ГРИГОРИЙ СААМОВ. Встречи с Ираклием Андрониковым
ГРИГОРИЙ СААМОВ. Встречи с Ираклием Андрониковым
15 мая 1969 года в Государственном музее А. С. Пушкина, что на Пречистенке, 12, было необычное для музея оживление: готовилась телепередача «Неизвестные портреты. Современники Пушкина», посвященная 170-летию со дня рождения великого русского поэта. Съемочная группа в полном составе, кроме осветителей, отрабатывала детали будущей передачи, которую вел сам Ираклий Андроников.
Выход передачи в прямой эфир планировался в первых числах июня, то есть в пушкинские дни, а в этот день была репетиция.
Музей по такому случаю был закрыт, никого не пускали. Удостоверение корреспондента газеты «Молодежь Грузии», где я печатался уже много лет, позволило мне пройти в здание. Но работники Музея и телевидения предупредили: Андроникову может не понравиться присутствие постороннего человека – журналистов он не приглашал.
Но Ираклию Луарсабовичу понравилось и мое присутствие, и, извините, я сам.
Перед началом репетиции я подошел к нему…
Но обо всем по порядку.
Предки Ираклия Андроникова по отцу жили в Кахетии, в той части Восточной Грузии, где множество величественных памятников древнего зодчества, где поют удивительно мелодичные многоголосые песни, где издревле занимаются виноградарством и виноделием. Их родовое селение Ожио находится всего в нескольких километрах от моего родного города Телави. По свидетельству самого Андроникова, его отец, Луарсаб Николаевич Андроникашвили, родился именно в Ожио.
Мой друг детства Георгий Ираклиевич Андроникашвили (он многие годы был мэром г. Телави) приходится писателю дальним родственником.
Когда в 1962 году я впервые приехал в Москву на производственную практику, привез с собой рекомендательное письмо от телавского Ираклия Андроникашвили к его знаменитому тезке и родственнику. Хотелось взять у Андроникова интервью для телавской газеты. Естественно, очень волновался. Мое положение усугубилось еще и тем, что я не знал его телефона. А справочная служба телефоны известных людей не давала.
Много раз я подходил к заветному дому по ул. Кирова, 17, где жил тогда Андроников, поднимался на пятый этаж. Наконец решился и позвонил в дверь. Но, увы, мне не повезло: Ираклий Луарсабович был в отъезде. А практика моя вскоре закончилась, и я вернулся домой. Мог ли я тогда предположить, что пройдут годы, и я стану почти хозяином этого дома. Забегая вперед, поясню: в 1975 году это жилое здание, в основном с коммунальными квартирами, передали всесоюзному проектному институту Гипронииполиграф, где я тогда работал заместителем директора. Переселение жильцов в новые квартиры и освоение освобождающихся площадей входило в мои обязанности. Андроников к этому времени уже переехал на улицу Горького. Однако судьба распорядилась так, что я в течение патнадцати лет ходил по тем же коридорам, работал в тех же помещениях, где раньше жил и работал Ираклий Луарсабович. Но самое удивительное было то, что у моего коллеги по работе оказался служебный телефон, по которому иногда спрашивали Ираклия Луарсабовича и Вивиану Абелевну, его жену. Возможно, раньше это был телефон Андроникова, номер которого когда-то я так тщетно искал.
Впервые я увидел Андроникова в 1968 году, когда мне посчастливилось попасть на сольный концерт любимого писателя. Огромный концертный зал имени Чайковского был переполнен. Телевизионщики снимали фильм. Представьте – за один вечер увидеть все шедевры Андроникова: «Загадка Н. Ф. И.», «Ошибка Сальвини», «Горло Шаляпина», «Воспоминания об Иване Ивановиче Соллертинском» и другие.
Великий импровизатор, писатель, ученый, артист, неподражаемый рассказчик, он в этот день покорил меня окончательно.
Но это была пока встреча на расстоянии.
И вот, наконец, долгожданный день, 15 мая 1969 года.
Музей Пушкина.
Перед началом репетиции я подошел к Андроникову.
– Я из Кахетии, – представляясь, произнес я «пароль». – Хотел бы опубликовать материал о Вашей передаче в телавской газете «Алазнис Гантиади».
Мы долго беседовали. Позже я получил автограф для читателей. Привожу его полностью:
«Шлю сердечный, душевный самый добрый, самый дружеский, самый братский привет родному Ожио, дорогому Телави, всей Алазанской долине, прекраснее которой не знаю на свете, Грузии шлю любовь и сыновнее чувство.
До скорого свидания, Кахетия!
1969. май. 15. Москва.
Ираклий Андроникашвили».
Своё повествование Ираклий Луарсабович начал с портретов известных людей пушкинского времени, которые удалось опознать, идентифицировать специалистам музея. Это были портреты Владимира Соллогуба, графини Воронцовой и других знаменитостей. С особым интересом я слушал историю детского портрета Пушкина, переданного в дар музею известным актёром Всеволодом Якутом, который многие годы блистательно играл роль Пушкина в театре имени Ермоловой. А ему портрет преподнесла поклонница его таланта во время гастролей в Ленинграде в 1950 году.
– Здесь представлены наиболее известные портреты Пушкина, – рассказывал Андроников. – Они специально расположены в том же ракурсе, что и представленный детский портрет. Сравнивая их, специалисты убедились, что на портрете изображён Пушкин в возрасте примерно трёх лет.
Далее Андроников рассказывал ещё о нескольких портретах, требующих изучения.
В процессе репетиции было несколько перерывов, и каждый раз Андроников уделял мне внимание. Он вообще не мог без живого общения, без публики, без новых впечатлений. В данном случае я был для него новой публикой. В один из перерывов он даже устроил для меня целое представление, которому аплодировали все присутствующие.
– Вчера я позвонил Козловскому, – рассказывал он, – и спросил: «Иван Семенович, что ты будешь петь в этом году на Пушкинском празднике?» Он назвал несколько романсов на стихи Пушкина. «Но ты это уже пел в прошлый раз! Спой лучше что-нибудь новое». Я даже напел ему романс, который, оказывается, он не знал. Знаете, – вдруг изменил тему разговора Ираклий Луарсабович, – я ведь мечтал быть не писателем, а музыкантом. И память у меня чисто музыкальная. На моих концертах обычно удивляются: «Какая память!» А я никогда ничего из своих рассказов не заучиваю наизусть. Я до мельчайших подробностей знаю содержание рассказов, своих героев. Рассказываю же я их, как музыку. Я знаю, что в определенную ритмическую фразу должен вложить такой-то определенный смысл. Например: та-та, та-та, та-та, та-а-а. Главное выдержать намеченный ритм. А сами предложения, словосочетания каждый раз складываются по-разному. Без импровизации здесь не обойтись.
И все-таки жаль, что я не стал музыкантом…
Было удивительно слышать от такого разносторонне одаренного человека, достигшего вершин во многих областях науки, искусства, литературы, что он не успел сделать еще что-то.
И как бы в продолжение сказанного он стал напевать незнакомую мне мелодию и дирижировать.
Я отошел назад, ближе к телекамерам, и стал снимать кадр за кадром. Было темно. Но я старался выжать из своего аппарата «Ленинград» с автоматической перемоткой плёнки все возможное. Семнадцать кадров этого незабываемого дня стали мне еще одной наградой. Они вместе с автографом Мастера хранятся у меня как самые дорогие реликвии.
Расстались мы Ираклием Луарсабовичем очень тепло.
Потом он долго болел. Альбом со снимками я отправил ему по почте. Дальше жизнь сложилась так, что увидеться с Андрониковым не удавалось.
И все-таки я встретил его, много лет спустя, в 1980 году, случайно. Он шел по Кузнецкому Мосту с пачкой книг в одной руке и с тростью в другой. Шел он тяжело. Стали останавливаться прохожие.
– Неужели Андроников?
– Да нет! Андроников подвижный, веселый человек, а это какой-то больной старик.
Но это был он. После тяжелой болезни. Я подошел к нему, поздоровался, предложил помочь донести пачку книг. Он посмотрел на меня грустными, даже печальными, так не свойственными ему, глазами.
– Ах, это вы?.. Спасибо, не нужно. Мне надо расхаживаться. А альбом ваш я получил. Спасибо, мне было приятно вспомнить. – Сказал и медленно направился в сторону «Детского мира».
Больше я его не видел.
Один комплект снимков вместе с моей публикацией в телавской газете я передал музею А. С. Пушкина. Вскоре получил ответ:
«Уважаемый Григорий Иванович!
Государственный музей А. С. Пушкина с благодарностью принимает Ваш дар – фотографии И. Л. Андроникова на репетиции темы-передачи „Друзья Пушкина” (1969) и грузинскую газету с Вашей статьей о Государственном музее А. С. Пушкина».
Главный хранитель Н. Нечаева. 28.01.79 г.»
* * *
Этот репортаж я написал в 1969 году, сразу после встречи с Ираклием Луарсабовичем Андрониковым в Государственном музее А. С. Пушкина. Материал был опубликован 3 июня 1969 года в межрайонной газете «Алазнис Гантиади», которая выходила в древнем грузинском городе Телави. Публикация вызвала повышенный интерес читателей к моей работе, точнее – к герою моего репортажа.
В 2003 году я перевёл его на русский язык и включил в свою книгу «Плач Кукушки».
За эти годы я многое перечитал, послушал, посмотрел из творчества и самого Андроникова, и других авторов о нём. И все эти годы возникает вопрос: как мог один человек владеть такими обширными знаниями, писать и рассказывать так ёмко, глубоко, содержательно, красиво? Где берут начало его необыкновенные таланты и мастерство?
Начало начал – это, конечно, то, что он носитель, знаток, проповедник двух великих культур – русской и грузинской.
Одним из источников его вдохновения были грузинские корни по отцовской линии: грузинская поэзия, грузинская музыка, многовековые традиции дружбы и любви к ближнему.
Андроников вспоминал:
«Потом мы недолго жили в Москве, осенью 1921 года переселились в Тифлис.
В Тифлисе я учился и кончил школу, узнал, что такое театр и музыка, познакомился с нотною грамотой, много читал‹…›. Но самое важное было то, что я узнал и полюбил Грузию, её природу, её историю и поэзию, её песни, обычаи – всё то высокое, что соединяло и соединяет две великих культуры. Дом наш был всегда полон – писатели, режиссёры, актёры, художники, музыканты, юристы, учёные; кто только не бывал здесь – Тициан Табидзе, Паоло Яшвили, Котэ Марджанишвили, Сандро Ахметели, приезжие из Москвы и Ленинграда…»[23]
Ещё цитата:
«Мешала мне больше всего патологическая застенчивость, которая странным образом уживалась с беспечностью и безудержным стремлением смешить, лицедействовать, причём – как только я скрывался за образом – скованность начисто исчезала. А начну от себя рассказывать – дрожу! Но я жил и воспитывался в Грузии – самой красноречивой стране! Импровизаторы, рассказчики, собеседники! Тут было у кого поучиться»[24].
Музыка – ещё одна страсть и вдохновение Ираклия Луарсабовича. Он был прекрасно образован и в области музыки. Вместе с абсолютным слухом это создавало уникальное сочетание учёного, артиста, писателя, музыканта.
Отец писателя Луарсаб Николаевич Андроникашвили принадлежал к небогатому, но образованному грузинскому дворянскому роду. Он родился в небольшой деревне Ожио в Восточной Грузии, в Кахетии, где поют многоголосые песни, как нигде в мире. Поют почти все независимо от профессии, от возраста. Андроников высказался и об этом:
«…Грузия издревле была единственной среди окружающих её народов страной трёхголосного пения…»[25]
Вот что рассказала мне княжна Екатерина Юрьевна Львова-Роинишвили:
«Мы с мужем Владимиром Николаевичем летели в Швейцарию. Это было в 1969 году. С нами вместе летел и Ираклий Луарсабович. С ним был известный актёр Борис Бабочкин…
Позже, на Женевском озере, мы встретились с Андрониковым в ресторане. Народу было немного, но ему было достаточно несколько человек, чтобы распеться. Он стал напевать мелодии из кинофильма „Шербургские зонтики” и дирижировать. Он имитировал все инструменты оркестра. Абсолютный слух! И совершенно раскованный человек»…
Именно притягательная сила многогранного таланта Андроникова, его титаническое трудолюбие, подвигли нас – авторов – вновь вернуться к творчеству этого уникального деятеля отечественной культуры.
2013
Данный текст является ознакомительным фрагментом.