Без порток, но в шляпе

Без порток, но в шляпе

Марк Исаевич был страстным любителем купания, несмотря на то, что родился и вырос в центре Москвы, между улицей Горького (ныне Тверская) и Пушкинской улицей, в переулке имя которого я позабыл. Он купался всю жизнь. Даже в последние годы, когда тяжело болел, находил в себе силы съездить на юг для того, чтобы искупаться. Да, купаться Марк Исаевич любил только в теплой воде. Поклонником «моржевания» он никогда не был и всегда смеялся над любителями этого, называя их «хуями моржевыми». Хотя, и по его словам, и по свидетельствам очевидцев, он купался, и в холодной Неве, возле Петропавловской крепости, и в совсем ледяном Ладожском озере, близ Шлиссельбурга.

Начало 90-х годов было ознаменовано довольно теплой летней погодой. Я помню, что в 92 году даже купил себе вентилятор и, что самое главное - пользовался им, никогда доколе не помышляя о необходимости иметь в Москве подобное устройство.

И вот - теплым июльским днем Марк Исаевич отправился на близлежащие пруды искупаться. Поскольку он шел пешком, то ни денег, ни кошелька с собою не взял, но прихватил, только что привезенные его дочерью их Арабских Эмиратов складные солнцезащитные очки, поскольку с возрастом его глаза стали болезненно реагировать на яркий свет. Эти очки, которые помещались в небольшом кожаном портомне он засунул в задний карман брюк, решив надеть их только после того как искупается. Поскольку к очкам, тем более темным, он непривык и ходить в них не решался. Для улицы он прихватил мягкую соломенную шляпу с огромнейшими полями, дающую неплохую тень. В этой шляпе, которую кстати он фанатично любил, Марк Исаевич напоминал Страшилу из сказки «Волшебник из страны Оз», только иголок и булавок не хватало.

Искупавшись, Марк Исаевич подошел к тому месту, где он сложил свою одежду, с желанием проверить действие новых очков.

Каков же его охватил ужас, когда среди своей одежды он не обнаружил брюк! Шляпа была на месте, подстилка для сидения тоже, рубашка, ботинки, носки - все было, а вот брюк не было. Украли! Сначала он не мог понять - зачем. Во-первых, при всем своем богатстве, Марк Исаевич был очень скромен. Как сам он выражался - «по-советски». У него было много хороших дорогих вещей, но ходил он в них только в исключительных случаях. Поэтому на пляж он пошел в латанных-заношенных брюках невесть какой давности, украсть которые мог только, либо полный идиот, либо совершенно отчаявшийся человек. А во-вторых, у Марка Исаевича был очень интересный размер одежды, точнее - рост, который он сам называл «бутылочным» - ноль семьдесят пять. Марк Исаевич был невысок, даже очень и при этом полноват. Поэтому он многие годы спокойно оставлял свою одежду на всевозможных пляжах от Юрмалы до Анапы и никто никогда на нее не покушался... И вот тебе - здрасьте!..

И тут Марк Исаевич вспомнил зачем он, собственно, стал искать свои брюки - ему захотелось вынуть из заднего кармана портмоне с очками! Портмоне! Конечно! Воришка заметил красивое кожаное портмоне и решил, что оно набито деньгами. А если денег там и немного, продать такое портмоне, в бедной товарами Москве, было как раз плюнуть.

Что делать? Брюк нет, надежды, что вор, вынув портмоне, вернет или бросит их поблизости - никакой. Хотя Марк Исаевич, для вящего спокойствия прошелся туда-сюда вдоль пруда, пару раз, заглядывая в кусты, но... тщетно...

Нигде! Ничего! Тьфу...

Марк Исаевич с растройства искупнулся еще пару раз и, надев соломенную шляпу, отправился вовсояси в «типично советском виде», как он замечательно выразился - «без порток, но в шляпе».

Я задал ему вопрос - ни оглядывался ли кто-нибудь на него, когда он шел домой в этом странном одеянии? А идти ему было неблизко - более получаса. Не знаю - ответил он, - я и так маленького роста, а еще эта шляпа... Я шел, как на ошупь, лишь иногда приподнимая поля, чтобы перейти через улицу.

Прошло несколько дней и Марк Исаевич, сидя на своей любимой лавочке у подъезда, курил и рассказывал соседке Ольге о том, что с ним произошло.

Та охала-вздыхала, жаловалась на нечестность народа, на развращенность нравов и на все то, на что любят ругаться люди, давным-давно пережившие свою молодость. А в довершении сказала: «Ну и сраму вы, наверное, натерпелись, пока шли домой?»

Марк Исаевич от такого даже чуть было не выронил сигарету себе за воротник.

- Сраму? - переспросил он - сраму... интересная у вас логика, Ольга Ивановна! Я - ограбленный должен еще и срамится, краснеть за то, что я, честный, немолодой уже, человек, вынужден не своей воле в одних трусах топать по городу. Вот вор пусть и краснеет!

Марк Исаевич сказал это с такой страстью, с таким пафосом, что даже покраснел, о чем заметил по охватившему его лицо жару. Он замолчал, глубоко вздохнул пару раз, чтобы вернуться в равновесное состояние и промолвил, как бы вскользь - «хотя он и так красный...»