НАУКА ДОСТОЙНО ЖИТЬ

НАУКА ДОСТОЙНО ЖИТЬ

В 90 лет, наверное, можно без всякого осуждения жить прошлым и прежними заслугами. Терентий Семенович весь в настоящем и будущем, и возраст его невозможно определить прожитыми годами. Потому что удивительно молодо сердце, острота мышления поражает по-прежнему.

О чем, казалось бы, заботиться и сожалеть человеку, чьи труды дважды отмечены Золотыми звездами Героя и народной любовью?

В самый канун юбилея пригласили Терентия Семеновича на встречу со студенческой молодежью в областную библиотеку. Не раз бывал он здесь в уютных читальных залах, интересовался, какие книги постоянно на руках, а какие стоят нераскрытыми. И снова вопросы.

— Много ли читают молодые люди? То ли читают? Может, больше интерес к детективам?

Порадовался, услышав, что заметно возросло влечение к исторической, мемуарной, философской, экономической, морально-этической литературе.

И вот он уже в окружении студентов. С душевной искренностью говорит о самом простом и самом сложном, о вечных истинах и нравственных ценностях. Как живем, как поступаем? Что творим и во имя чего? О чем думаем?

О себе говорит. Но так говорит, словно душу каждого открывает, очищает ее от мелкого, суетного, наносного.

— Мое дело — бороться всеми силами с возможной войной. И мое же дело растить хлеба все больше и больше — лишним-то он никогда не станет. Но растить хлеб — значит и растить человека. И это тоже моя забота. Вот такие дела, дорогие товарищи, и все главные.

Сказал и замолчал, положив на стол перед собой натруженные, похожие на корни могучего старого дерева, руки. Может, видел он сейчас собственную жизнь, в нем самом прошедшую и сделавшую его таким, каков он есть, при самом непосредственном его участии и старании. И, словно отвечая мыслям своим, произнес в задумчивости:

— Человек растит человека. А что нам с вами в жизни важнее всего? Пример, хороший пример.

Сам он являет собой и своей жизнью достойный пример. Никто и никогда — ни в родной семье, ни в селе не видел его праздным. Всегда в трудах, в учении, в заботах. Будто о нем сказал известный американский просветитель Б. Франклин:

«Тот, кто хочет разбогатеть с помощью плуга, должен либо сам идти за плугом, либо погонять».

Всю жизнь Терентий Семенович идет за плугом и благодаря этому достиг несметных богатств — высочайшего авторитета и уважения, разносторонних знаний, радости дружбы и товарищества, счастья видеть плоды трудов своих и мыслей.

Терентий Семенович Мальцев — уникальное, если не сказать больше, — историческое явление в нашей действительности. Его поражающая современников жизнь еще будет предметом изучения философов, социологов, публицистов, аграрников.

Все, что до сих пор сказано о нем и его науке выращивания хлеба, пока только вступление, пролог. Уж поистине: большое видится на расстоянии. Мы живем с ним рядом, знаем его очень близко и никак не постигнем до сих пор всю безмерную глубину его постоянно работающей мысли, его блестящий талант ученого, удивительную работоспособность и тягу к самому рядовому, «черному» труду землепашца и сеятеля, тайну характера, клад энциклопедических знаний, высоту понимания долга…

До многого в нем просто не дотянуться сразу, не сравняться. Но и из того, что знаем, — как много полезных уроков. Сама его жизнь со всеми радостями и сложностями — пример достойной жизни во благо людей, она пронизана светом идей, убежденности, мужества, оптимизма.

Сегодня мы можем говорить о жизни Мальцева как об уроках. Уроки любви к Родине, верности земле, о хлебе, о долге, о чести, о совести… Об этом — высшем идеале человека все его заботы, тревоги, раздумья, исполненные величайшей человечности.

У Терентия Семеновича часто спрашивают, есть ли у него последователи и кто его ученики. Не припомню случая, чтобы он назвал кого-то по имени. Почему?

Однажды признался:

— Не знаю, кто лучший последователь. Может, тот, кто даже не в нашем колхозе, не по соседству живет, а где-то далеко от меня. Был недавно в гостях на Полтавщине. Там с любовью и знанием дела занимаются поверхностной обработкой почвы. Хорошие у них поля, хорошие урожаи, и во всем этом — большие перспективы в будущем. Они назвали себя моими учениками. Я ответил, что в какой-то степени сам у них учусь.

Вот сейчас в нашем колхозе работает первый год агрономом-семеноводом после окончания Курганского сельскохозяйственного института Показаньев Сергей Александрович. Он приходит ко мне часто, и по вечерам мы беседуем об агрономической науке, о каждом колхозном поле в отдельности, — за все годы знаю, когда и чем они были сеяны, когда паровали, как обрабатывались, какие урожаи приносили. Без такой «биографии», родословной пашен агроном как в потемках. Мне нравится пытливость молодого специалиста, стремление разобраться во всем и приложить к делу свои знания и энергию. Хорошим учеником он был в институте, теперь надо на земле оправдать доверие. Думаю и надеюсь, что у него все получится.

А так говорят последователи и ученики Терентия Семеновича Мальцева. Ветеран колхоза Емельян Нестерович Мальцев рассказал при встрече:

— В колхоз мы вступали вместе с Терентием Семеновичем. Был я его моложе и тянулся к нему всей душой. Работал я в огородной бригаде. Съездил Терентий Семенович к Ивану Владимировичу Мичурину и попросил нашего бригадира Василия Дмитриевича Мезенцева: «Нет ли у тебя в огородниках смышленого и трудолюбивого колхозника?» Мезенцев порекомендовал меня: «Лучше, дескать, и не найти». Так я стал садоводом.

Посадили первые сорок яблонь, а яблони-то какие? — Ранетки. Других мы и не знали, им радовались. Потом кто-то сливами угостил, из косточек вырастили саженцы. Чуть что мне непонятно, я сразу бежал к Терентию Семеновичу. Потом привезли из Башкирии восемь кустиков смородины, и стал наш сад в шесть гектаров, да каждый колхозник посадил плодовые деревца у себя на огороде. По всему Зауралью распространились наши саженцы, и сады зацвели. Это сейчас денег у всех много, компоты в магазинах покупают, сады в колхозах повывели. А какая от компота польза? Это я так, отвлекся.

Терентий Семенович посоветовал мне изучить труды Мичурина и книжки дал. А сам что прочитает, то и расскажет. К философии приучал, да не осилил я. Уважительный он ко всем людям. Отца Семена Абрамовича любил, ни в чем ему не противоречил, а правоту свою опытами доказывал. Когда умер Семен Абрамович, дома сына его не было. Узнал о беде далеко и так лошадей гнал, что чуть не загнал, а уж не успел…

Тридцать пять лет мы с ним бок о бок работали, а жили в одном селе и того больше, с рождения. Я и сейчас не знаю, то ли своим умом жил, то ли его… Встречаемся сейчас редко, постарели оба, а как встретимся — старину вспоминаем, все лучшее в ней. Старее нас с ним нет в Мальцеве. Что добавить еще хочу? Хотел сельсовет назвать в честь Терентия Семеновича улицу его именем. Да воспротивился он. Назвали улицу Школьной.

А это письмо от первого секретаря Полтавского обкома партии Федора Трофимовича Моргуна. Они знакомы давно, не раз встречались в нелегкие для целинников годы, вырабатывая для целины стратегию и тактику обработки полей. Мальцевская наука пошла дальше.

«Уважаемый Терентий Семенович!

Хочется, чтобы Вы приехали и своими глазами посмотрели на полтавские бесплужные поля, перенесшие сильнейшую осенне-весеннюю засуху. Особенно жесткие погодные условия были в апреле — мае. Свыше 70 хозяйств области до 1 июня не имели осадков с осени. В мае запасы влаги в почве достигали критического уровня.

И все же хлеб будет неплохой, хороши кукуруза и свекла. Полтавчане еще раз убедились в силе Ваших идей, Терентий Семенович, потому что если бы мы, как прежде, пахали плугами с отвалами, хозяйства в этих невероятно сложных погодных условиях практически не имели бы ни кормов, ни зерна. Безотвалка спасла наши поля, и это сейчас доказательно просматривается. Урожай будет, думаю, вполне хороший…»

Терентий Семенович отправился в Полтаву на 90-м своем году. Манило увидеть те поля, встретиться с Федором Трофимовичем, украинскими хлеборобами. И была еще одна притягательная сила — он ехал в те края на печальное свидание с сыном.

Ехал и вспоминал до мельчайших подробностей жизнь до войны. Вспоминал с щемящей болью.

— Отправились как-то со старшим сыном Константином в лес дрова рубить. Мать положила нам три вареных яйца — больше-то не было. Стали с Костей обедать. Я ему два яйца положил, себе одно взял. Он одно оставил, другое мне переложил. Никак я его убедить не мог, что не хочу, что он молодой, растет, ему надо больше есть. Пришлось третье яйцо пополам разрезать — так только с трудом уговорил. Хороший парень он у нас был…

На Курской дуге погиб Константин Терентьевич, 22-й год ему шел. Чем дальше время уходит, тем все больше и нестерпимее у отца, сестер и братьев жалость о нем.

Едет отец к сыну. Весь последний разговор с ним может повторить от слова до слова. Обратился он тогда к сыну по Всесоюзному радио в декабре 1942 года.

«Горячо любимый мой сынок Костюша!

Шлю я тебе свой сердечный родительский привет и от всей моей души крепко прижимаю тебя к своему сердцу и целую. Желаю тебе самых наилучших благ и успехов в твоей ратной жизни и самое главное — скорейшего разгрома ненавистного врага и возвращения к своему родному очагу, к своему родному семейству. Тебе будет уготована радостная встреча и всеобщая заслуженная любовь твоего родного семейства.

Вместе с тем прими такой же, как и от меня, горячий привет и от твоей дорогой мамы, которая болеет за тебя душой. Она своим беспокойным материнским сердцем посылает вместе с миллионами матерей проклятье злодеям человечества, которые вызвали небывалое в мире пролитие моря человеческой крови и слез — немецким фашистским мерзавцам. Не забывай, Костюша, ни при каких обстоятельствах свою дорогую маму и как можно чаще давай нам знать о твоем драгоценном для нас здоровье. Каждое твое письмо вызывает праздник в нашем доме.

Если бы ты знал, Костюша, как мы все соскучились по тебе: все твои братишки и сестренки, и как они без тебя уже изменились!

Савва уже становится взрослым — ему скоро исполнится семнадцать лет — он также мечтает стать в ряды Красной Армии, а пока работает на животноводческой ферме. Вася стал у нас неузнаваем — он уже ходит в школу — в первый класс. Откровенно скажу — Вася учится с каким-то особенным желанием и успехом: он по классу самый лучший отличник. Начинает уже писать сам письма, писал и тебе.

Нюра, к глубокому нашему сожалению, из-за слабого здоровья вынуждена пока прекратить учебу. Думаем через пару лет учить ее какому-нибудь полезному и доступному ей ремеслу.

Валя удивительно быстро растет — ей всего еще пять лет, а она уже выглядит порядочной девчонкой и неотвязно просится в школу.

Наша маленькая и любимая тобою и всеми нами Лидочка стала забавной девчонкой. Она не только уже научилась говорить, но научилась очень умно рассуждать. Она у нас не поддается никакому обману — всякий обман разоблачает лучше взрослого. А ведь ей всего лишь два с половиной года. И вот все они вместе шлют тебе задушевный братский привет и желают тебе самого дорогого для человека счастья, здоровья и скорого возвращения домой с победой.

Разреши, Костюша, передать тебе и старческие чувства бабушки Капитолины и бабушки Анны, наполненные искренней любовью к тебе. Они по-своему, по-старушечьи, прилагают все свои силы и помыслы на помощь фронту, на помощь вам, защитникам Родины.

Прими привет и от нашего с тобой задушевного друга и одного из самых честных и прилежных колхозников — от садовода Емельяна Нестеровича.

Дела у нас в колхозе идут неплохо; несмотря на трудности, с работой справляемся. Долг перед государством — хлебопоставки выполнили полностью еще 7 ноября. Теперь идет окончание молотьбы. Колхозники наши работают с небывалым подъемом — они все силы отдают делу помощи фронту. Будьте уверены, наши дорогие защитники, что тыл выполнит, так же, как и вы выполняете, свой долг до конца. Дадим фронту все, что нужно.

Нахожусь я теперь в Москве, на сессии ВАСХНИЛ, где вместе с академиками обсуждаем важнейшие вопросы повышения урожайности в сорок третьем году, чтобы еще больше дать фронту хлеба, мяса, масла и сырья для промышленности. На сессии я выступил два раза.

Выполнил, сынок, твою многократную просьбу — сфотографироваться с орденами и послать тебе. Через пару дней карточки будут готовы, и я их тебе вышлю. Как бы ты порадовал нас, сынок, если бы и ты в свою очередь тоже снялся на карточку и прислал бы нам. Как бы мы порадовались твоему снимку!

Сынок! Одного никогда не забывай: будь всегда верен присяге. Защищай нашу дорогую Родину, нещадно громи врага вверенным тебе оружием, которым учись владеть в совершенстве, как призывает к этому товарищ Сталин. Если будешь так делать, никогда не ошибешься.

Мы получили от командования части, где ты находишься, хороший о тебе отзыв. Ты мужественно ведешь себя в боях с врагами и прекрасно понимаешь свою задачу и выполняешь ее. Нас радует, что наш сынок умеет храбро защищать свободу и независимость Родины.

Пиши нам письма чаще.

Искренне любящий тебя твой родитель

Терентий Семенович Мальцев».

Сыну не довелось услышать голос отца: во время радиопередачи он, командир-артиллерист, находился в бою. А те, кто слышал, передали ему отцовское письмо слово в слово: к каждому обращался Терентий Семенович, как к сыну.

Все письма с фронта хранит отец. Множество раз перечитывал он их за более чем сорок минувших лет, и каждое письмо до сих пор вселяет надежду: вот-вот вернется старший сын к родному порогу.

«Дорогие папа и мама, шлю горячий фронтовой привет. А также привет Савве, Васе, Вале, Нюре и бабушкам Капитолине и Анне!

Сегодня у меня превеликий праздник, получил от вас долгожданное письмо и письмо от Саввы. Радуюсь, как ребенок, хотя обстановка вокруг суровая, военная… Я уже достаточно окреп после болезни, страдаю только одышкой. Питание у нас хорошее, всем обеспечены. Очень и очень ощутительна на фронте громадная забота тыла… Техника наша лучше вражеской. В этом я сам не раз убеждался. Против наших пушек не устояли такие хваленые танки, как T-VI («тигр»), с помощью которых они мечтали сокрушить нашу оборону. Русские люди дерутся, как львы…

Прошу обо мне не беспокоиться. Теперь ваш сын уже не мальчик. Меня обожгло огнем войны и закалило. Я уверен в своих пушках и в бойцах. И время сейчас работает на нас. Довольно врагу поганить землю российскую… Настал час расплаты. Украина скоро будет наша! И Харьков будет нашим!

Папа, за время зимнего наступления мне пришлось много испытать и многое своими глазами увидеть. Никогда не забуду бои за Чижовку (окрестности Воронежа). Они были особенно упорными и тяжелыми. Но вы знаете уже, что мы победили… Сейчас бои идут еще сильнее, они решают судьбу войны.

Пишите чаще и больше. Каждое письмо ваше — в радость. Все время снится родная Мальцевка… У меня пока все. Ждите с победой!»

Больше писем не было. Успел Константин перед последним боем только написать домашний адрес на двух конвертах и — все. В одном из них переслали фронтовые товарищи фотографию Терентия Семеновича, подаренную сыну. В другом конверте была похоронка. Так послал о себе Константин последнюю весточку.

Увеличенный портрет сына — на стене в светлой уютной горнице, заботливо убранной дочерью Анной Терентьевной. Прошу рассказать о детстве, об отце.

— Савва расскажет, он у нас старший, — говорит младшая Лидия Терентьевна. И Савва Терентьевич рассказывает тихо, чтобы не услышал ненароком отец: рассердится, скажет, ишь, чего надумали.

— В последнее время мы, дети его, все чаще думаем об отце. Вместе с нежностью к нему, с беспокойством о его здоровье сильнее, чем раньше, томит чувство вины и неоплатного долга. Все мы для него как пять пальцев на руке, какой ни рань — одинаково больно.

Земля — любовь наша семейная. Отец хотел, чтобы мы, его дети, стали продолжателями крестьянского дела и никогда не расставались с землей. Мы стараемся выполнить его желание и надежду. Я живу с ним рядом, в родном селе, и тоже выращиваю хлеб. Долго пришлось биться над созданием новых сортов пшеницы интенсивного типа — опорой в этом был отец, его вера в победу.

Помню себя маленьким и сильные руки возвратившегося с поля отца, высоко поднявшие меня. Помню, как с полатей старался получше разглядеть его лицо и услышать уверенную речь перед набившимися в избу мужиками, организаторами колхоза.

Со временем к мальчишеской гордости добавилось глубокое уважение к отцу. За всю свою жизнь он не выпил рюмки вина, не курил, не ругался. Мы постоянно видели и видим, как он помногу трудится, как тянется к книгам, знаниям, несмотря на обременительные заботы полевода, депутатские и семейные обязанности, а семья-то наша состояла из десяти человек.

Вот уже и мою голову прихватило инеем, и остались далеко за спиной фронтовые дороги, а для него все также я сынок, и хочется мне к нему прижаться, как маленькому.

На днях отец признался: «Вот что, Саввушка, знать бы, что жива сейчас где-то мать наша Татьяна Ипполитовна, я бы пешком через весь земной шар прошел, а отыскал ее».

И я понял, как он любил и продолжает любить и как тяжело и печально ему без нашей мамы, которая умерла почти шестнадцать лет назад. Для него она все живет.

Стремительно вошел отец, и мы все разом замолчали. Он не заметил замешательства, протянул Лидии книгу «Вопросы земледелия», только что вышедшую.

— Вот просила в голубой обложке — нашлась.

Лида засмеялась: «Спасибо, папа».

«Дорогой и милой моей дочери Лидии Терентьевне Мальцевой на добрую долгую память, — было написано на титульном листе. — Читай, Лидонька, и думай, ведь все, что написано в этой небольшой книжице, было когда-то не только написано, но и пережито — иногда с радостью, а иногда и с горечью.

Крепко любящий тебя твой престарелый родитель

Т. Мальцев.

25.X.85 г.»