Гостья в доме

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Гостья в доме

На протяжении пяти лет Арнольд вел достаточно умеренный образ жизни и снимал жилье. Однако со временем наступил момент, когда у него образовался серьезный капитал, достаточный для того, чтобы заниматься инвестициями. В то время материальные средства поступали к Арнольду из трех источников: часть денег ему выплачивал Джо Уайдер в виде зарплаты, часть он получал от своего торгового предприятия по распространению товаров, а еще часть зарабатывал за счет платных выступлений и рекламы.

Посредством обширной сети знакомых Арнольд вышел на одного опытного торговца недвижимостью, некую Ольгу. Объединив свои силы, Арнольд и Ольга стали своего рода «европейским Джаггернаутом», перед которым была поставлена важная задача – заключить такую сделку по покупке недвижимости, которая бы смогла заложить серьезную основу финансового благополучия Арнольда. Для достижения этой цели Ольга годилась, как никто другой: она умела грамотно подходить к делу и сводить риски к минимуму. Арнольд, как вторая сторона этого своеобразного тандема, представлял собой сообразительного и расторопного начинающего инвестора, способного принимать взвешенные решения. Открыв Арнольду глаза на то, что доход от сдачи жилья в аренду может стать хорошим началом для инвестиций, Ольга очень осторожно провела его по всем этапам сделки.

Наблюдая со стороны за их поисками объекта для удачного вложения средств, я вместе с Арнольдом частенько разбирала те варианты, которые им удавалось найти за день. Один из найденных объектов до того понравился Арнольду, что я не удержалась и съездила вместе с ним посмотреть на этот дом. По правде говоря, я догадывалась, что Арнольд уже и так решил купить этот дом, но он решил потрафить моим чувствам и хотя бы номинально получить мое одобрение перед тем, как поставить подпись в документах.

Спустя два месяца после заключения сделки мы переехали в первый американский дом Арнольда, который он приобрел в собственность. Дом этот находился на тринадцать кварталов восточнее нашей бывшей квартиры, на Девятнадцатой улице в Санта-Монике, под номером 1108. В новом доме, имевшем достаточно презентабельный внешний вид, было шесть удобных квартир, и располагался он в престижной северной части бульвара Уилшир. Мы с Арнольдом заняли двухуровневую квартиру управляющего, в которой было три спальни, выход в гараж на две машины и небольшой внутренний дворик. Сказать, что после этой покупки Арнольд стал гордиться собой еще больше, – значит ничего не сказать, ведь в свои двадцать шесть лет этот выходец из Европы стал владельцем недвижимости, приносящей ему доход. Из тех средств, что у него были, Арнольд внес первоначальный взнос за дом, а поступающая от жильцов арендная плата направлялась на погашение задолженности перед банком. Со всей уверенностью можно сказать, что этой покупкой Арнольд заложил хороший фундамент своего финансового состояния.

Арнольд в Херст-Касл, Калифорния, 1974

Тем не менее приобретение дома не решило всех наших накопившихся к тому времени проблем, а лишь добавило новых. К примеру, в Штаты на время своего отпуска приехал давний приятель Арнольда Альберт Бузек, и его визит совпал с нашим переездом в новый дом. Нетрудно догадаться, что мне пришлось взять на себя заботу о нем, и, хотя я раньше видела Альберта в Мюнхене и он мне нравился своим позитивным отношением к жизни, я не испытывала особой радости от того, что должна была взвалить на свои плечи дополнительную нагрузку.

Честно сказать, положение «прислуги» для чужих людей меня очень сильно раздражало, ведь с переездом в дом Арнольда из нашей общей квартиры изменился и мой статус: в новом доме я была лишь гостем, а не полноправным партнером с правом голоса.

После приобретения Арнольдом инвестиционного дома наша разница в эмоциональном восприятии и материальном положении стала проявляться со всей очевидностью. Арнольд был на седьмом небе от счастья: он владел собственным домом, который приносил ему доход, и мог спокойно продолжать свои интенсивные тренировки. А его девушке в этом доме всего-навсего отводилась роль прислуги. Помимо этого, владение недвижимостью позволяло Арнольду еще больше повысить самооценку и принимать восхищения со стороны своих друзей. Пока Арнольд радовался своей покупке, Чарльз и Джордж приступили к работе над своей документальной книгой Pumping Iron о мире бодибилдинга, главным действующим лицом которой был Арнольд. В основу этой книги должно было лечь освещение соревнований 1974 года, и Арнольд полагал, что сможет одержать победу на всех этапах.

На протяжении тех пяти лет, которые мы с Арнольдом так или иначе провели вместе, самыми трудными для меня были летние месяцы: в этот период мне приходилось иметь дело с полностью погруженным в себя безэмоциональным роботом. Я всегда с тревогой ожидала приближения лета и заранее готовила себя к тому, что мне придется сталкиваться с невниманием со стороны Арнольда. Странно, конечно, но, ощущая себя «жертвой» Арнольда в периоды его подготовки к соревнованиям, я тем не менее отлично понимала, что только он мог спасти меня от моих внутренних фрустраций. Для меня Арнольд был одновременно и источником постоянной боли, и лекарством, способным унять эту боль.

Начиная с июня Арнольд с головой уходил в подготовку, необходимую для участия в соревнованиях за титул «Мистер Олимпия», и ездил по всему миру для проведения показательных выступлений перед публикой. В период интенсивных разъездов он проводил больше времени со своими приятелями, чем со мной, и я, страдая от такого его поведения, высказывала ему все свои обиды. Мои слова, однако, на него мало действовали, но когда дело доходило до утешений, Арнольд всегда выступал в роли моего спасителя. Моим главным оружием являлись слова, но подлинным лекарством от моих внутренних фрустраций были сила и уверенность Арнольда.

Несмотря на все мои причитания и жалобы, Арнольд всегда успокаивал меня и уверял, что наша жизнь войдет в нормальную колею после окончания соревнований, и начал даже вскользь упоминать о том, что женится только ближе к сорока годам. Раз уж его собственный отец женился на его матери в тридцать восемь лет, то для него самого вступление в брак в сорок лет будет в самый раз. Для меня подобные высказывания означали, что мне придется ждать этого события ближайшие тринадцать лет.

Когда Арнольду исполнилось двадцать семь лет, мои родители пригласили его и его друга Альберта к себе в гости. Альберт хорошо говорил по-английски, и ему очень понравилось в гостях у моих родителей – он смеялся, шутил и фотографировался со всеми подряд. Даже сейчас у Альберта хранится большая коллекция фотографий Арнольда. Вот что Альберт написал мне про ту встречу в электронном письме: «Наша встреча тридцать лет назад в доме твоих родителей на дне рождения Арнольда была лучшей в моей жизни, и я до сих пор помню ее во всех деталях, как будто это было вчера». Со словами Альберта сложно не согласиться: даже спустя много времени встречи и совместные мероприятия с Арнольдом очень трудно забыть.

Моим единственным спасением в тот период стал мир интеллектуальных размышлений: я понимала, что могу ошибаться в построении своих личный отношений, но если в чем-то я и была сильна, так это в учебе, и тогда я как раз закончила свою первую работу в качестве преподавателя английского языка. По счастливому стечению обстоятельств мой отец получил должность заведующего хозяйством в Колледже Комптона, расположенном в Южном Централе Лос-Анджелеса, и пригласил меня к себе. Я была рада получить это место и, несмотря на то что мне приходилось тратить больше времени на дорогу, мне казалось, что оно того стоило. При помощи этой работы я рассчитывала улучшить свое резюме, которое можно было использовать для поиска полноценного места преподавателя на полный рабочий день.

Для получения дополнительных баллов, которые могли пригодиться при поиске работы, я сумела добиться для себя трехнедельной стажировки в Мексике. Когда я ездила на эту стажировку, меня приютила молодая учительница на своей съемной квартире в Гвадалахаре, как она это делала и раньше для студентов из Восточного Лос-Анджелеса. Мне казалось, что изучение испанского языка хорошо скажется на моем профессиональном опыте, и мне был необходим отдых от ушедшего с головой в свои тренировки Арнольда и его гостя из Германии.

В ночь перед моим отъездом мы вместе с Арнольдом пошли поужинать в ресторан Hungry Tiger в районе Марина-дель-Рей. В тот момент, когда нам подали жареную форель, вместо того чтобы сказать друг другу слова утешения, мы начали ссориться. Одним из главных камней преткновения, помимо моего превращения в домработницу, стало то, что мне пришлось исполнять еще и роль личного помощника Альберта.

– Ты не мог бы быть более внимательным и не видеть во мне только домохозяйку, которая должна заботиться о твоих гостях? Мне, конечно, нетрудно их занимать, но я все же им не нянька, – выговаривала я Арнольду.

В ответ на мои жалобы Арнольд наклонил голову и, посмотрев на меня взглядом, который не предвещал ничего хорошего, проговорил со своим неповторимым немецким акцентом:

– Что же это ты опять ноешь по поводу готовки – разве ты не видишь, сколько я делаю для тебя? Я ведь оплачиваю все твои счета – и за дом, и за твою учебу!

После этой фразы незамедлительно последовал ультиматум:

– Когда ты вирнешься из Мексики, тибе придется переехать абратно к своим радителям!

Из нас двоих только я всегда была паникером, и наши отношения обычно спасал Арнольд, умевший находить пути к примирению. Но в тот раз его бескомпромиссный тон меня напугал: я даже не могла предположить, что мы с ним когда-нибудь поменяемся ролями. Я тогда подумала, что он сказал это не всерьез, – ведь кто-то же должен готовить ему завтраки и подавать чистые рубашки? У меня и в мыслях никогда не было, что мне однажды придется уйти от Арнольда, и поэтому я оказалась неготовой к его ультиматуму. Что же мне оставалось делать – уходить? Нет, ни в коем случае.

Но почему же он не мог понять и принять мою точку зрения? Ведь, несмотря на всего его заявления о том, что я никогда не смогу найти мужчину, подобного ему, я знала, что и он никогда не сможет найти женщину, подобную мне. Если оставить в стороне наши разногласия, я ощущала себя желанной для Арнольда и, помимо всего прочего, была для него учителем английского языка, интересным собеседником, гидом по американской культуре и традициям, массажистом, компаньоном, любовницей, матерью, швеей, курьером, секретарем, поваром, ревностной домохозяйкой, декоратором, музой, психологом и самым преданным фанатом. Как же он сможет прожить без меня и без тех невидимых уз, что связывают нас?

Неудивительно, что подобное бескомпромиссное и внезапное заявление со стороны Арнольда моментально вывело меня из себя. Как мне жить без него? Это же просто невозможно! Мне нужно было остыть и постараться смягчить создавшуюся ситуацию, и я извинилась перед ним. Арнольд в тот раз принял мое позорное и унизительное извинение.

В тени Мистера Олимпия, 1973

После произошедшей накануне неприятной сцены, вся в смятении и страхе за будущее, я улетала в Гвадалахару – в тот момент я ощущала себя настолько подавленной, бесполезной и непривлекательной, что страшно даже подумать. Тогда же я попыталась разобраться в самой себе и хоть как-то представить те испытания, которые предстоят мне в жизни. После раздумий я пришла к выводу, что все, чего я хотела от жизни, – это быть любимой и понимаемой самым близким мне человеком. В грустном расположении духа я летела в Мексику, рассеянно глядя в иллюминатор на облака, и спрашивала себя: «Зачем же мы живем?»

Приземлившись в аэропорту, я с тяжелым сердцем погрузилась в красный «порше» встречавшей меня Сьюзан, и ее веселый нрав хоть как-то отвлек меня от размышлений. Сьюзан заверила меня, что мы отлично проведем время, и в качестве подтверждения начала нашего совместного веселья вжала педаль газа в пол. Такое бесшабашное отношение Сьюзан к жизни лишь подлило масло в огонь бушевавших внутри меня эмоций, а на горизонте тем временем появился ОН.

Новым мужчиной, вошедшим в мою жизнь, стал Карлос – хорошо образованный бизнесмен с мексиканскими и швейцарскими корнями. Карлос стал моим Дон Кихотом, помогавшим мне бороться с обуревавшими меня страхами, и я с благодарностью вспоминаю момент встречи с моим спасителем.

Мы жили в квартире вместе со Сьюзан, и в те моменты, когда моя соседка уединялась со своим парнем Энрике, я проводила время с Карлосом. Днем, после того как мои занятия по испанскому языку заканчивались, я была готова к продолжению живительного для меня романа. Карлос обычно пел серенады под окном, чтобы вызвать и забрать меня с занятий, а затем играл роль моего гида по окрестностям города. Однако натянутые отношения с Арнольдом не шли у меня из головы, несмотря на бурный роман с Карлосом. Я была готова сдобрить свою жизнь хорошей порцией приключений, но мне было трудно переступить через себя и допустить сексуальные отношения с новым мужчиной. Тем не менее не теряющий присутствия духа Карлос даже предложил мне кинуть жребий и посмотреть, что нам ответит провидение на этот вопрос.

Как бы то ни было, но именно Карлос открыл для меня мир чувственности: его горячий мексиканский темперамент полностью поглотил меня. Складывалось такое ощущение, что Карлос на лету ловит каждое мое слово и с пониманием относится ко мне, – частенько он прижимал меня к груди и говорил о том, насколько я важна для него. Он покрывал поцелуями мою шею и нежно массировал мне пальцы и стопы. Когда я укладывалась спать, Карлос напевал мне мелодии Моцарта, а затем будил меня и вел на романтическую прогулку вокруг очаровательных деревенек, расположенных возле озера Чапала. Во мне еще были сильны пуританские традиции, но его жаркие поцелуи и объятия заставляли меня чувствовать себя словно заново родившейся.

День за днем во мне все больше и больше просыпалась женственность, и в те моменты, когда мы с моей соседкой по квартире оставались одни, я нередко помогала Сьюзан с макияжем. Глядя на Сьюзан, мне хотелось все попробовать на себе, и постепенно я начала использовать ее косметику и стала покупать сексуальные вещи. Арнольд предпочитал видеть меня в натуральном, а не «прикрашенном» виде, и поэтому за годы жизни с ним я полностью отказалась от маленьких женских хитростей. Однако, прожив две недели у Сьюзан, я уже могла моментально наложить необходимый макияж, хотя мне и было горько от того, что неосознанно я прихорашиваюсь для человека, которого больше никогда не увижу.

Все хорошее когда-нибудь заканчивается, и мои курсы в Мексике не стали исключением. Мы с одногруппниками обменялись адресами, а тем временем в Мексику приехали мои родственники, чтобы провести здесь оставшуюся часть своего отпуска. Когда мы с ними встретились в отеле, я ощутила, насколько же мне удалось измениться за это время. Но я бы, конечно, не рискнула раскрыть причину, заставившую меня решиться на подобные изменения. Вместе с моими родителями, сестрами и двоюродным братом мы проехались по ставшей мне родной Гвадалахаре, после чего вместе слетали в Мексико Сити и Акапулько. Именно в то время я осознала свое право на личное счастье и поняла, в каком направлении мне необходимо двигаться дальше, и я благодарна Карлосу за то, что ему удалось открыть мне глаза и заронить семя надежды.

Даже сейчас, спустя много времени после тех событий, когда я разглядываю фотографии Карлоса, то испытываю огромную признательность к нему. Надо сказать, что в семидесятые в кругах людей, находившихся в духовном поиске, был очень популярен Карлос Кастанеда. В своих книгах, зачастую противоречивых, он рассказывал об опыте, полученном в мексиканской пустыне Сонора от своего учителя Дона Хуана, и предлагал читателям метафору личностного роста. Для меня же учителем, моим Доном Хуаном стал Карлос. Перед нашим с ним расставанием я затаив дыхание ждала его реакции на мой отъезд домой, но он абсолютно нормально воспринял это событие. В своих письмах, последовавших за расставанием, Карлос признавал те странные изменения, которые возникли во время нашего с ним знакомства: он внезапно появился в моей жизни и словно возродил меня.

Вернувшись обратно к Арнольду, я смягчила свои отзывы о Карлосе, представив его как моего преподавателя испанского языка, спутника в поездках на машине Сьюзан и гида по Мексике во время визита моих родителей. Как это ни странно, ощущая полное спокойствие относительно сексуальной верности, которую я сохранила для Арнольда, я тем не менее ощущала себя виноватой в том, что утратила былую эмоциональную привязанность к нему. Я пыталась сохранить свой роман с Карлосом в тайне, рассчитывая на то, что мой внутренний личностный рост поможет мне гармонизировать наши с Арнольдом отношения. Где-то в глубине души я радовалась тому, что была далеко не безразлична Карлосу, и наслаждалась той ревностью, которую мне удалось разжечь в Арнольде, а прибывшее из Мексики письмо от Карлоса лишь подлило масла в огонь.

Арнольд, с присущей ему прямотой и непосредственностью, завалил меня вопросами и, подводя итог, сказал:

– Мужчина не будит тратить время на письма девушке, если у них не было секса. Давай, колись – ты просто не гаваришь мне всей правды!

К обсуждению этого вопроса Арнольд даже пытался привлечь своего гостя Альберта. Но я не поддавалась на уговоры Арнольда и ни в чем не сознавалась, несмотря на то что даже сам Карлос советовал мне честно рассказать Арнольду о наших отношениях. С моей точки зрения, такой поступок был бы слишком опрометчивым, и вместо того, чтобы защищаться от града вопросов Арнольда, я наслаждалась его ревностью, видимой даже невооруженным глазом. Так мы и жили: я подзадоривала Арнольда с помощью другого мужчины, который появился в моей жизни, но одновременно с этим несла бремя своей вины перед ним.

Лето подходило к концу, и Альберт вернулся к себе в Мюнхен, а Арнольд начал интенсивные тренировки перед выступлением на конкурсе «Мистер Олимпия». К этому времени дом, который Арнольд приобрел в качестве инвестиции, стал постепенно становиться для нас родным. Было, конечно, странно, что дом целиком и полностью являлся собственностью Арнольда, но все же я рассматривала его как моего благодетеля, а не как домовладельца. Да я и не смогла бы оплачивать аренду квартиры, если бы, к примеру, Арнольд пожелал брать с меня эту плату. В то время в Лос-Анджелесе наблюдался явный переизбыток учителей, и у меня не было хорошей работы. Все, что мне могли предложить, – это низкооплачиваемую работу в частных школах, а мне хотелось получить место в публичной школе округа, к которому прилагались хорошие бонусы. Меня выручало то, что Арнольд всегда меня поддерживал в трудную минуту, и я могла спокойно искать подходящее для себя место.

В начале 1974 учебного года вышло новое исследование демографического состояния Калифорнии, в котором отмечался рост латиноамериканского населения штата, и это дало мне дополнительные возможности при поиске работы. Я приняла приглашение на вакансию преподавателя чтения в Западном Лос-Анджелесе, одном из мест сосредоточения населения с латиноамериканскими корнями. Таким образом, Рузвельт Хай Скул стала моим первым местом работы с момента окончания курсов повышения квалификации в Университете Калифорнии. Наконец-то я получила ту самостоятельность в среде сообщества преподавателей, к которой стремилась, и могла расти в профессиональном плане. Поддерживаемая группой моих молодых коллег, я с увлечением начала обучать детей радостям чтения и письменного изложения своих мыслей. Мои ученики стали прислушиваться к моим советам и при этом демонстрировали впечатляющие успехи.

Именно тогда моя работа наконец-то совпала с теми желаниями, которые глубоко сидели во мне, и, успокоившись по поводу своего профессионального призвания, я всерьез занялась своим телом. На помощь в сложном деле контроля над весом мне пришли положительные эмоции от ощущения своей женственности, которые я испытала в Гвадалахаре, и появившаяся надежда на продолжение наших отношений с Арнольдом. Для этого мне пришлось вспомнить свои занятия физкультурой в старших классах и научиться методам поддержания стабильного веса. Я думала так: «Ведь у других людей получается следить за весом, так почему бы мне не начать делать так же и уменьшить свою зависимость от сахара и сладостей?» Первым делом я перешла на сбалансированный режим питания и быстро обнаружила, какое благотворное влияние он оказал на меня. Следующим шагом на пути к здоровому образу жизни стал отказ от потребления никотина, и, надо сказать, он дался мне достаточно легко: на помощь мне пришла та энергия, которая высвободилась после поездки в Мексику и которой мне так не хватало все эти годы.

Что же касается Арнольда, то врожденная страсть, свойственная всем охотникам, влекла его вдаль, на неизведанные территории. В это время Арнольд купил себе серебристый BMW, оборудованный радиотелефоном, и изо всех сил занимался построением своей карьеры. Джо Уайдер с помощью своих журналов сделал его «иконой» бодибилдинга, что привело к росту обожания Арнольда поклонниками и положительно сказалось на его финансовом состоянии. Ко всему прочему, торговля по каталогам приносила Арнольду хорошую прибыль, которую он еще больше увеличивал при помощи своих вложений в недвижимость. Но Арнольд Шварценеггер никогда не останавливался на достигнутом и пришел к Бену Уайдеру, брату Джо, с вопросом о признании бодибилдинга спортивной дисциплиной. Арнольд недоумевал: Международная федерация бодибилдинга рассматривает его как спортивное направление, ребята, с которыми он занимается в зале, тоже считают, что они занимаются спортом, – так почему же бодибилдеры не участвуют в Олимпийских играх?

Представьте себе разочарование тех мужчин, которые занимались поднятием тяжестей не для развития силы, а в погоне за симметрией тела, но при этом в глазах общественного мнения оставались приверженцами какого-то непонятного культа, не признанного официально Олимпийским комитетом, и не участвовали в летних Олимпийских играх. Участники движения бодибилдинга хотели добиться признания мировой общественности, а не быть в ее глазах сборищем гомосексуалистов, неуверенных в себе парней и мускулистых женщин. Поэтому, несмотря на растущее признание масс, Арнольд понимал, что он никогда не сможет достичь вершины в своей карьере без золотой олимпийской медали, которая отлично бы смотрелась на его груди. Тем не менее даже человек с широкими международными связями, преданный своему делу, не всегда способен творить чудеса. Так сложилось, что все усилия Арнольда и все связи Бена Уайдера не смогли изменить мнение Олимпийского комитета: в его глазах бодибилдинг был в лучшем случае неким видом искусства, а в худшем – увлечением для нарциссов. При таком положении вещей Арнольд тренировался для участия не в летних Олимпийских играх 1974 года, а в их суррогатной замене – конкурсе «Мистер Олимпия».

Ближе к осени в нашу жизнь снова вошли негативные известия: Пьер, наш друг по празднованию Рождества, потерял вес и стал бледным как полотно. При этом он скрывал от всех ухудшившееся состояние здоровья и ни с кем не делился своими проблемами. Все его друзья были невероятно восхищены последними успехами Пьера в съемках документального фильма о Джо Кокере, и вот внезапно для всех Пьер умер, а мы просто не могли в это поверить. Нам в то время было по двадцать пять лет, а Пьеру, должно быть, около тридцати четырех, и он сгорел на глазах у всех без всякой видимой причины.

Однажды, находясь в подавленном состоянии из-за смерти Пьера, я сидела в классе, посматривая на входную дверь, и вдруг услышала, как трое хулиганов ходят по коридорам в поисках своего дружка и моего ученика Марио. Тогда я обратилась к этим ребятам и потребовала, чтобы они встречались со своим другом на перемене, но хулиганы, несмотря на мои предупреждения, зашли в класс. Я была ростом «метр с кепкой» и старше этих хулиганов всего-то на пару лет, но, как представитель администрации школы, подошла к ним и строго сказала:

– Предъявите ваши студенческие билеты, а если их у вас нет – немедленно покиньте помещение.

Троица лишь посмеялась мне в ответ, и я почувствовала что-то недоброе во всей этой ситуации.

– Немедленно выйдите отсюда, – сказала я им еще раз и повела их к двери.

Стоя в дверях, я смотрела, как они медленно спускаются по лестнице, и в этот момент почувствовала неожиданный удар по голове. Находясь в шоке от произошедшего, я молча посмотрела на ближайшего ко мне хулигана, который бросил мне под ноги деревянную палку – ту, которой он только что меня огрел. Подняв эту палку, я вернулась в класс и предупредила своих учеников о случившемся инциденте. В нашем классе не было телефона, а в соседних кабинетах не шли занятия и, соответственно, не было учителей, так что мне пришлось дожидаться звонка с урока для того, чтобы сообщить о произошедшем администрации школы. Когда директор школы в три часа пополудни узнал о нападении на меня, то пришел в ужас.

После доклада начальству я поехала домой в Санта-Монику под крылышко к Арнольду. Ошеломленный Арнольд, увидев меня в таком состоянии, немедленно предложил свою помощь в борьбе с малолетними преступниками, отирающимися возле школы. В тот раз Арнольд вышел из себя из-за того, что в школах Америки подобным образом нарушается дисциплина: «Ничиго падобного не могло бы произойти в Аустрии. Боже мой, я ни могу паверить в это!»

Собственно говоря, я тоже не могла поверить в произошедшее, но решила призвать хулигана к ответу. На руку в этом деле сыграл тот факт, что ударивший меня хулиган по имени Джейми уже имел приводы в прошлом. Но настоящей трагедией для меня стало то, что мать Джейми настаивала, чтобы вину за преступление взял на себя другой ее сын, за которым не числилось серьезных проступков. После этого случая, произошедшего со мной в 1974 году, я начала понимать, что Восточный Лос-Анджелес – это не то место, где бы я хотела провести ближайшие тридцать пять лет в ожидании пенсии.

После скоропостижной смерти Пьера и случая с нападением мне снова потребовалось переосмыслить свою жизнь. Как-то раз, решив помедитировать, я уселась в офисное кресло в кабинете Арнольда и стала выполнять дыхательные упражнения. Результатом этих занятий стало то, что мне как будто передались спокойствие и уверенность Арнольда.

Спустя некоторое время после смерти Пьера мне приснился странный сон: Пьер словно бы лежал на облаке и держал возле уха телефонную трубку, а на другом конце этой телефонной линии находилась я. При этом Пьер спокойно говорил мне в трубку, что ему хорошо на том свете и что я не должна беспокоиться о нем: «Барбара, просто живи своей жизнью и люби всем сердцем. Жизнь – все же хорошая штука».

Этот разговор с Пьером во сне взволновал меня до глубины души. Как мне отнестись к этому сну? Мне трудно было определиться со своим решением в связи с тем, что я стала атеисткой из-за переживаний и разочарования в божественных силах после убийства Джона Кеннеди. Но в этом году я уже не была столь категорична в своих суждениях и относила себя скорее к агностикам, нежели к атеистам. Для меня было удивительно, что некоторые люди, вызывавшие у меня искреннее уважение, истинно верили в существование Бога. Но насколько подлинной была их вера? Как бы то ни было, но «монолог» Пьера серьезно подействовал на меня, и я стала более терпимой в вопросах веры.

Офис губернатора Шварценеггера, 17 июня 2004 года

После того как Арнольд во время нашего разговора начал вспоминать свое детство, я не преминула задать ему вопрос:

– Если бы твой отец был сейчас жив, что бы ты ему сказал?

Арнольд ответил так:

– Если бы мой отец был до сих пор жив, мы говорили бы с ним обо всем, что он успел сделать в своей жизни, и это дало бы ему лишний повод для гордости. Затем мы бы поговорили с ним о том, чего достиг я, и это был бы полезный для нас разговор – ведь наши с ним взгляды на жизнь кардинально различались.

Я бы сказал отцу то, что постоянно говорил матери: «Эй, ты ведь закладываешь основы для своих детей». Видишь ли, в детстве ты веришь в то, что родители несут ответственность за все те лишения, которым ты подвергаешься с их стороны. И ты, пытаясь достучаться до родителей, говоришь сам себе: «Он хочет, чтобы я навсегда остался ребенком, чтобы контролировать меня».

– Надо сказать, что я никак не могла понять, каким именно образом тебя унижали твои родители, ведь я даже подумать не могла, что ты можешь волноваться из-за каких-то пустяков, – заметила я.

Как оказалась, я попала в самое больное место, и Арнольд начал свою фразу:

– Постой-ка, давай разберемся. Не то чтобы я обвинял своего отца – скорее всего, это было… – и здесь наш разговор принял несколько сумбурный характер.

Арнольд тем не менее сумел подвести черту под нашим разговором:

– Я не могу сказать, насколько трудно было моему отцу, ведь я многого не понимал. Сейчас-то я, конечно, понимаю, что родители пытаются делать все возможное для воспитания детей и не имеют каких-то скрытых намерений их унижать. Откровенно говоря, каждый из нас старается делать свою работу как можно лучше, но, к примеру, даже моя мать совершала ошибки. И мой отец тоже сделал массу ошибок, но кто я такой, чтобы судить об этом? Разве я идеален? Разве я все делаю так, как надо? Нет. Так стоит ли сейчас показывать на своих родителей пальцем и говорить: «То состояние, в котором я оказался сейчас, обусловлено тем, что вы сделали это, это и еще вот это». Это же полнейшая чушь.

Очень жаль, что у меня совсем не было времени, чтобы изложить свою точку зрения, – ведь главной целью этой встречи было получение информации от Арнольда, а не наши с ним объяснения. Поэтому мне пришлось смириться с тем, что мне опять не удалось исполнить свою давнюю мечту – высказаться и быть понятой Арнольдом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.