Верую в его мечты

Верую в его мечты

Первое появление Арнольда на телевидении стало лишь начальным его шагом на пути в массовую культуру. Постепенно под влиянием личного обаяния Арнольда жители Калифорнии начали менять свое негативное отношение к конкурсам «Мистер Вселенная». От его образа веяло чем-то новым и интригующим, и он совсем не походил на очередного сумасшедшего, помешанного только на своих мускулах. Для изменения убеждений обывателей Арнольд активно использовал такие темы, как здоровый образ жизни, красота человеческого тела и мускулатуры, а также давал пояснения относительно занятий бодибилдингом. Публика тепло воспринимала Арнольда, и многие журналы типа Muscle Builder даже провозгласили его в «новым секс-символом».

Во многом благодаря успехам и усилиям Арнольда движение бодибилдинга обрело второе дыхание. В середине двадцатого века благодаря знаменитым журналам, выпускаемым издателем Чарльзом Атласом, Америка уже пережила первую волну интереса к наращиванию мускулов. В этих журналах рассказывались истории о том, как слабых парней однажды побили сильные люди и при помощи занятий физическими упражнениями «потерпевшая сторона» смогла в следующий раз отомстить своим обидчикам. У журнальной серии, издаваемой Чарльзом Атласом, был свой девиз: «Не позволяй им бросать песок себе в лицо», и такой рекламный трюк позволял продвигать различные занятия для набора мышечной массы, развития силы и выносливости. «Развитие мускулатуры для силы и выносливости» – таков был посыл Чарльза Атласа, и к первоначальной идее Арнольда о развитии мускулатуры «в эстетических целях» публика отнеслась довольно скептически.

Но постепенно, когда люди начали внимательнее прислушиваться к словам Австрийского Дуба не только о развитии силы и выносливости, но и о физической красоте «накачанного» тела, отношение к занятиям бодибилдингом стало меняться. Тем не менее идея «построения тела» посредством «творческого подхода» к поднятию тяжестей в Америке семидесятых продолжала выглядеть не совсем обычной для большинства людей. Но Арнольд не унывал и прилагал все силы для изменения укоренившихся в обществе стереотипов относительно бодибилдеров, собственным примером разрушая стену предубеждений против занятий бодибилдингом.

По счастливому стечению обстоятельств главным центром возникновения феномена бодибилдинга стала Калифорния, и, хотя знаменитый пляж силачей Muscle Beach официально был закрыт в 1958 году, с приездом Арнольда в 1968-м здесь начался период возрождения. На пляжах Санта-Моники и Венис-Бич вновь появились силачи, и, хотя новички не занимались гимнастическими упражнениями, как это делали ветераны в 30-х и 50-х, первопроходцев в области силовых занятий здесь чтили подобно богам. Мне часто приходилось слышать такие имена, как Гарольд Зинкин, Джек Лалэйн, Джон Гримек, Стив Ривз, Арманд Танни, Джордж Эйфман, – многим из них в то время было уже за сорок, но они, несмотря на возраст, оставались в строю.

Даже иностранцы, такие как Арнольд и Франко, знали этих знаменитых атлетов и были наслышаны о «пляжах силачей». Неудивительно, что Арнольд страстно желал возрождения этих памятных для многих поклонников силовой подготовки мест. Некоторые ребята, живо интересовавшиеся миром бодибилдинга, с энтузиазмом принимали участие в восстановлении былой славы пляжей Санта-Моники и Венис-Бич. Некоторые из последователей движения бодибилдинга, вместе с которыми Арнольд занимался в то время, стали его закадычными друзьями на всю оставшуюся жизнь. Все эти бодибилдеры были прирожденными «позерами», и их часто можно было застать во время тренировок на пляже облаченными в облегающие шорты или плавки. В марте или апреле, когда калифорнийское солнце начинало припекать, Арнольд вместе со своей командой появлялся на пляжах и оставался там до декабря, удивляя своим видом зевак.

К середине семидесятых эти зеваки начали не просто смотреть на внушительные мускулы Арнольда, но и задавать вопросы о методиках силовых тренировок. Насколько безопасен этот вид силовых упражнений? Стоило только спросить об этом Арнольда, как он начинал с жаром проповедовать здоровый образ жизни и правильное питание. «Вы должны правильно питаться! Посмотрите, американцы забивают себе жылудок всякой дрянью! Но для набора мышечной массы вам надо потреблять правильные источники протеина. Надо есть как можно больше овощей и сократить потребление сладастий. Вместо того чтобы тратить свою жизнь на алкоголь, пейте воду и принимайте витамины. Вы все живете на кофеине, а надо бы вставать рано утром, на рассвете и идти делать упражнения, чтобы ваше тело хорошо выглядело в бикини. И пожалуй, самое главное: не забывайте вносить разнообразие в вашу сексуальную жизнь!»

Арнольд, конечно же, позволял себе при случае съесть какую-нибудь сладость или выпить пива на вечеринке, но в целом он придерживался очень строгого режима питания. Ему нравились хиппи из-за их стремления выращивать продукты питания самостоятельно, и мы делали покупки в специальных магазинах, продававших органическую пищу. Арнольд однажды обратил внимание на то, что в мире начали набирать популярность различные занятия по контролю над весом, и со временем его высказывания о пользе здорового питания и физической подготовки попали в средства массовой информации.

Как-то так получилось, что совершенно неожиданно журналисты связали увлечение Арнольда поднятием тяжестей с движением за органические продукты питания и здоровый образ жизни. Внезапно выяснилось, что «Золотой штат» уже был готов к новому поветрию: «Будь подтянутым. Качай мускулы. Будь стройным. Будь сексуальным. Употребляй только здоровую пищу и витамины. Будь похож на Арнольда и будь привлекательным».

Арнольд не просто снял табу с бодибилдинга, но и сделал образ бодибилдера привлекательным для масс и встал во главе своих последователей. Природные таланты позволили ему увлекать их здоровым образом жизни, как это делал крысолов из немецких сказок. В какой-то момент Арнольд осознал открывающиеся перед ним возможности, которые со временем привели его к вершинам славы и власти.

Арнольд всегда отличался организованностью и сосредоточенностью, и из-за того, что в начале семидесятых все средства массовой информации подыскивали для себя что-то новенькое, он успевал повсюду: здесь расскажет историю, там примет участие в документальных съемках, а напоследок еще и даст интервью. Он всегда пытался найти какую-то животрепещущую тему и хорошенько ее использовать в своих собственных целях. Одной из таких тем стало освещение мира бодибилдинга, и Арнольд смог представить зрителям удачную смесь упорства, харизмы и самодисциплины. Он в одиночку смог вызвать настоящую бурю в средствах массовой информации.

Постоянно рыщущие в поисках новостей журналисты вдруг принялись пристально изучать Арнольда Шварценеггера вместе с его трудно произносимой фамилией. Хотя кто знает, может быть, именно из-за своей не совсем обычной фамилии он и привлек внимание журналистов? Разве много было людей, которые бы с радостью произносили немецкие фамилии, особенно после того, что натворил Гитлер? Спустя двадцать пять лет после событий холокоста довольно-таки сложная фамилия Арнольда привлекла к нему внимание молодого поколения, и он, воспользовавшись этим, дал понять своим фанатам, что, как только им удастся выговорить фамилию «Швартц-енд-еккер», они смогут стать сильнее.

В первый год своего «похода на большой экран» Арнольд достаточно ловко улаживал дела, но один случай просто вывел его из себя. Дело было так: один оборотистый делец по имени Кент Спраг решил воспользоваться именем Арнольда и его популярностью. При этом если братья Уайдер применяли только законные методы для рекламы своей продукции и мира бодибилдинга, то такие деятели, как Кент, орудовали исподтишка и без лишней огласки. Но в тот раз Кент явно ошибся с выбором «жертвы».

Кент получил от Арнольда разрешение использовать нарезку кадров с ним для рекламы бодибилдинга, но вот только вставил ее в фильм для гомосексуалистов. Когда в один из декабрьских дней я пришла домой, то услышала, как Арнольд громко кричал в телефонную трубку:

– Ты, сраный говнюк! Как ты мог миня так падставить! Я надеру тебе задницу, сраный ты хуесос. О боже, ты меня так подъебал, так что можешь не сомневаться – тебе пиздец, поверь мне!

«Ничего себе», – подумала я. Это явно был не тот мужчина, которого я знала, – ведь я уже привыкла к тому, что Арнольд каждый день манипулировал людьми в своих целях, но подобные действия со стороны Кента вызвали у него ярость.

Бросив телефонную трубку, Арнольд с ожесточением сказал:

– Представляешь, этот сраный говнюк вставил нарезку с моим позированием в его так называемый документальный фильм. Фильм этот снят для гомиков, и они дрочат на меня, пока смотрят на мои позы. Вот же ублюдок!

В тот день смертельно бледный Арнольд и я, ужасно напуганная, поехали в один из кинотеатров в Северном Голливуде. Что сделают с Арнольдом журналисты, если пронюхают об этом фильме? Неужели все последние достижения пойдут прахом, если Арнольда начнут считать гомосексуалистом?

Пока мы сидели в кинотеатре и смотрели порнографические фильмы, я немножко успокоилась, но как только я увидела на экране Арнольда, мне моментально стало не по себе. А тем временем из зала доносились сладострастные стоны присутствующей публики, мастурбирующей на образ моего любимого. На экране одна за другой проносились сцены, в которых появлялся Арнольд: вот он демонстрирует свои бицепсы, и тут же его сменяет мужчина, держащий в руках журнал для гомосексуалистов Schlongs. Затем на экране снова появляется Арнольд, стоящий спиной к зрителям с напряженными мускулами, и этот кадр сменяется изображением быстрых движений рук и губ. Камера вновь возвращается к выполняющему стойку Арнольду, и на экране его сменяет изображение эякулирующего мужского члена.

Я знавала нескольких людей, которые занимались чем-то подобным, но для нас они были просто Биллами и Дэнисами, болтавшимися где-то на периферии наших знакомых и не брезговавшими ничем ради заработка. Не стоит говорить о том, что Арнольд был просто в ярости, а я пребывала в ужасе от всей этой ситуации. Для того чтобы защитить себя, Арнольд подал иск против Кента и выиграл судебное разбирательство. Снятый обманным путем фильм немедленно был убран из проката, ведь Кент прекрасно понимал, что он не сможет тягаться с Арнольдом. С моей же точки зрения, этот делец был просто тупым и недалеким человеком, раз он полагал, что ему все сойдет с рук.

После этого случая я начала интересоваться проявлениями сексуального мира семидесятых. Вместе с Арнольдом мы стали частенько проводить субботние вечера с нашими друзьями Дэйвом и Маргаритой Берг. А однажды вечером наша четверка даже решилась сходить на один из первых порнографических фильмов «Глубокая глотка». После всего того, что я видела в кинотеатре для гомосексуалистов, мне хотелось посмотреть, на что способны перед камерой мужчина и женщина.

Зрители в тот вечер, должно быть, сильно удивлялись, когда слышали смех, доносившийся с наших мест. Дэйв Берг так вспоминает тот поход в кино: «Когда мы увидели, что психиатр предлагает главной героине фильма стать его ассистентом, все уставились на меня, ведь я как раз и был ассистентом врача. Затем, когда героиня фильма открыла свой рот, чтобы принять „инструмент“, Арнольд даже выкрикнул: „Нет, это не-воз-мож-но!“»

Увлечение порнографическими фильмами, конечно же, не вошло у нас в привычку, и мы продолжали жить обычной старомодной жизнью в нашем уютном доме. Унаследовав от своей матери способности к дизайну, я по мере сил старалась облагородить наше жилище. Несмотря на то что в моем распоряжении были вещи далеко не самого лучшего качества, наш дом представлял собой причудливую смесь из угловатой мебели и моих попыток пригладить эту угловатость. Наш друг Дэйв Дрейпер смастерил для нас внушительных размеров кровать из декорированной древесины с кожаными вставками, а я при помощи позаимствованных у моей тетки декорирующих материалов попыталась приглушить слишком явный «мужской» характер этой кровати. Постепенно пространство нашего дома заполнялось новыми предметами, часть из которых Арнольд привозил из своих поездок, и у нас во множестве валялись всякие безделушки. Большинство тех предметов, которые в свое время составляли наше «домашнее сокровище», уже давным-давно проданы на гаражных распродажах.

Однако есть одна вещь, которую Арнольд сделал своими руками и которую я очень хорошо помню. Однажды вечером, когда я готовила ужин, то обратила внимание на сидевшего за столом Арнольда, который пристально смотрел на стену. На некоторое время я даже оставила готовку и, заинтересовавшись тем, на что же он так внимательно смотрит, пошла поглядеть, что это он там делает. «Что это ты тут пишешь, Арни? Погоди, да ты ведь не пишешь, ты рисуешь! Как это у тебя получается? Ничего себе, как здорово!» – примерно так можно описать мои чувства, когда я впервые увидела рисующего Арнольда.

Закончив наблюдать за Арнольдом, я вернулась к приготовлению ужина. Тот рисунок, что я увидела у Арнольда, был хорошей копией картины, висевшей у нас на стене: он без каких-либо усилий в точных пропорциях срисовал ветряную мельницу. Открытый в тот вечер талант Арнольда дал нам тему для застольного разговора, а мне было чрезвычайно приятно после четырех лет совместной жизни открыть в нем что-то новое. Теперь-то я поняла, почему Арнольд уделял так много внимания коллекциям других людей! Я постоянно отмечала про себя, что Арнольд восхищается произведениями искусства и скульптурой, и мне стало ясно, что он так трепетно относился к искусству из-за своего природного дара ощущать прекрасное.

Карандашный набросок Арнольда, который он сделал в 1974 году

Спустя какое-то время после обнаружения у Арнольда художественного вкуса мы вместе с четой Берг начали посещать аукционы предметов искусства, и в ходе торгов частенько моя левая рука, вскидываемая при повышении цены лота, брала верх над разумом. Несмотря на мои атеистические чувства, я приобрела картины Дали с ангелами и священником Прадо, которые повесила у нас в комнате. Эти картины, к слову сказать, до сих пор благословляют своим присутствием мой дом. Помимо походов по аукционам, Дэйв Берг познакомил меня и Арнольда с молодым художником Лероем Нейманом, и с той самой первой встречи в галерее La Cinega Нейман загорелся желанием написать двухметровый портрет Арнольда.

Еще одним направлением искусства, с которым я начала знакомиться во время нашей с Арнольдом совместной жизни, стало кулинарное искусство. Я испытывала истинное наслаждение от приготовления изысканных кушаний и отныне субботние вечера стала посвящать своему новому хобби. Мы даже специально купили круглый дубовый стол и четыре стула к нему. Устроившись за этим столом, мы вместе с нашими друзьями обменивались мнениями относительно рецептов блюд, подаваемых обычно вместе с изысканными напитками – шабли или сангрией. Нельзя сказать, что мы были слишком взыскательными гурманами, но тем не менее я подавала приготовленные кушанья в китайском фарфоре. Арнольду больше всего нравился мой «гордон блю», который я готовила из куриных грудок с добавлением швейцарского сыра и ветчины, скрепленной зубочистками. Арнольд почему-то называл это блюдо «особой вьетнамской едой». Довольно часто я готовила и его любимый десерт – морковный торт с сырным кремом, который подавался с хорошей порцией шнапса для лучшего усвоения жирной пищи.

В то время мы с Арнольдом жили недалеко от места сосредоточения ночной жизни Западного Лос-Анджелеса, и поэтому наш дом в вечернее время становился перевалочной базой. Вечер, к примеру, легко мог начаться с приготовления ужина, а продолжиться в боулинге. Мы также могли просто завернуть домой для того, чтобы съесть десерт и выпить кофе после ночи, проведенной у «Мадам Ву». Нашим друзьям было хорошо известно наше гостеприимство, и они с удовольствием заглядывали к нам в гости, а мы были рады разнообразить наши походы по ресторанам домашними посиделками с друзьями.

С Бергами к тому времени мы дружили уже достаточно давно, и я прислушивалась к их словам относительно моего влияния на Арнольда. Мы, конечно же, посмеивались над его сильными эгоистическими чувствами, и Дэйв в эти моменты высказывал свою точку зрения. Он говорил, что Арнольд очень уважает меня и мой интеллектуальный уровень и что я стою «вровень с Арнольдом». «Ты достаточно активная и успеваешь повсюду и если критикуешь Арнольда, то мягко и по делу. К тому же Арнольд воспринимает тебя абсолютно адекватно: твои нападки, критику и твой взгляд на вещи. Еще Арнольду нравится выслушивать твое мнение, ведь ты для него играешь роль проводника по американскому обществу. По сути, ты дала Арнольду пропуск в американское общество», – так говорил Дэйв Берг в тот период нашей жизни с Арнольдом.

Ко всему прочему, я выполняла еще и роль гида для Арнольда. На какое-то время еврейская закусочная «Деликатесы Зака» стала нашим вторым домом: мы частенько завтракали здесь по выходным, а иногда заглядывали сюда за мацой с яйцами или омлетом с луковым хлебом. После завтрака мы садились в машину Арнольда и ехали на прогулку в Палм-Спрингс или на Большое Медвежье озеро. Достаточно часто мы ездили в Лас-Вегас в гости к Джорджу Эйфману, пожилому бодибилдеру, который владел тренировочным залом. Помимо того, что мы навещали в Лас-Вегасе Джорджа, мы ходили на выступления Элвиса или на лошадиные скачки, которые устраивались по утрам. Иногда мы составляли компанию членам моей семьи и ездили с ними в поход в мексиканский городок Розарито-Бич или в национальный парк Йосемити. Во время этих поездок мы приглядывались к домам, расположенным во Фрейзер Парке и в Санта-Барбаре, и затем использовали подсмотренные идеи декора в своем доме. Что касается соблюдения культурных традиций Арнольда, то мы старались каждый октябрь посещать Октоберфест, который проходил в пригороде Лос-Анджелеса. Мы с Арнольдом были легки на подъем и всегда искали интересные места в Калифорнии, куда бы можно было съездить.

Мы с Арнольдом во время поездки по Южной Калифорнии, 1974

Будучи коренной жительницей этих мест, я любила Калифорнию, и в совместных туристических поездках мои родители познакомили нас с местными достопримечательностями. Арнольд, по его выражению, «был на нибесах от счастья» из-за проживания в моем родном штате, и его слова имели под собой основание: здесь было много солнца, приветливые жители, а овощи и фрукты не переводились на столах круглый год. К тому же Калифорния разрасталась и год от года пополнялась новыми зданиями с различными архитектурными решениями. На улицах в большом количестве появлялись новые магазинчики, которые предлагали жителям Калифорнии товары повседневного использования и предметы роскоши. Такого изобилия, конечно же, не было в то время в Австрии.

В родной стране Арнольда полгода стояла холодная и сырая погода, особенно в то время, когда солнце пряталось за тучи, а жители австрийских городов жили скучной и не слишком радостной жизнью. Сельскохозяйственное производство, являвшееся главным средством существования небольших городков, имело сезонный характер и было сосредоточено в нескольких регионах. Церкви, школы и дома, построенные много веков назад, были старыми и сырыми. В большей степени социалистическая, чем капиталистическая Австрия с трудом приходила в себя после оккупации, и в таких городах, как Таль и Грац, было еще слишком мало предприятий и магазинов. У местных жителей не было денег, чтобы приобретать много товаров, поэтому и выбор в местных лавках был не слишком велик.

Несмотря на то что мы с Арнольдом были воспитаны в разных культурных средах и не всегда сходились во взглядах, нам обоим нравилась Калифорния ранних семидесятых. Наш штат работал на полную мощь, и мы благодарили за это тогдашнего губернатора Калифорнии Рональда Рейгана. Арнольд так описывал изменения в своей жизни, к которым он стремился: «Преехать в Ам-хери-ку, чтобы жыть в Сан-тха-Монике». В тот период мы с Арнольдом часто разговаривали о капиталистическом устройстве общества и сравнивали его с социализмом. Арнольд обычно высказывался в таком духе: «Мине в Америке лутчше. Кхал-ифор-ницы, они такие живые, а в Австрии ты живешь словно в трясине. Здесь, в Америке, ты можешь быть бизнесменом или, если хочешь, можешь роботать на кого-то и получить повышение. В Америке правительство не говорит тебе, что ты должен делать, и мне эта нравится».

Тем не менее если мы и сходились с Арнольдом во взглядах на политические темы, то в вопросах отношения к жизни у нас все же были разногласия. Большей частью мы с ним обсуждали конфликтные ситуации, которые возникали между нами из-за его ярко выраженного индивидуализма и моего старомодного романтического воспитания. Арнольд все время сопротивлялся любым попыткам вогнать его в какие-либо рамки, хотя и демонстрировал признаки верности, что лично для меня имело большую ценность. Арнольд, однако, полагал, что за пределами нашей спальни не действуют никакие из наших договоренностей относительно друг друга. Он, будто необъезженный жеребец, хотел для себя свободы действий, как то: сходить полежать обнаженным на нудистском пляже или уговорить меня, чтобы наш друг Арти Зеллер снял нас голыми в горах. Надо сказать, что у меня подобные идеи не вызывали ничего, кроме отвращения.

Еще одной причиной наших размолвок была эмоциональная закрытость Арнольда, и я все время просила его, чтобы он учитывал мои эмоциональные потребности. На мои просьбы Арнольд обычно отвечал, что вкладывает в меня столько эмоций, сколько считает нужным. Боже, кто знает, сколько раз я слышала такие отговорки? «Бар-бар-ха, тибе никогда не нойти другого токого парня, как я. Конечно же, я лублу тибя. Золотце мое, у нас с табой лучшие атношения из всех тех, кого мы знаем. Так наслаждайся же этим!»

Надо отметить, что Арнольд всегда говорил очень уверенно и проникновенно, но мне от этого, честно сказать, было не легче, и я страдала от собственной неуверенности. По причине того, что я не могла повлиять на его точку зрения и хоть как-то ее изменить, мне пришлось стать заложницей его мыслей, чувств и веры. Не имея возможности противостоять его силе и напору, я каждый раз находила для себя оправдание, а он делал все что мог, чтобы вернуть меня обратно. Всякий раз после наших ссор мы старались примириться и подавляли свое недовольство, но в каждом конфликте, как в тлеющем костре, всегда есть искры, из которых в любой момент может возгореться пламя.

Офис губернатора Шварценеггера, 17 июня 2004 года

Мне было известно, что в детстве у Арнольда были проблемы в эмоциональной сфере. Можно предположить, что своими феноменальными успехами он напрямую обязан тем лишениям, которые выпали на его долю в детском возрасте. Взгляды Арнольда, однако, не были статичны, а менялись с течением времени. Слишком глубокие раны от бывших обид постепенно затягивались, но позже Арнольд признавался, что детские переживания все же оказали влияние на его стремление добиться успеха в жизни.

Как-то раз Арнольд даже сказал мне, что он ощущал свою ненужность и бесполезность по причине того, что ему приходилось донашивать вещи старшего брата.

– Сейчас я, конечно, понимаю, что такое положение дел, при котором вещи от старших переходят к младшим, является нормальным, но тогда я понимал лишь то, что Мейнхарду всегда достается все самое лучшее. Он, к примеру, всегда получал самые лучшие игрушки и, наигравшись с ними, отдавал их мне. Такое отношение меня очень сильно расстраивало, и со временем у меня сформировалась мечта: «Когда-нибудь у меня будут только мои вещи, которые до меня не принадлежали никому другому. Нужно только запастись терпением и подождать».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.