Глава шестая ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОЕЗДКА

Глава шестая ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОЕЗДКА

Руководители канадского хоккея долго не хотели приглашать на свои площадки советскую команду. Первое приглашение поступило в Москву лишь осенью 1957 года — на восемь товарищеских матчей с любительскими клубами. У Тарасова, возглавившего сборную после московского чемпионата мира, были сверстаны планы сборов, контрольных игр, и канадский вариант в них никак не вписывался. Узнав о приглашении и о принятом решении от приглашения этого не отказываться, Тарасов скорректировал планы. Приоритет был отдан поездке в Канаду. «Времени, — вспоминал Анатолий Владимирович, — было в обрез, а следовало сразу отбросить в сторону волнение и прочие эмоции, всё до мелочей наперед продумать и учесть».

Для начала, разумеется, необходимо было определить состав. Тарасов сделал ставку не на лучших — из них, как он говорил, «не всегда составишь боевую команду», а на нужных игроков. «Здесь, — писал тренер, — я не совершил ошибки, допущенной мною позже, в 1960 году, когда на зимние Олимпийские игры в Скво-Вэлли состав команды был, по сути, навязан мне Федерацией. Уж больно модно в то время было всё решать коллективно, голосованием. А мне не хватило твердости, да и аргументы мои были для членов Федерации недостаточно весомы. Вот и повез за океан состав, что мне навязали, в который мало верил сам».

Из ЦСКА у Тарасова в Скво-Вэлли оказалось игроков меньше, чем из «Крыльев Советов», которые тренировал его помощник по сборной Владимир Егоров. Армейцев было семеро, хоккеистов «Крыльев» — восемь. Внутренние разногласия между двумя группами созданию боеспособного коллектива не способствовали.

В конце 50-х — начале 60-х годов Тарасов четко осознал, что чем меньше в сборной игроков не из его клуба, тем лучше для всех. На Олимпиаде-60 в Скво-Вэлли армейскую группу в составе сборной представляли игроки, настроенные только на победную волну. Их коллеги из «Крыльев» серьезные цели перед собой в чемпионате страны не ставили, победа в 57-м — исключение. «А такую “привычку”, — говорил Константин Локтев, — изжить чрезвычайно трудно. Никаких трений между нами, естественно, не было, но и особой сплоченности тоже не наблюдалось».

С момента совместного появления в сборной Тарасова и Чернышева с клубным делением в команде было покончено. По распоряжению Тарасова на сборах дома и в зарубежных поездках вратарей расселяли с вратарями, защитники проживали парами, нападающие — тройками.

Но это — в Скво-Вэлли в 1960 году. А пока надо было формировать состав на поездку в Канаду. «Через призму предстоящих матчей, — рассуждал тогда Тарасов, — мы, тренеры, обязаны были по окончании турне четко определить, в каком направлении впредь развивать наш хоккей. Должны прояснить для себя, что в нашем хоккее легко разгадываемо канадцами, к чему соперники равнодушны. Что их задевает, что будет непривычно, труднопреодолимо для них в нашем хоккее. Каждый игрок, само собой, должен вложить в матчи все свое мастерство и силы, ярко проявить черты своего спортивного дарования».

Выбирая игроков для состава, Тарасов прислушивался к рекомендациям клубных тренеров, но исходил не только из них. Ему нужны были хоккеисты, способные побеждать по физическим качествам, двигательным навыкам, по характеру. «Это, возможно, — говорил Тарасов, — не совсем удобно для создания боевых звеньев, но для проверки канадского хоккея на прочность все это казалось мне кстати».

Понятно, что состав был почти полностью сформирован из игроков московских клубов. Из двадцати полетевших за океан хоккеистов таковых оказалось семнадцать: вратари Николай Пучков и Евгений Ёркин, защитники Иван Трегубов, Николай Сологубов, Генрих Сидоренков и Дмитрий Уколов, нападающие Константин Локтев, Вениамин Александров, Станислав Петухов, Владимир Елизаров, Алексей Гурышев, Юрий Пантюхов, Александр Черепанов, Николай Хлыстов, Юрий Копылов, Владимир Новожилов и Николай Снетков. К ним Тарасов добавил «физически одаренного» (тренерская характеристика) защитника Владимира Солодова из Горького, «техничного, но мягкого характером» нападающего из Ленинграда Валентина Быстрова и «творчески гибкого и сверхреактивного» форварда из Челябинска Анатолия Олькова.

Тарасов никогда не транжирил время, когда его можно было использовать для тренировок, и старался получать максимальную информацию о соперниках, их настроении и отношении к советской команде. Ни одна из европейских национальных хоккейных команд прежде за океан не летала. Историческая поездка сборной СССР (она играла под «вывеской» сборной Москвы) в ноябре-декабре 1957 года складывалась трудно.

В те времена о прямых перелетах и речи не было. Более того, у Советского Союза вообще не было тогда соглашений с Канадой и США о воздушных полетах. «Аэрофлот» доставил команду до Скандинавии, там она пересела на самолет компании «Эйр Кэнэда» и с большими приключениями добралась до Канады.

Промежуточными точками посадок были обозначены Дублин и Нью-Йорк. Но после вылета из Ирландии экипажу сообщили, что США отказывают приземлению самолета с нашими хоккеистами на своей территории. Маршрут пришлось спешно менять. Вместо Нью-Йорка приземлились в международном аэропорту Гандер, расположенном на острове Ньюфаундленд в канадской провинции Ньюфаундленд и Лабрадор. Принимающая сторона договорилась тем временем, что из Гандера советские хоккеисты полетят теперь уже не в Торонто, а в Монреаль несколькими самолетами местных авиалиний.

Времени до продолжения полетной эпопеи было много — около двух часов. Тарасов справился, нет ли рядом с аэропортом какого-нибудь стадиона или спортивного зала, и несказанно обрадовался, когда сдавший смену диспетчер аэродрома сообщил, что в двух шагах есть каток с искусственным льдом. Тарасов распорядился организовать для команды тренировку. Выгрузили из самолета баулы с хоккейным снаряжением, и за пять минут предоставленный команде автобус доставил ее к месту занятия. Прагматичные хозяева рассказали о том, что там-то и там-то через 40 минут начнет тренироваться сборная СССР по хоккею с шайбой, по местному радио. Тарасов был поражен, когда увидел постепенно заполнявшиеся зрителями простенькие трибуны, установленные в простейшем сооружении рядом с прекрасным по качеству льдом, и устроил показательное занятие для островитян.

После долгого пребывания в самолетных креслах хоккеисты «дорвались» до льда. Их приходилось даже сдерживать. По завершении тренировки команду отвели в ресторан, покормили. Попытку руководителя делегации Павла Короткова расплатиться пресекли в корне. Руководители и тренеры, разумеется, поблагодарили канадцев — за возможность потренироваться и за вкусный обед, вручили им припасенные сувениры и направились к самолету, но были остановлены неким господином, державшим в руках увесистый пакет. «Он, — вспоминал Тарасов, — сказал, что ему понравились наши ребята — веселые, удалые, крепко держатся на ногах, — но им трудно будет устоять против канадских хоккеистов там, на материке. Хоккей, мол, канадская игра, и невозможно представить, что есть соперники, способные хотя бы на равных играть с командами Канады. А дальше… Свою речь он завершил словами: “Мы весьма обязаны вам за эту тренировку. Вы, русские, какие-то не деловые люди. Видели зрителей на трибунах? Так вот, мы заработали на вас около трех тысяч долларов. А вы еще нас благодарите!” — и протянул Короткову пакет с деньгами: это, мол, ваша доля. Естественно, наш шеф от подарка отказался. В командировочной смете такого не было предусмотрено».

И после прилета в Монреаль Тарасов почти сразу — команда наскоро устроилась в гостинице и на ходу перекусила — попросил выделить время для работы в знаменитом «Форуме». Позднее он вспоминал, как после начала тренировки в зале появились хоккеисты и тренеры «Монреаль Канадиенс» и стали наблюдать за занятием незнакомцев. Тарасов тут же направил в их сторону переводчика послушать, о чем будут говорить постоянные в те годы победители Кубка Стэнли. За тренировкой советской команды профессионалы следили менее получаса, а потом стали покидать зал. Вернувшийся «разведчик» доложил: работа сборной СССР на канадцев впечатления не произвела, они, как вспоминал Тарасов, «отнюдь не безобидно посмеивались над обилием передач (а передачи в нашем хоккее являлись и являются основой тактического мастерства и потому часто используются в тренировках и матчах), называя такую игру пустопорожней затеей…». Сообщил переводчик Тарасову и о канадском резюме: «Бросать по воротам русские не умеют. Детский сад. Играть с ними неинтересно».

«На вопрос, кто же был прав: мы, советские тренеры, создававшие новую школу хоккея, или многоопытные канадцы, — написал Тарасов 30 лет спустя после исторической поездки, — ответ дало время. В наши дни все тренировки канадских, в том числе и профессиональных команд, очень напоминают — и по обилию передач тоже — ту самую тренировку сборной СССР в монреальском “Форуме”, над которой посмеивались асы “Монреаль Канадиенс”».

Реакция асов Тарасова разозлила. Будучи сильным психологом, он тут же поведал о «детском саде» игрокам, разозлив и их тоже. «Они стиснули зубы, — рассказывал Тарасов. — Самолюбие в спорте я только приветствую. В какие-то моменты тренер эту черту спортивного характера может использовать во благо».

Хоккеистам из Советского Союза поражения с крупным счетом предрекали не только организаторы тренировки в Гандере, но и самые авторитетные канадские специалисты и журналисты. Газеты встретили сборную заголовками: «Русские проиграют в Канаде все встречи». Тем более что первый матч 22 ноября в Торонто гостями был начисто проигран команде «Уитби Данлопс» со счетом 2:7. За «Уитби», стоит заметить, играл тогда Гарри Синден, ставший затем известным тренером и руководивший сборной Канады в Суперсерии-72.

Тарасов объяснял крупное поражение тем, что его ребята не сумели еще отойти от трудного перелета, а также разницей во времени и коротким периодом для акклиматизации. Из семи оставшихся встреч проиграна была только одна (2:4 от «Китченер Ватерлоо Датчмен»), еще одна завершилась вничью (5:5 с «Виндзор Булдогс»), в остальных одержаны победы: над «Садбери Вулвз» (7:4), «Норт-Бэй Трапперс» (6:3), «Халл-Оттава Канадиенс» (6:3), «Кингстон Сеньорс» (4:2) и над сборной, составленной из игроков «Халл-Оттава Канадиенс» и «Торонто Марлборо» (10:1).

На фоне канадского «игрового терроризма» (так определял Тарасов их манеру игры), тренер обнаружил у некоторых советских хоккеистов и главную слабость — «недостаток стойкости»: не у всех доставало выдержки, готовности терпеть жесткость соперника и при этом показывать те свои лучшие качества, на которые они были способны. Неприятным откровением для Тарасова стало то, что «некоторые игроки стали выпадать из обоймы коллективной игры, кое-кому оказались не по душе столкновения с соперником, пусть и не всегда действующим в рамках правил. Они или подолгу обиженно лежали на льду, выпрашивая «милостыню» у арбитров, или отмахивались клюшкой, по-детски стращая соперника, гневя судей и в итоге наказывая свою команду».

Сплошные перелеты и переезды (маршрут с 22 ноября по 6 декабря: Монреаль — Торонто — Виндзор — Китченер — Садбери — Норт-Бэй — Монреаль — Кингстон — Оттава — Монреаль), ни одного дня полноценного отдыха… Времени на тренировочную работу, в ходе которой можно было бы скорректировать недостатки, возникавшие в игре, не хватало. Для того чтобы хоть как-то мотивировать некоторых игроков, оказавшихся не готовыми противостоять «терроризму» канадцев, Тарасов предложил на совещании руководства делегации применить дифференцированный подход при выплате премиальных за матчи и был поддержан. Игроков, в состав не попадавших или же снимавшихся с матча из-за слабой игры, премий за победы лишали. Какую-то часть валюты благодаря этому для Спорткомитета сэкономили.

Во всех восьми матчах приняли участие Сологубов, Трегубов, Сидоренков, Уколов, Локтев, Александров, Елизаров и Копылов. В семи играли Хлыстов, Гурышев, Пантюхов и Ольков, в шести — Черепанов, в пяти — Быстров, Ёркин, Новожилов, в четырех — Снетков, в трех — Пучков, в двух — Петухов и Солодов.

Пары защитников выглядели неизменными (Сологубов — Трегубов, Сидоренков — Уколов). В двух встречах на подмену выходил Солодов. В нападении Тарасов проверил 12 сочетаний форвардов. Основными были тройки Хлыстов — Гурышев — Пантюхов (пять матчей), Локтев — Александров — Черепанов (четыре) и Елизаров — Копылов — Ольков (шесть).

Предложенный Тарасовым подход к выплате премиальных, надо сказать, стал палкой о двух концах. С одной стороны, вроде бы мощнее становится стимул: обязательно попасть в состав, сыграть изо всех сил для того, чтобы победить и попасть в состав на следующую игру. Но с другой в таких ситуациях неизбежно накапливается недовольство, проявляется чувство зависти к более удачливым партнерам — «фаворитам тренера»! В современном футболе, например, не так уж и редко встречается такая премиальная практика, при которой одинаковую сумму в случае победы получают те, кто играл, и те, кто весь матч находился на скамейке запасных. Тем самым удается избежать конфликтов «игрок — тренер» в условиях неизбежной ротации состава при напряженном внутреннем и международном календаре. Принцип прост: мы — одна команда, в любой момент каждый может выйти на поле и сыграть в интересах команды.

За примененное в Канаде финансовое «ноу-хау» Тарасову по возвращении в Москву едва не «надавали по шапке». Когда на коллегии Спорткомитета руководители делегации отчитывались о поездке, заместитель председателя Спорткомитета, женщина, по наблюдению Тарасова, «решительная и боевая», вдруг заявила о незаконных действиях тренера и потребовала провести разбирательство: куда делась валюта, отобранная у спортсменов? Однако Николай Романов, проводивший заседание коллегии, решительно отмел наговор: и действительно, излишки валюты руководители делегации сдали в кассу Спорткомитета, а за эксперимент с дифференцированной оплатой и за итоги турне по Канаде Тарасову, по его мнению, следовало объявить благодарность. Вступился за Тарасова и руководитель делегации Павел Коротков, бывший динамовец, с которым Тарасов играл в «Динамо» в чемпионате Москвы перед войной (между прочим, родной брат известного советского разведчика Александра Короткова).

Но попытка дать ход навету — сущий пустяк по сравнению с тем, что узнал Тарасов, вернувшись в Москву. Пока он ездил в Канаду и Швецию, серьезно заболела его жена Нина Григорьевна.

«Мне было тогда десять лет, — рассказывала об этом Татьяна Анатольевна Тарасова. — У мамы случился инфаркт при двустороннем воспалении легких. Я ничего не понимала в болезнях, но хорошо помню, что меня в те дни не пустили на соревнования, потому что мама умирала и неизвестно, смогут ли ее спасти. А папа в то время был в Канаде. И ему, конечно, ни о чем не говорили, никто туда не звонил, да и неизвестно, можно ли было дозвониться. А не говорили, как я понимаю, только потому, что он немедленно бы оставил команду на помощника и прилетел бы домой. Они жили в очень большой любви. Маму тогда с трудом выходили».

За матчами профессионалов в Канаде Тарасову удавалось следить с трибуны. Правда, изредка. Чаще, из-за напряженного графика турне, — по телевизору. Но в «Форуме» ему довелось увидеть игру «Монреаль Канадиенс» с «Торонто Мейпл Лифс», кое-что подсчитать, например количество и качество передач, обводок, завершающих бросков, силовых единоборств в поле и у бортов, а также длину маневра самых сильных форвардов и защитников — у Тарасова был свой метод таких подсчетов.

После матча команда пешком возвращалась по заснеженным улицам Монреаля в отель, и Тарасов спросил игроков: «Ну как, можем мы сразиться с ними?» Ответа не последовало. Вопрос свой он позже назвал «неправомерным», даже — «бестактным». «Отвечая на этот вопрос, — говорил Тарасов, — игроки должны были бы признаться, что победить профессионалов они сегодня не смогут. Сказать так — означало уронить свое спортивное достоинство, а ответить иначе — сфальшивить. Они выбрали третье — промолчали. Нужно было время, чтобы огромные впечатления, всё пережитое во время матча улеглось».

За игрой «Монреаля» с «Торонто» советская команда наблюдала с самых верхних рядов, «с высоты птичьего полета». Тарасов полагал, что «каждый игрок видел себя там, внизу, на площадке, где сражались профессионалы. И конечно, не сразу сквозь призму увиденного можно было соотнести хоккей профессионалов и тот, в который играли мы. Не так-то просто даже мысленно “наложить” модель нашей игры на действо, увиденное в “Форуме”». Для себя Тарасов после того турне задался вопросом: имеем ли мы право на встречи с профессионалами? И ответил самому себе: пока речь могла идти лишь о праве, а не о конкретной серии матчей.

Обратно сборная СССР возвращалась через Стокгольм. Остановилась в шведской столице на несколько дней. 10 и 12 декабря сыграли два товарищеских матча со сборной Швеции (7:3 и 2:1). Результаты Тарасова, по его признанию, удивили. Он полагал, что насыщенное событиями турне выхолостило его игроков, но был рад тому, что «силовая, страстная, порою жесткая борьба там, в Канаде, закалила наших ребят».

По прошествии лет над результатами той первой, исторической поездки в Канаду порой посмеивались: надо же, сборная огромной страны выиграла не все матчи у любительских команд, а в Москве их встречали как триумфаторов — с какой стати? Тарасов же, опровергая устоявшееся мнение о том, что любителей и профессионалов хоккея разделяла якобы «целая пропасть», приводит в книге «Родоначальники и новички» такие цифры: «Шесть профессиональных команд в 1957 году по 25 игроков в каждой — это 150, с ближайшим резервом — до 200 хоккеистов. Сегодня в НХЛ 21 команда. Это более 500 хоккеистов, а с резервом не менее 600. О чем говорят эти цифры? О том, что нам за океаном противостояли отнюдь не слабаки, а представители такого хоккейного слоя, из которого черпали свежие силы профессиональные клубы. Лучшие любители тех далеких лет были впоследствии призваны под их знамена. Многие из них составили костяк новых профессиональных клубов».

«Играть было непросто, — вспоминает о той поездке нападающий Станислав Петухов. — Любители канадские — ребята габаритные, масса у них большая, катаются классно. Смелые. Многие из них о профессиональной карьере мечтали, а поэтому старались с удвоенной энергией. Щелкали здорово, а мы тогда щелчки по-настоящему еще не освоили. Ну и конечно, силовая борьба. Чуть на лицевом борте притормозил, и тебя сразу же — “в тело”. Тарасов командовал: “У лицевых бортов не останавливайтесь, за воротами проезжайте!” Мы в те годы еще не все приемы силовой борьбы досконально изучили, еще было над чем нам в этом плане работать. Непривычно было играть и на их площадках малых размеров. Мы все-таки привыкли к размаху, а там было тесновато. Но привыкли мы быстро и польза была — всё же попробовали уже тогда поиграть на их площадках. В Монреале играли — огромный зал, а под потолком всего одна лампа, но мощности невероятной. Весь зал залит светом. Конечно, непривычно для нас, даже в диковинку. Акклиматизация давала первые дни о себе знать. Особенно на третий-четвертый день. Это запомнилось. Едем в автобусе, а спать хочется. Тарасов внушает: “Разминка, вертите головой в разные стороны. Не спать!”».

Итог турне по Канаде был признан достойным. И общественностью, и Тарасовым, просившим не забывать о двух немаловажных обстоятельствах. Во-первых, сильнейшие любительские команды Канады принимали гостей на своих площадках, а во-вторых, состав нашей сборной был экспериментальным. «В команду, — подчеркивал тренер, — были включены игроки самого различного плана. Хоккеисты небольшие, в “весе пера”, как Владимир Елизаров, например, и рослые, физически мощные вроде Станислава Петухова. Те, кто был склонен к индивидуальной игре, и те, одной из основных черт которых было стремление и умение сыграть в пас. Наконец, в нашей сборной были хоккеисты, предпочитавшие при разрушении атак соперников пользоваться лишь клюшкой и, наоборот, стремившиеся — уже в то время! — к хоккею контактному. В таких контактах, кстати, среди всех участников турне выделялся Николай Сологубов. Для чего был нужен этот эксперимент? Необходимо было проверить наших хоккеистов на сильнейших соперниках, выяснить, против игроков какого типа особо неудобно действовать родоначальникам хоккея и кто из наших хоккеистов способен принести им наибольшие неприятности. Эксперимент удался — он позволил сделать выводы, которые на долгие годы определили, каким быть нашему хоккею».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.