ГЛАВА ШЕСТАЯ «ДВА РАБА»

ГЛАВА ШЕСТАЯ

«ДВА РАБА»

В апреле Бранислав Нушич был свидетелем двух похорон.

На одних, чрезвычайно пышных, присутствовал весь двор, генералитет, министры. Хоронили мать полковника Драгутина Франасовича, придворного офицера и любимца короля. Милан I прибыл на кладбище собственной персоной.

Через несколько дней Бранислав увидел еще одну похоронную процессию. За гробом по апрельской грязи шагали белградские жители и лишь несколько офицеров. Маленькое воинское подразделение и оркестр даже не дошли до кладбища. Последние воинские почести были отданы где-то на полпути.

Человека, которого хоронили в тот день, знала вся Сербия. Это был майор Михаил Катанич, скончавшийся от ран, полученных в последнюю войну.

Катанич был человеком фантастической храбрости. С войны 1877–1878 годов он вернулся с множеством наград, среди которых был и русский орден Станислава. Во время сербско-болгарской войны командир батальона капитан Катанич прорвался к захваченному противником знамени своего полка, получив три пулевых и пять штыковых ран. На виду у набегавших на него болгарских солдат он сорвал отбитое знамя с древка и, поцеловав, сунул его за пазуху.

Болгарский князь Александр Баттенберг, наблюдавший за этой сценой со своего командного пункта, тотчас послал к плененному герою одного из своих офицеров и личного врача. Затем он посетил Катанича в госпитале, вернул ему саблю и наградил медалью. Это была дань уважения храбрости противника. Сербское командование присвоило находившемуся в плену офицеру чин майора, и это тоже редкий случай в истории войн.

И вот теперь уходившему в последний путь герою не были отданы даже самые элементарные воинские почести. Королем, министрами и генералами, отсутствовавшими на похоронах героя, возмущались все.

«Какой это пример для армии!» — написал Бранислав на другой день. Он видел Катанича на войне и теперь кипел от негодования.

Похороны Катанича состоялись 28 апреля, а буквально на другой день в редакцию «Нового белградского дневника» было доставлено стихотворение Бранислава Нушича «Похороны двух рабов».

                        I

Божий раб скончался на неделе,

Хоронили с почестью и славой.

Вы читали да не углядели:

Божий раб-то оказался… бабой.

А колокола не умолкали;

Все букеты из цветочных лавок

Были здесь; мундиры шли полками;

Высились султаны среди шляпок.

Тощие майоры, с животами —

Офицеров было тут несметно:

Без «орлов» полковники, с «орлами»…

И еще был кто-то, но… секретно…

Все в порядке… Что же лясы точат,

Негодуют, злобою исполнясь?

Все в порядке… Это ли не почесть

До могилы провожать покойниц?!

                II

И совсем без почести и славы

Хоронили мы раба сегодня.

О, как сожалели наши «бабы»,

Что не баба — этот раб господен.

И за ним букеты не валили

И не шли мундиры… А немногих,

Что дойти хотели до могилы,

Взяли повернули с полдороги.

И колокола со всех предместий

Глухо били с горем и тоскою…

Для большого звона много чести:

Ведь хоронят сербского героя.

И теперь вам, сербские ребята,

Выводы такие сделать надо:

В Сербии мы этого не скроем —

Слава бабам и позор героям!

И не мучайтесь и не стыдитесь,

Бабами, ребята, становитесь!

Когда был отдан приказ об аресте Бранислава, в Белграде его не нашли. К тому времени появилось более десятка рассказов из «капральской» серии, и Нушич становился все более популярен. В числе других гостей он был приглашен в Новый Сад на празднование двадцать пятой годовщины местного театра. Гостей разбирали по квартирам местные жители. Нушич с Драгутином Иличем попали к редактору журнала «Явор» Илье Огняновичу-Абуказему. Абуказем просил Бранислава написать для журнала какой-нибудь рассказ, но программа празднеств была так разнообразна, а новых знакомых так много, что все попытки уговорить «модного» рассказчика были напрасными. Тогда Абуказем прибегнул к хитрости. В последний день пребывания Нушича в Новом Саде он будто бы по рассеянности запер Бранислава в комнате, а слуге не велел откликаться, сколько бы гость ни стучал. И в этой импровизированной тюрьме Нушич написал свой знаменитый рассказ «Похороны», включенный потом в «капральскую» серию.

В Белграде Бранислава Нушича ждала настоящая тюрьма. Король распорядился примерно наказать стихотворца.

Суд первой инстанции под председательством К. Христича (того самого, который в свое время перевел злополучного «Рабагаса») обвинил подсудимого в том, что в его стихотворении содержится оскорбительный намек на короля («И еще был кто-то, но секретно…») и, согласно «закону о свободе печати», приговорил Нушича к двухмесячному тюремному заключению.

Бранислав мог бы спрятаться за псевдоним «Пират», но в таком случае, по закону, пришлось бы пострадать редактору. Как и Воислав, Нушич не захотел подводить редактора «Нового белградского дневника».

Председатель суда Коста Христич, видимо, пожалел молодого коллегу-литератора и пренебрег «рекомендациями двора». Король остался недоволен приговором. Запахло каторгой, обычно ее отбывали в государственной тюрьме города Пожаревац.

Но пока подобострастная Фемида пересматривала дело, провинившийся стихотворец решил бежать за границу и скрылся в загородном доме торговцев Трзибашичей.

Привели туда Бранислава не столько поиски убежища, сколько… любовь. Да, Нушич был влюблен, и на этот раз самым серьезным образом. И шестнадцатилетняя Милица Трзибашич тоже влюблена в него. Бранислав помышляет о женитьбе. Кажется, и родители Милицы, видная в городе семья, охотно принимают у себя молодого литератора. Если бы не история со стихотворением, Белград, судя по всему, был бы в ближайшее время оповещен о помолвке.

Бранислав поселился в загородном доме Трзибашичей на правах товарища родного брата Милицы. Место было укромное. От дома к самой реке спускается виноградник. А за рекой — город Земун. Это австрийские владения. Стоит переплыть реку в лодке, и не страшны уже никакие казематы. Можно было поехать в Новый Сад, где у Бранислава много друзей. Но только что он будет делать там, сможет ли он заработать себе на жизнь? Он посылает письмо:

«Меня сразу отдали под суд за оскорбление Его Величества Короля и на днях отправят в ссылку. Веришь ли, во время всего процесса я был в неуверенности, так как процесс был долгим и запутанным (ты, наверно, читал то стихотворение, за которое меня осудили). Кстати, Воислав освобожден высшим судом, который не нашел состава преступления. Вот так обстоят дела. Может быть, я и перебежал бы к вам, но я знаю, какова эмигрантская жизнь, ничего не заработаешь. Если бы нашлась работа — перебежал бы, а так — в Пожаревац»[11].

На получение ответа нужна примерно неделя. И Бранислав проводит это время, как уже догадывается читатель, самым приятным образом. У прелестной Милицы были пышные светлые волосы и блестящие черные глаза. «Она любила меня всей душой и даже требовала, чтобы я поклялся ей в верности, и сама поклялась мне в том же».

Не обходится и без смешных приключений. Неожиданно в гости приезжает родственник Трзибашичей, полицейский чиновник. Браниславу пришлось выдать себя за другого. Комедия, в которой принимает участие весь дом, чуть не закончилась разоблачением. Какая великолепная ситуация! Она еще пригодится комедиографу.

Очевидно, вести из Нового Сада пришли неутешительные. Нушич остается в Белграде и решает не терять времени даром. В мае и июне он сдает в Великой школе много предметов и получает прекрасные оценки. Любовь к Милице, желание жениться подстегивают его. Он знает, что за недоучку, за человека, не определившегося в жизни, Милицу не отдадут. После длительного заключения сдавать экзамены было бы гораздо труднее. Бранислав решает получить диплом до отъезда к месту заключения.

Политические события откладывали окончательное вынесение приговора. 1 июля 1887 года к власти пришли радикалы вкупе с либералами. Милан, нуждаясь в деньгах и желая получить от скупщины увеличение цивильного листа, идет на любые политические сделки.

Лишь 2 декабря апелляционный суд выносит решение, по которому Нушич приговаривается «за оскорбление Его Величества короля путем печати» к двум годам тюремного заключения и выплате 25 динаров судебных издержек.

В маленьком Белграде все знают друг друга. Семьи там — могучие кланы, патриархальное кумовство всеобъемлюще. Нашлись заступники, и Браниславу выхлопотали разрешение сдавать экзамены. Он налегает на учебники и уже в сентябре успешно сдает один за другим все предметы, значащиеся в программе юридического факультета. Правда, к профессорам он является в сопровождении громадного усатого полицейского.

В один прекрасный день Бранислав Нушич оказался обладателем университетского диплома. Теперь он мог стать чиновником, адвокатом, журналистом… Покидая канцелярию ректора, он раздумывал о преимуществах и недостатках этих профессий. Впрочем, времени на такие размышления ему хватит.

«Государство как родная мать: оно может поступить с тобой несправедливо, но зато и приласкает потом, чтобы загладить свою вину перед тобой. Так было и со мной. Увидев, что я задумался о своей дальнейшей судьбе, и предполагая, что я еще долго буду раздумывать над этим вопросом, государство поспешило мне на помощь. Чтобы дать мне возможность обдумать, чего же я хочу, оно отправило меня в пожаревацкую тюрьму, объявив приговор, по которому мне предоставлялась возможность два года размышлять, сидя в четырех тюремных стенах.

Поистине редкая забота со стороны государства».

Официальная газета «Дневны лист» 12 января 1888 года поместила сообщение: «Г. Бранислав Дж. Нушич, выпускник юридического факультета, отправлен вчера, 11 сего месяца, железной дорогой в Пожаревац отбывать двухгодичный срок заключения, согласно приговору Кассационного суда, за стихотворение „Похороны двух рабов“, которое помещено в 98 номере „Нового Белградского дневника“ за прошлый год».

Беда никогда не приходит одна. Прелестная Милица вдруг заболела. Бранислав бросился к своему приятелю Джоке Йовановичу, молодому врачу, только что приехавшему из Парижа, где он совершенствовался в своем ремесле. «Эскулап» Джока осмотрел хорошенькую Милицу и охотно согласился не отходить от ее постели, пока не поставит больную на ноги. Доверчивый Бранислав рассыпался в благодарностях и, сжимая в руке букетик цветов, полученный на прощание от Милицы, отправился в тюрьму.