НАД ДОРОГОЙ ЖИЗНИ

НАД ДОРОГОЙ ЖИЗНИ

В девятом часу вечера вернулся на аэродром летчик-истребитель Алим Байсултанов. Вместе с ним прилетел и командир гвардейского полка морской авиации Балтийского флота Борис Михайлов. Очередной ленинградский патруль. Или точнее — воздушный патруль на подступах к Ленинграду. Их обступили, как всегда, техники, — люди, больше всех поглядывающие в небо, с нетерпением и тревогой ожидающие возвращения летчиков. Байсултанов бросил на ходу, как только стих мотор: «Еще один «хейншель»… Молодой летчик сразу стал центром дня — кажется, совсем недавно, полчаса назад, он вылетел к линии фронта и вот он вернулся с победой. Уже темнеет, летчики спускаются в землянку. Предстоит короткий отдых, но никто не может заснуть.

Конечно, появление морских истребителей в землянке может показаться удивительным. При слове «морской истребитель» у нас возникают обычные ассоциации — соленый морской ветер, волны, бьющиеся о скалы, штормовые валы и человек, господствующий в этой вечной грозной стихии. В самом же деле жизнь этих людей протекает в более прозаической и земной обстановке. Они весь день летают над линией фронта, а живут под землей, в обычных пехотных землянках с маленькими печурками, нарами. Командир полка спрашивает у Байсултанова:

— Как вам удалось с первого же выстрела?

— Я подошел поближе, — отвечает Байсултанов, — думал — будет убегать… Вижу — и не собирается. Что ж, я прицелился, выстрелил… Сперва думал, промахнулся, но через секунду вижу — горит… Вот и все.

Тем временем летчики снимают комбинезоны, унты, садятся к печке, вытянув ноги. Здесь еще холодные ночи, и командир полка следит за тем, чтобы в землянках не было сырости. Теперь в этой вечерней тишине мы видим почти всех прославленных летчиков-гвардейцев, людей, которыми гордится Балтика. Геннадий Цоколаев аккуратно складывает шелковый шарф, с которым не расстается в воздухе. Он спрашивает у Дмитриева:

— Нет писем?

— Нет, — отвечает летчик.

У всех этих молодых летчиков есть свои заботы, у них бывают и тоскливые минуты.

Геннадий Цоколаев вспоминает о матери, она живет в Москве. Михаил Васильев, такой же молодой, но задумчивый парень, рассказывает о только что полученном письме. Васильев поеживается от холода, он простудился и последние дни немного хворает. Он родился и вырос под Старицей, Калининской области. Мать пишет ему, что дом их сожжен, они остались без крова и теперь жизнь надо начинать сызнова, вновь все создавать трудом и упорством, как это было в последние два десятилетия.

В землянке висит короткий плакат, смысл которого ясен только летчикам полка. Состоит этот плакат из двух цифр — 2 и 50. За последние две недели летчики сбили и уничтожили пятьдесят фашистских самолетов, а потеряли — один самолет и двух истребителей, молодых, бесстрашных, душевных летчиков — Шишацкого и Лазукина.

Алексей Лазукин вылетел на штурмовку, он считался мастером штурмовых налетов. Он летал над головами пехоты, расстреливал врагов из пулеметов и пушек. Он летал в тыл врага в любую погоду, усвоив главный закон штурмовиков: внезапность. Надо появиться неожиданно, оказаться там, где его меньше всего ждут, действовать стремительно, смело, не теряться ни при каких условиях, хранить хладнокровие даже в минуты смертельной опасности. Во время штурмовки Алексей Лазукин был ранен в левый бок, в обе руки, в ногу. Но он не хотел сдаваться. Истекающий кровью, он набрал высоту и повел самолет на свой аэродром. Еще наблюдая за поведением истребителя в воздухе, командир полка приказал приготовить санитарную машину. Он понял, что опытный летчик не может с такой неуверенностью идти на посадку. Когда самолет остановился, все увидели обветренное, обрызганное кровью молодое лицо Алексея Лазукина. Он шептал, еле выговаривая, то, что ему хотелось рассказать в эти последние минуты. Еще там, над вражескими колоннами, он понял, что жизнь его кончается, и решил спасти самолет. Он собрал все силы, хоть осталось их у него уже мало. Он подбадривал себя: не сдавайся. Одна рука отказалась повиноваться. Лазукин продолжал вести самолет только правой рукой. Временами он задыхался. Он подумал — осколок, должно быть, задел легкое. Больше всего он боялся потерять сознание. И вот он на аэродроме, привел и посадил машину одной рукой, все в порядке, но он не может подняться.

Его вынесли с аэродрома, легендарного героя Балтийского флота. Он почему-то все время шептал: «Ничего, ничего…» Его не удалось спасти. Он умер на руках у друзей, которые его несли. И когда потом, после похорон, на могиле остались Васильев, Байсултанов и Цоколаев, никто не мешал им. Они вернулись в землянку к ночи, просидели до рассвета молчаливые, задумчивые, с нетерпением ожидающие минуты, когда можно будет вылететь, и там, в воздухе, в боях с врагом дать волю своему гневу и своим чувствам.

В тот же день в бою над линией фронта под Ленинградом морские истребители уничтожили семь фашистских бомбардировщиков.

Петр Шишацкий был любимцем истребителей и штурмовиков. Сын луганского рабочего, скромный, сдержанный, отличавшийся безукоризненной исполнительностью, он сразу же завоевал всеобщие симпатии у летчиков. Он считался великолепным мастером воздушных схваток. Он вступал в бой с пятеркой фашистских самолетов и выходил победителем. Но вот он вылетел на штурмовку. Враги подтягивали пехоту к участку Ленинградского фронта, где шел бой. Петр Шишацкий совершил удачный налет, уничтожил немало автомашин и повозок, поджег цистерны с горючим, расстрелял немало фашистских солдат, прижал к земле оставшихся в живых.

Он возвращался на свой аэродром и по пути вновь налетел на колонну вражеских автомашин. Он штурмовал под ураганным огнем зенитной артиллерии. Один снаряд попал в самолет Петра Шишацкого, и бесстрашный штурмовик погиб вместе с самолетом.

После гибели Петра Шишацкого и Алексея Лазукина в землянке у летчиков появился этот лист бумаги с двумя цифрами — двойкой и семеркой. Два дня спустя семерка была зачеркнута и командир вывел — 15. Так постепенно против двойки возникала все новая и новая цифра. Вот и в этот вечер в землянку вошел гордый своей победой Алим Байсултанов, которого в части все считали снайпером, и вместо пятидесяти написал — 51.

Поздно вечером собираются летчики в своих землянках, и те из них, кому предстоит короткий отдых, одевают морские кители. Долго не смолкает оживленный говор, в такие часы у всех этих людей есть одна главная тема — Ленинград. Они подбирают самые душевные слова для того, чтобы выразить восхищение жителями города, которые пронесли через страшную полосу испытаний свой гордый дух, свою великую славу, свою победоносную веру в близкую победу.

— Когда-нибудь, — говорит Геннадий Цоколаев, — к каждому человеку, который жил в эти дни в Ленинграде, будут относиться с благоговением, и даже самые большие герои будут перед ними снимать шапки…

Это сказал Цоколаев — человек изумительной отваги, тот самый Цоколаев, который является подлинной грозой фашистских летчиков, и в его словах звучит такая глубокая любовь к Ленинграду и его людям, что становится понятным источник его самоотверженной борьбы с врагом, которую он и весь полк ведет вот уже триста дней.

Ленинградский фронт, 1942, март