В Берлин

В Берлин

(1942–1943)

Премьера фильма «Montmartre-sur-Seine» состоялась 9 ноября 1941 года в кинотеатре «Эрмитаж». Этот показ дал повод антисемитской и пронемецкой газете «Je suis partout» («Я везде») вылить на певицу целый ушат грязи. Сначала «писака» праворадикалистской газетенки, дабы подсластить пилюлю, вскользь замечает, что фильм, «несмотря на всю свою тривиальность, все же не похож на подделку из гетто», затем выражает сожаление, что режиссер навязал ему необходимость смотреть «на эту крошечную особу с глазами, словно грязный подвал, с большой мрачной головой, утопающей в покатых плечах».

Конечно, Пиаф нисколько не походила на высокую светловолосую арийку, вдохновлявшую сторонников Адольфа Гитлера. Эти последние, пользуясь безнаказанностью, которую им гарантировал режим правительства Виши, со всей злобой обрушились на «уличную девку», чей успех казался им непристойным. Таким образом, 15 июля 1944 года, когда союзнические войска уже месяц как высадились в Нормандии, а Париж готовился вновь обрести свободу, в коллаборационистской газете «R?volution national» появилась статья некого Симона де Терваня, преисполненная самых желчных высказываний: «Она является восхитительным воплощением нашей декадентской эпохи… Ее тщедушное тельце, незначительный рост, огромная голова, выпуклый лоб, несчастный вид, глаза, полные отчаяния, – все при ней… Она заставляет думать об угасании расы. Она – обвинительная речь против всего нашего общества… Было бы правильно, если бы Эдит Пиаф осталась народной певичкой, которая выкрикивает надоедливые куплеты на углу улиц и на ярмарочных площадях. Но каким-то чудом она сумела ускользнуть от уготованной судьбы. И все благодаря тем снобам, которые приняли ее, аплодировали ей, позволили ей петь… Есть даже такие умники, которые находят ее красивой, восхитительной… С такой внешностью она должна довольствоваться грампластинками, выступлениями на радио. Но нет, она осмелилась выступать в мюзик-холлах… Она даже осмелилась появиться на экранах кинотеатров, и печальным тому подтверждением стал фильм “Montmartre-sur-Seine”».

Возможно, чтобы избавиться от нездорового климата столицы, 30 сентября 1941 года Пиаф отправляется в длительный гастрольный тур по «свободной зоне». В Париж она вернется лишь годом позже. В этот период любовные связи Эдит становятся особенно запутанными. Она еще не рассталась с Полем Мёриссом – в ноябре их имена красуются рядом на афишах Тулона, Нима и Марселя. В это же время певица закрутила интрижку с Норбером Гланзбергом, пианистом и композитором, который аккомпанирует Пиаф с начала октября: в частности, он выступал с ней в «Амбассадоре», кабаре-ресторане в Лионе. Что касается Генри Конте, то с ним Эдит тоже встречается время от времени. Так, в январе следующего года журналист присоединяется к любовнице в отеле «Париж» в Монте-Карло.

Когда в октябре 1942 года Пиаф вернулась в Париж, ее отношения с журналистом стали более серьезными и прочными. Это не могло не создать определенных проблем – Конте был женат на певице Шарлотте Довиа. Существовало два выхода из положения: развод или строжайшая тайна. Анри Конте выбрал второй вариант. В ноябре Эдит переехала на улицу Вильжюст, дом 4 (сегодня улица Поля Валери, XVI округ), но ее друг не намерен был жить с ней под одной крышей. Певица заняла просторную квартиру на последнем этаже старинного особняка. Весьма своеобразного особняка, потому что в остальной части здания располагался дорогой бордель, который держала некая мадам Билли.

Почему Пиаф решила обосноваться в – пусть и роскошном – доме терпимости? Ностальгия по годам, проведенным в публичном доме бабушки? Есть более прозаический ответ на этот вопрос: дом мадам Билли позволял певице избежать невзгод военного времени. Бордель часто посещали офицеры оккупационной армии, именно поэтому здание всегда хорошо отапливалось, в нем не иссякали качественная еда и алкоголь. Хоть какая-то, но радость во времена лишений и сильных холодов.

Непосредственно перед переездом в дом мадам Билли Пиаф вернулась в кабаре «ABC». На его сцене она исполнила несколько новых песен: «Disque us?» («Заезженная пластинка») Мишеля Эмэ, укрывшегося в Марселе, – с ним певица столкнулась во время турне по югу – и «Vagabon» («Бродяга»). Последняя композиция, которую Пиаф написала сама, была высоко оценена публикой. Обладающая сахарным привкусом волшебной сказки, в которой принцесса влюбляется в бродягу, эта песня легко могла бы утонуть в глупой пошлости. Ее уберег от этого несомненный талант автора. Пиаф отлично чувствовала стихотворный текст. Следуя примеру Раймона Ассо, она намеренно упрощала фразы, придавая им особую выразительность:

Il marche le long des routes

En se moquant du temps.

Il marche pour qui l’ecoute,

Les cheveux dans le vent

Он идет по дорогам,

Насмехаясь над временем,

Он идет, чтобы его слушали,

Волосы по ветру.

В далекую эпоху, когда профессии поэта-песенника, композитора и исполнителя были еще крайне далеки друг от друга, редкие певцы, a fortiori[53] певицы, писали собственные песни. В данном случае демарш Пиаф можно счесть «авангардистским», даже если она и не писала песен систематически. Певица никогда не прекращала этого занятия – за свою карьеру она создала около сотни произведений песенного жанра, – но при этом даже и не помышляла отказываться от услуг поэтов и композиторов. Она беспрестанно искала новые таланты, работающие в данной области.

Именно поэтому каждый раз, встречая человека, который казался Эдит одаренным, она просила его работать на нее. Так случилось с Жаком Буржеа, а затем с Жаном Кокто. Пиаф не обошла своим вниманием и Анри Конте. Инженер по образованию, он перед тем, как посвятить себя журналистике, написал для Люсьен Бойер слова песни «Travers?e» («Переход»). Публика сочла эту песню исполнительницы «Parlez-moi d’amour» («Говорите мне о любви») излишне драматической, композиция не имела никакого успеха. Неудача отбила у Конте всяческое желание двигаться дальше по творческой стезе.

Однажды Анри рассказал Эдит эту печальную историю. Затем он прочел подруге свои стихи. Обладающая «острым нюхом» на все необычное, певица тут же распознала огромный потенциал поэта, ушедшего в журналистику. С тех пор она докучала любовнику просьбами писать для нее.

В конечном итоге Конте сдался. В декабре 1942 года Пиаф записала первую песню, созданную для нее новым возлюбленным. Анри не очень рисковал. Песня со скромным названием «C’?tait une histoire d’amour» («Это была история любви») была не слишком замысловатой, но Пиаф исполнила ее изумительно. Успокоенный доброжелательным приемом слушателей этого «пробного шара», поэт уже в самое ближайшее время сочиняет более оригинальные композиции и в конце концов становится основателем целого стиля, что отнюдь не всегда получается у авторов-песенников.

Как и у Трене, в текстах Конте присутствует смесь очарования, легкости и фантазии. Эти исключительно полезные составляющие песен, увы, не слишком хорошо сочетались с драматическим характером репертуара Пиаф. Тогда, чтобы не сбивать с толку публику, Конте, обладавший несомненным интеллектом и тонкой интуицией, стал брать для своих лирических, изысканных текстов темы, заимствованные из реалистической песни. Отличным примером служит композиция «Coup de grisou» («Взрыв рудничного газа»), написанная в 1943 году. Это история шахтера, почерневшего от угольной пыли и горя: его бросила девушка, которую он любил. Чтобы описать ситуацию, поэт даже прибегает к штампам:

Elle l’a tromp? par un beau jour

Avec un qui aimait le ciel bleu…

Она изменила ему средь белого дня

С тем, кто любил синее небо.

Можно было бы подумать, что перед нами песня Берт Сильва, если бы концовка «Coup de grisou» не напоминала опусы Трене. Поднявшись на совершенно новую качественную ступень, Конте описывает финальную сцену – взрыв газа в недрах шахты – с таким тонким юмором и поэтичностью, что невольно забываешь о напыщенности остальных куплетов:

Et quand on l’a sorti du puits,

La lumi?re se moquait de lui.

Le soleil donnait un gala

Pour l’emb?ter un’derni?re fois

Mais Coup d’grisou ?tait gu?ri:

Il avait ?pous? la nuit…

И когда его вынесли из шахты,

Яркий свет посмеялся над ним,

Солнце устроило праздник,

Чтобы досадить ему в последний раз.

Но Взрыв рудничного газа исцелился –

Он взял в жены ночь[54].

В течение 1943 года Анри преподносит Пиаф еще несколько «жемчужин», среди них «Le Brun et le Blond» («Брюнет и блондин») – песня, преисполненная самоиронии, в которой Конте сравнивает себя с очередным мимолетным увлечением певицы, и «Monsieur Saint-Pierre» («Месье Сен-Пьер») – музыка Джонни Эсса, бывшего партнера Трене по дуэту «Шарль и Джонни». Пиаф в очередной раз попала в яблочко: обновление репертуара не только не сбило ее с намеченного пути, но и было встречено самыми восторженными отзывами прессы. «Вы с легкостью сумели обновить ваш старый репертуар, – поздравляет Пиаф один из благожелательных критиков, – плюс к этому вы сумели воплотить в жизнь мечты Анри Конте. “Mon l?gionnaire” и “Monsieur Saint-Pierre” находятся на одной прямой линии, но не могу не отметить, что в настоящее время эта линия уходит в облака. Вы позволили магии слов подхватить вас…»

Отлично принятые, чеканные стихи Анри Конте, однако, никогда не станут частью души Пиаф. Они также не займут того места в сердцах публики, что заняли ее «великие песни», такие как «L’Accord?oniste», «L’Hymne ?l’amour» или «La Foule». Возможно, это произошло из-за мнимой «второразрядности» текстов. Эту «сторону B» 1940-х годов актер Серж Юро возведет на совершенно новый уровень, вырвет из забвения в спектакле «Gueules de Piaf», поставленном в 1993 году. «Эти песни – совершенно иная грань репертуара Пиаф, грань тонкая, изысканная, – резюмирует актер и певец. – Анри Конте, уже глубокий старик[55], пришел посмотреть мой спектакль. Он сказал: “Потребовалось пятьдесят лет ожидания, чтобы люди поняли, что, когда я шучу, прибегаю к юмору, я делаю это намеренно”. Когда он слышал, как во время исполнения его песен некоторые зрители смеялись, он был просто счастлив».

В годы оккупации вся продукция кинематографа, театра и песенного искусства подвергалась жесточайшей цензуре фашистов. Из культурной жизни были вычеркнуты не только артисты еврейского происхождения, под запретом оказались и многие произведения французов. Этой участи не избежала и песня. Так, власти запретили к исполнению три композиции Эдит Пиаф: «Mon l?gionnaire» и «Le Fanion de L?gion», воспевавшие войска французской армии, а также «L’Accord?oniste», чьим автором был еврей Мишель Эмэ. Помимо последнего в профессиональном окружении Пиаф числилось еще двое евреев: композитор Норбер Гланзберг и кинематографист Марсель Блистен. Глубоко возмущенная дискриминационной политикой, Эдит не пожелала обращать внимания на «рекомендации» цензуры.

Так «L’Accord?oniste» оказался среди песен, которые певица постоянно исполняла в «Песенном ревю» Анри Варна в «Казино Парижа» начиная с 15 февраля 1943 года. Власти призвали нарушительницу к порядку, Пиаф взбунтовалась и уже через две недели перестала принимать участие в представлении. Она ушла по собственной инициативе? Или же ее наказали за проявленное упорство? Этого никто не знает. Известен лишь следующий факт: после двух месяцев молчания, 5 апреля, она снова пела в ревю, согласившись исполнять лишь песни, пропущенные цензурой.

Было очевидно, что Пиаф ненавидела нацистский режим и коллаборационистов из Виши. Но ее неприятие было скорее интуитивным – как обычно, певица не уделяла слишком много внимания политике. Профессия обязывала, и мы понимаем, что она была вынуждена подниматься на сцену даже в черные годы оккупации, за это Пиаф не раз упрекнут по окончании Второй мировой войны.

14 августа 1943 года Пиаф приехала на Восточный вокзал и села в поезд на Берлин. Так началось ее семинедельное турне по Германии, где она пела для французов, томившихся в лагерях и работавших на немецких заводах. В поездке Воробышка сопровождали артисты Шарль Трене, Фред Адисон, создатель «Avec les pomiers» («С пожарниками»), и ее личный секретарь Андрэ Бигар, прозванная Деде. Такие гастроли, организованные немецкими властями, служили скорее для того, чтобы угодить союзникам, а не поднять настроение пленным французским солдатам. Певцы, отобранные для подобных поездок, в теории имели право от них отказаться, но им разъяснили, что в этом случае они рискуют навлечь на себя крупные неприятности и не смогут выступать на родине.

Как и многие другие артисты, Пиаф не смогла отказаться от «приглашения». Более того, она была убеждена, что выполняет патриотическую миссию. В интервью, данном перед отъездом, певица подробно рассказала, какие песни она выбрала для заключенных. «Я считаю, – объясняла она, – что должна исполнить для них свои новые песни, песни, подготовленные специально к этому случаю». И когда певице заметили, что солдаты были бы явно разочарованы, не услышав привычных старых «хитов», она сказала: «Возможно. Но полагаю, что не помогу им, если пробужу в них былые воспоминания, те воспоминания, которые зародят в их душах ностальгию, причинят страдания… Я хотела бы, чтобы, слушая меня, они меньше думали о жизни, что осталась позади, но мечтали о жизни, с которой встретятся однажды».

Шесть месяцев спустя, в феврале 1944 года, певица снова отправилась в Германию, чтобы посетить лагеря. Складывается впечатление, что на сей раз никто не принуждал ее так поступать, что Эдит сама настояла на гастролях. Откуда такое рвение? Если верить рассказу Андрэ Бигар, чье сотрудничество с Сопротивлением является доказанным фактом, то это второе турне имело целью организовать побег некоторых заключенных. Эдит прибегла к хитрости. По мнению секретаря, во время первой поездки в Германию Пиаф сделала фотографии пленных солдат, что позволило ей изготовить с помощью этих снимков фальшивые документы для будущих беглецов. Благодаря этим документам пленные солдаты могли выдать себя за музыкантов из оркестра Пиаф и вернуться во Францию. Красивая история, однако проверить ее нельзя.

Между двумя гастрольными турами по Германии Пиаф, которая писала все больше и больше песен, вступила в SACEM, что дало ей возможность стать правообладателем тех произведений, автором которых она являлась. Первый раз Эдит попыталась вступить в SACEM в феврале 1943 года, но ей отказали в членстве, о чем свидетельствует немного «злая» статья, опубликованная в некой газете: «Кандидат должен написать куплет и припев на заданную тему. Пиаф предложили тему “Вокзал”. Она подняла глаза к потолку, долго сосала авторучку, а затем написала пером (золотым) следующие строки:

Autour de la gare

Il y a des gens bizarre.

Вокруг вокзала

Есть странные люди.

Мило. Но несколько коротко. Ее не приняли. Как говорится, отложили…»

Следующая попытка пришлась на 10 января 1944 года. «Новая тема, вот она: “Моя песня – моя жизнь”, – напишет на следующий день после экзамена журналист А.-Д. Фове. – Ровно после одного часа и пятидесяти восьми минут Эдит Пиаф предложила песню… Следуя по извилистым дорогам сплетен, до нас дошли лишь строчки из припева. Насладитесь.

Ma chanson c’est ma vie

Et parfois, le Bon Dieu

Y met sa fantaisie

? grands coups de ciel bleu.

Моя песня – это моя жизнь.

И порой Господь Бог

Добавляет в нее своей фантазии

Большие вкрапления синего неба.

Эдит Пиаф хотела написать оптимистическую, светлую песню. И вот она стала членом Союза артистов»[56].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.