НЕУЛОВИМЫЙ

НЕУЛОВИМЫЙ

Полиция настойчиво искала Георгия Димитрова. Все сомнительные с ее точки зрения кварталы Ючбунара и около вокзала подвергались обыску по нескольку раз в день.

Враги осыпали его клеветой. Все, кто еще недавно призывал власти подавить забастовку, «покончить с большевистской заразой», теперь проливали крокодиловы слезы о «несчастных обманутых рабочих». В газетах тех дней часто можно было прочитать:

«Где вы теперь, подстрекатели и преступники? Почему оставили рабочих одних переносить последствия вашей безумной авантюры? Где ваша революционная доблесть? Почему не появляетесь перед уволенными железнодорожниками? Где вы, самозванные вожди рабочего класса?»

Так писали хозяева и увольняли каждый день сотни участников стачки.

Расправа ожидала и служащих Софийской общины. Георгий Димитров еще с 1914 года был советником (депутатом) общины от рабочих столицы. В ту пору, когда Совет общины принимал репрессивные меры по отношению к служащим, участвовавшим в забастовке, Димитров находился на нелегальном положении, а потому, естественно, не мог открыто выступить в их защиту. Этим и воспользовались, чтобы дискредитировать рабочего депутата, рабочего вожака, коммуниста. Газеты в те дни лицемерно писали:

«Где ты, Димитров? Почему не являешься, чтобы защитить служащих общины? Как выдерживает твоя совесть страдания матерей и детей, которые по твоей вине стоят сегодня на улицах голодные? Неужели не слышишь их воплей?»

12 февраля 1920 года Совет общины собрался на заседание. В залитом ярким летним солнцем зале за длинным столом восседали господа советники. Заседание еще не открылось, а советникам не терпелось высказать свое мнение по главному вопросу повестки дня:

— Если сегодня не уволим, то завтра они сядут нам на головы!

— Пусть Димитров берет на себя их грех. Почему не идет спасать их? Боится! Спрятался, как мышь под полом.

— Таковы все они, наши революционеры. Им бы собирать деньги, а пляшут пусть другие.

На председательском месте появился кмет строгий и важный.

— Господа советники! Вы призваны решить очень важный вопрос, вопрос об увольнении служащих, принимавших участие в транспортной стачке. Мы считаем, что этот вопрос должен быть решен немедленно, хотя некоторые советники и отсутствуют… Известно, что советник Димитров, несмотря на неоднократные приглашения, не явился на заседание. Очевидно, он боится занять сторону увольняемых… Но мы не можем тянуть с решением столь жизненного вопроса, мы обязаны действовать быстро и строго. Итак, я приступаю к голосованию…

В этот момент дверь раскрылась, и в зал вошел Димитров.

— Я здесь, господа!. Напрасно вы меня обвиняете. Я также буду голосовать, только не за увольнение служащих, а за оставление на работе.

Кмет от неожиданности растерялся.

— Димитров, откуда вы взялись?

— Это неважно… Я пришел, чтобы защищать интересы служащих общины. Каждый, у кого есть совесть и чувство гражданского долга, также проголосует за оставление их на работе. Подумайте только, господа советники, сколько несчастных семей будет выброшено на улицу…

— Димитров, прекратите вашу пропаганду! Для нас вопрос ясен.

— Знаю, господин кмет, что для вас вопрос ясен, но я говорю не для вас и не только от своего имени…

— Никто вас не уполномочил говорить от имени других!

— Я говорю от имени моей партии! — ответил Димитров.

Кмет незаметно подал знак вызвать полицию. Полагая, что теперь все станет на свое место, кмет, успокоенный, обратился к присутствующим:

— Господа советники! Так как вопрос исчерпан, я — предлагаю перейти к голосованию. Итак, кто за увольнение служащих общины, участвовавших в стачке? Поднимите руки.

Кмет первым поднял руку. За ним последовали еще несколько человек из сидящих в первых креслах. Другие смущенно глядели на Димитрова.

— Прошу, господа! — поторапливал кмет.

Советники молчали.

— Кажется, за это голосовать никто больше не хочет, — заметил Димитров.

— Соблюдайте тишину! — ударил в звонок кмет. — Разговоры не нужны!

Подсчитали голоса.

— А теперь кто за возвращение на работу, против увольнения стачечников и мятежников, зараженных большевистской заразой, разрушителей государственного строя? Поднимите руки.

Димитров первым поднял руку. К нему присоединились еще несколько человек. В зале стало так тихо, что было слышно, как кмет считал голоса.

— Большинство! — выкрикнул Димитров.

— Не спешите! — оборвал кмет.

— Большинство! — повторил Димитров.

Кмет вздохнул, вытер со лба пот и спросил:

— Есть ли воздержавшиеся?

— Только один!

— Других нет?

— Нет…

— Значит, нет! Так и запротоколируем: большинство — за служащих общины, — подвел итог Димитров.

— Ну, это еще как сказать… — огрызнулся кмет. — Большинство в один голос — великое дело…

— И все же большинство! — заключил Георгий Димитров.

…Двери в зал вновь раскрылись, и советник, который ходил вызывать полицию, ошалело закричал:

— Господин кмет, община блокирована! Попытался связаться с городом, все телефонные провода перерезаны! Мы изолированы!..

Все повскакали с мест. Кмет кричал:

— Что значит изолированы? Вызовите полицию!

— Какая там полиция… Входы в общину охраняются неизвестными лицами. Нельзя ни войти, ни выйти.

— До свидания, господа! — Димитров вежливо улыбнулся и вышел.

Советники и кмет долго смотрели ему вслед… [25]

«Правительство и буржуазия торжествуют сегодня, — писал Димитров в брошюре «Поражение и победа», — что они победили стачку транспортных рабочих, воображают, что нанесли поражение всему болгарскому пролетариату и коммунизму. Поспешное торжество! Они забывают народную мудрость: «Смеется тот, кто смеется последним!» Не может быть никакого сомнения в том, что болгарский пролетариат из сегодняшнего временного поражения одной его части сумеет почерпнуть новые силы, улучшить и отточить свое оружие борьбы и ускорить свою окончательную победу над капитализмом».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.