти мы снова проходили мимо этого места, я еще больше удивилась, увидев восемь громадных крокодилов длиной по четыре-пять метров; каждый из них стремился добраться до полости желудка туши и отталкивал других. Самой ужасной особенностью этой сцены было то, что морды крокодилов, участвовавших в этом жутком пиршестве, казались смеющимися.

На следующий день мы проследили за грифами и нашли мертвого слона. Он был убит за три-четыре дня до этого. Его клыки, хобот, уши и хвост были отрезаны браконьерами. Теперь грифы приканчивали остатки разлагающейся туши. Размеры браконьерства за пределами парка были очень большими, но особенно тревожным было то, что одна из его жертв обнаружена непосредственно в самом парке. Этот случай заставил меня волноваться за судьбу потомства Пиппы, так как браконьерам хорошо известна стоимость шкуры гепарда.

Я вдруг вспомнила, что совсем недавно во время наших поисков мы обнаружили баобаб, ствол которого был полым и, очевидно, использовался браконьерами в качестве убежища и склада; крючья, вбитые изнутри в ствол, наводили на мысль, что именно здесь они развешивают свою добычу.

Однажды вечером, сидя у могилы Пиппы, я почувствовала, что за мной кто-то наблюдает. Вглядываясь в темноту, я ничего не могла разглядеть. Тогда я встала и увидела, что приблизительно метрах в двадцати от меня из травы показалась голова льва. Он несколько секунд разглядывал меня, а потом снова улегся, спрятавшись в высокой траве. Мне пришла в голову мысль: не пользуются ли львы большой пирамидой из камней, сложенной на могиле Пиппы, как удобным местом для наблюдения за животными, которые приходят к ручью?

В другой раз мы пересекали длинную дамбу, образовывавшую верхнюю часть плотины, перегораживающей реку Роджеверо, и увидели пару египетских гусей, шедших вразвалку по мелководью с семью крошечными гусятами. К своему ужасу, вдруг я заметила неподалеку от них едва различимый над водой кончик носа крокодила; крокодил, очевидно, надеялся на легкую закуску. Желая спасти гусят, я стала сигналить; крокодил сделал сальто, перемахнув через плотину вниз, а гуси-родители поторопились увести свои выводок по дамбе в прибрежный кустарник. Семья была уже в безопасности, но я подумала, что не всем гусятам этого выводка удастся дожить до зрелого возраста.

Гуляя по холмам, мы набрели на серповидный утес, поросший пальмами вида Raphia. У его подножия находилось несколько кристально чистых водоемов, образованных родниками. Это был идиллический уголок. Множество следов различных животных красноречиво свидетельствовали о том, что здесь происходит ночью, но даже и теперь, среди бела дня, мы увидели под нависшими пальмовыми листьями две едва различимые фигуры слонов, стоящих в водоеме.

Мы также наблюдали приблизившихся к нам нескольких сетчатых жирафов. Хотя эти представители семейства жирафов меньше по размерам, чем их масайские сородичи, обитающие в районах Кении, находящихся на большей высоте над уровнем моря, они выделяются своим похожим на сетку рисунком. Их можно отнести к числу самых красивых животных Африки. Мы заметили, что два самца заинтересовались самкой, стоявшей неподалеку. Я следила, как соперники делали медленные круги, обходя друг друга, стремительно сталкиваясь лбами и соприкасаясь мордами. Они продолжали состязание около получаса, до тех пор пока меньший самец не удалился. Тогда победитель подошел к самке. И в конце концов они вместе отправились в заросли. Это был самый деликатный спор за первенство, который я когда-либо видела.

Стадо из семнадцати слонов было настроено более воинственно. Увидев нас, они образовали фалангу, в центре которой оказались два маленьких слоненка. Взрослые слоны хлопали ушами и были готовы напасть, если бы мы осмелились приблизиться к ним хотя бы на шаг.

Уже двадцать дней я безуспешно искала Уайти и Тату, мое время истекало, и я стала приходить в отчаяние. Но вот мы неожиданно встретили двух посетителей парка, которые сообщили нам, что только что видели гепарда с четырьмя детенышами в кустарнике возле дороги. Мы отправились в указанном направлении. Гепарды исчезли, однако, ориентируясь по свежим следам, я после двух часов усиленных поисков заметила под деревом Уайти и ее потомство. Надеясь, что мы сможем подобраться к ним поближе, я осторожно повела лендровер, но, как только свернула с дороги, малыши бросились прочь. Подождав, пока семья успокоится, я, оставив Локаля в машине, медленно подошла к ним на расстояние пятидесяти метров и села. Я была счастлива, обнаружив, что все четыре детеныша живы; им, должно быть, уже исполнилось восемь месяцев. Трудно было представить, как Уайти удалось уберечь их от многочисленных львов и других хищников. Самый маленький из детей Уайти все еще проявлял большую нервозность и почти все время прятался.

Я показала Уайти знакомую миску, на что она быстро отреагировала: подошла и стала лакать воду в двух шагах от меня. Малыши убежали, но, когда Уайти успокоила их своим «прр-прр», они вернулись к своей полуденной сиесте, а я сфотографировала их, воспользовавшись тем, что они были слишком сонными, чтобы протестовать. В пять часов пополудни они начали зевать и потягиваться и затем медленно удалились. Боязливый детеныш шел впереди, и Уайти шла в том направлении, откуда слышался его призыв. Это было прекрасное зрелище: гепарды, легко ступающие по высокой траве, сверкавшей как золото в лучах заходящего солнца и великолепно контрастировавшей с темно-красной завесой дождя, нависшей на горизонте над холмами цвета индиго.

Я подумала, что если даже никогда больше не увижу Уайти, то хотя бы буду знать, что она достигла всего, чего я ей желала: возможности жить свободно в этом прекрасном парке и приносить потомство. Уайти была звеном между Пиппой и этими дикими молодыми гепардами. Мой эксперимент доказал, что гепардов можно спасти от истребления, помогая нм размножаться в естественных условиях.

В январе 1976 года я отправилась в Меру на два дня и захватила с собой нескольких моих друзей. Совсем не надеясь увидеть потомков Пиппы в течение такого короткого времени, я была взволнована сообщением о том, что недавно гепарда с тремя маленькими детенышами видели близ реки Роджеверо. Поскольку Роджеверо частично протекает по территории Уайти, я надеялась, что это, возможно, была она. Мы сосредоточили все свои поиски на этом районе ранним утром и поздним вечером, зная, что во время дневной жары гепарды надежно укрываются от солнца. Проезжая в это время по другим местам парка, мы видели почти всех животных, живущих в Меру, за исключением леопардов и гепардов. У слонов было так много крошечных слонят, что нам стало даже досадно, когда мы увидели одно стадо совсем без малышей. Не меньше детенышей было и у жирафов, среди которых мы обнаружили нянек; обязанности няни выполняла самка, наблюдавшая за подростками, пока их матери паслись.

В последний вечер нашего пребывания в Меру мы медленно двигались по дороге, идущей параллельно Роджеверо, и вдруг заметили гепарда, высунувшего голову из травы на расстоянии не больше десяти метров от нас.

Когда я тихонько позвала: «Уайти», она не обратила внимания на мой призыв, но и не убежала, как это сделал бы любой дикий гепард. Ободренная, я налила воды в знакомую миску, не торопясь вышла из машины и осторожно пошла вперед. Гепард повернулся, и я смогла узнать Уайти по расположению пятен вдоль основания ее хвоста. Я была на полпути к ней, но она не делала попытки подойти к миске с водой, а пристально смотрела вперед. Проследив за ее взглядом, я увидела вдали четырех газелей Гранта. Так как Уайти, очевидно, больше интересовалась добычей, чем водой, я возвратилась в машину, и оттуда мы все наблюдали за ней. Она упорно двигалась по направлению к газелям, подкрадываясь к ним шаг за шагом, и мгновенно замирала, как только они поднимали голову и смотрели на нее. Это продолжалось с полчаса, а потом Уайти спряталась в высокой траве и исчезла из поля зрения. Между ней и газелями не было укрытия, а расстояние было, очевидно, слишком большим, для того чтобы она могла рискнуть сделать последний бросок. Мы подождали еще полчаса, и за это время газели Гранта ушли. Теперь Уайти появилась и издала очень слабый стонущий звук, который означал, что она зовет своих котят, стараясь при этом не привлечь внимания хищников. Трава сразу же зашевелилась, и мы увидели три белые кисточки — кончики хвостов. Они принадлежали трем гепардам в возрасте около трех месяцев. Бросившись к Уайти, малыши прыгали на нее и карабкались друг на друга, стремясь быть поближе к матери. Уайти не остановилась, чтобы полизать их, она продолжала идти, а ее малыши резвились вокруг нее. Быстро темнело, и нам удалось лишь несколько раз взглянуть на игры детей Уайти, кувыркавшихся с невысокого термитника, прежде чем Уайти увела их в темноту равнины.

На следующий день рано утром мы вернулись к тому месту, где накануне оставили семью гепардов, чтобы посмотреть, удалось ли Уайти удачно поохотиться. Неподалеку мы увидели разлетающихся грифов, но не могли найти следов ни добычи, ни гепардов.

Мне оставалось только надеяться, чтобы Уайти удалось воспитать свое новое потомство так же успешно, как она вырастила свои предыдущие семьи. Теперь ей было девять лет и пять месяцев, и она уже семь лет и десять месяцев жила совершенно свободной, дикой жизнью.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.