Глава девятая Эти милые буквы – К. Р
Глава девятая
Эти милые буквы – К. Р
Отец часто заходит в детскую – проведать своего первенца. Завернув в пеленки, берет на руки, ходит с ним по комнате. Нежной любовью к сыну дышат строки дневника:
…Он скоро закрыл глаза. Я подошел с ним под образа, перед которыми теплилась лампада, и стал про себя читать свои обыкновенные молитвы. Маленький крепко спал. Я не сумею выразить словами, что испытываешь, когда свой родной ребенок лежит у тебя на руках и дремлет спокойно, безмятежно, не зная ни волнений, ни забот.
И все же он не прав! У настоящего поэта, каким, несомненно, был великий князь, всегда найдутся слова для выражения собственных чувств. Вот и сейчас в его душе сплетаются в строки слова, рождается нежная и грустная «Колыбельная песня»:
Спи в колыбели нарядной,
Весь в кружевах и шелку,
Спи, мой сынок ненаглядный,
В теплом своем уголку.
В тихом безмолвии ночи
С образа, с грустью святой,
Божией Матери очи
Кротко следят за тобой.
Сколько участья во взоре
Этих печальных очей!
Словно им ведомо горе
Будущей жизни твоей.
Быстро крылатое время!
Час неизбежный пробьет:
Примешь ты тяжкое бремя
Горя, труда и забот.
Будь же ты верен преданьям
Доброй простой старины;
Будь же всегда упованьем
Нашей родной стороны.
С верою твердой, слепою
Честно живи ты свой век;
Сердцем, умом и душою
Русский ты будь человек.
Пусть тебе в годы сомненья,
В пору тревог и невзгод
Служит примером терпенья
Наш православный народ.
Спи же, еще не настали
Годы смятений и бурь;
Спи же, не зная печали,
Глазки, малютка, зажмурь.
Тускло мерцает лампадка
Перед иконой святой…
Спи же беспечно и сладко,
Спи, мой сынок дорогой!
Отец словно предчувствует, видит внутренним взором гибель сына – горе «будущей жизни твоей». И хотя сам он уйдет в мир иной раньше, не увидит эту трагедию, пророчество его, к несчастью, сбудется: князь императорской крови Иоанн Константинович, два его младших брата и несколько других родственников погибнут от рук большевиков в заброшенной шахте под Алапаевском. Только за то, что они – Романовы. Случится это в 1918 году.
А пока… пока в душе великого князя царят мир и лад. Ведь он имеет возможность практически каждый день заниматься любимым делом – поэзией. Первые публикации в журналах, первые почитатели его творчества, среди которых есть и известные поэты – разве же это не чудесно? И вот он уже готовит к публикации первую книгу стихов. Когда-то, будучи в гостях у сестры в Афинах, он выпустил брошюрку из нескольких страничек, раздарил все экземпляры родным и знакомым. Но сейчас ему кажется – это было лишь баловство начинающего поэта.
Осенью же 1885 года Константин Константинович начинает составлять настоящий сборник. Делает это неспешно, со вкусом, старается, чтобы опыт подобного рода удался. Ведь первая книга – настоящий экзамен. Выдержит ли он его перед публикой и строгими критиками? 20 мая 1886 года в дневнике появляется запись: «Составлял оглавление к своему сборнику. Корректура просмотрена и опять отправляется в печать».
Тираж планируется пока небольшой – всего тысяча экземпляров. Несмотря на повальное в ту пору увлечение в обществе поэзией, великий князь все-таки осторожничает, он пока не до конца уверен в своих силах, его мучают сомнения: действительно ли он состоялся как поэт? Он с пристрастием следит за технологическим процессом – созданием книги в типографии. 26 июля держит наконец в руках сигнальный оттиск томика: «Из Государственной типографии прислали два первых экземпляра моих стихотворений, всю тысячу пришлют на днях. Обертка удалась прекрасно».
И вот сборник вышел в свет. В него включены стихотворения, написанные великим князем в 1879–1885 годах. Книга «Стихотворения К. Р.» – небольшого формата, напечатана на очень хорошей бумаге, насчитывает 228 страниц. Стихи в ней расположены в хронологическом порядке.
В продажу сборник не поступил, все экземпляры автор выкупил и подарил родным, знакомым, друзьям и, главное, разослал тем, чье профессиональное мнение его очень интересовало: писателю И. Гончарову, любимым поэтам А. Фету, Я. Полонскому, А. Майкову, а также известному критику Н. Страхову. В письмах, прилагаемых к сборнику стихов, он просил у этих уважаемых людей «беспристрастного, строгого и даже придирчивого отзыва». Константин Константинович понимал: вердикт признанных литературных авторитетов во многом должен определить его дальнейшую поэтическую судьбу.
Конечно, ни для высших чиновников, ни для журналистов ведущих изданий не было секретом, кто скрывается за инициалами К. Р. Поэтому вскоре после выхода в свет сборника появились первые хвалебные отзывы. Приходили они от министров, членов Государственного совета, от вовсе незнакомых людей, которые под удобным предлогом искали расположения его высочества. Корреспонденция шла непрекращающимся потоком:
Продолжаю получать письма от вовсе незнакомых лиц, преимущественно женского пола, с просьбой подарить книгу моих стихов… Я, разумеется, не отказываю.
Появились восторженные статьи в таких изданиях, как «Гражданин», «Русский вестник», «Вестник Европы» и других. Разобрать, какие отклики были искренними, от чистого сердца, а какие – льстивыми, угодливыми, порой бывало сложно.
Из профессиональных литераторов первым отозвался на сборник стихов К. Р. Иван Александрович Гончаров. Еще до выхода его в свет Константин Константинович отдал писателю тетрадь со своими стихотворениями – для ознакомления. И вскоре получил воодушевляющий отзыв: «Это горсть руды, где опытный глаз отыщет блестки золота, т. е. признаки таланта».
Один из наиболее строгих, взыскательных литературных судей, Гончаров поддержал К. Р. в начале его творческого пути. Он почувствовал искренность и свежесть в стихах молодого поэта и отметил, что тот пишет «чудесно, грациозно, нежно». Высоко оценивая Константина Константиновича как прирожденного лирика, Гончаров писал ему в одном из писем:
…Вы неудержимо дорываетесь до ключа живой струи. Молодые силы взрывают почву, вода бежит, пока еще вынося с собой песок, ил, камень, сор. Но Вы (я смотрю вдаль) добьетесь, когда ключ забьет чистым и сильным фонтаном, без посторонних, неизбежных при работе примесей. Вы доработаетесь, додумаетесь, дойдете – до одной только чистой и сильной поэзии. Не говорю – дочувствуетесь, потому что сердце, чувство есть основа Вашей светлой, прекрасной, любящей натуры.
Больше всего в сборнике стихов К. Р. писатель оценил стихи, посвященные армейской жизни: «Письмо из-за границы», «Из лагерных заметок», «Умер». Он называет их «перлами» музы великого князя, и считает, что в них таланта больше, чем во всем, прежде написанном. «Почему? Потому что эти очерки взяты из Вашей собственной личной жизни и взяты прямо, непосредственно».
В дальнейшем Иван Александрович, бывало, высказывал и критические замечания, задевая самолюбие молодого поэта. Но это отнюдь не помешало упрочению дружеских отношений, взаимной приязни. Гончаров запросто, без приглашения, заходил в Мраморный дворец, чтобы прочитать своему младшему собрату по литературному цеху новый очерк, который вот-вот появится на страницах популярного журнала «Нива». Великий князь таким визитам был только рад и в ответ протягивал писателю тетрадь со своими новыми стихами.
Константин Константинович тоже бывал у своего наставника – в доме № 13 на Моховой улице. Расстояние от Мраморного дворца по столичным меркам не такое уж большое, но обстановка разнится чрезвычайно:
У него две маленькие, низенькие комнатки, письменный стол еще тот самый, на котором написан «Обломов». Я с благоговением за него подержался… На столе видел я богатую чернильницу – подарок государя к совершеннолетию цесаревича, прислав которую государь просил Гончарова писать.
О чем же они говорили в доме Гончарова? Прежде всего о творчестве поэта К. Р. К радости Константина Константиновича, знаменитый писатель относился к нему «с доверием», видел в нем «отрадное явление» и считал его «приобретением для нашей словесности».
В целом с мнением И. Гончарова о творчестве поэта К. Р. согласны те литераторы, оценка которых имеет большое значение для Константина Константиновича. Он внимательно прислушивается ко всем замечаниям и часто дорабатывает, улучшая, текст. Переписка, начавшаяся в год выхода в свет первого сборника стихов, на долгое время определяет круг его адресатов. Сейчас можно с полным правом сказать, что с момента выхода в свет сборника «Стихотворения К. Р.» молодой поэт получил признание. Причем не только у широкой публики, но и у истинных знатоков русской поэзии.
Приятно удивил, а если говорить точнее – просто растрогал Константина Константиновича А. Майков. После их первой встречи два года назад в доме графини А. Комаровской они не виделись. И вот как-то раз, когда великий князь занимался с новобранцами в ротном коридоре в Измайловском полку, к нему в казарму пришел Аполлон Николаевич, зная, что утром великого князя можно застать только на службе.
За истекшее с момента знакомства время они то и дело обменивались письмами, стихами. И вдруг – такая необычная встреча! Оказалось, А. Майков пришел выразить свое восхищение сборником молодого поэта. Майков высоко оценил его стиль, который благодаря удачному обороту «мысли или речи» мог подчас даже «увековечить» свое поэтическое произведение. Говоря о впечатлении, которое произвели на него стихи К. Р., опубликованные в первом сборнике, Майков подчеркивает, что оно – «самое радостное». В одном из писем автору он пишет: «Удивительная искренность, чудная душевная чистота – и все это в весенней обстановке юности».
Старый поэт стал частым гостем молодого – и в Мраморном дворце, и на заседаниях «Измайловских досугов». Константин Константинович тоже захаживает к нему в гости – в его квартиру на Садовой улице. Основная тема разговоров, конечно, поэзия. Но вот что интересно: не только великий князь просит известного поэта дать отзыв на его стихи, но и тот спрашивает мнение К. Р. о своем творчестве. Характерна в этом смысле запись в дневнике великого князя, сделанная 21 января 1893 года:
…Майков прислал мне новое, только что им написанное стихотворение «Аскет, спасавшийся в пустыне», прося меня дать о нем чистосердечный отзыв. Мне было очень лестно желание маститого заслуженного поэта знать мое мнение; он называл меня экспертом, что пощекотало мое самолюбие…
Сам же Аполлон Николаевич очарован стихами молодого поэта. И однажды пишет ему чудесное посвящение, которое так и называет – «К. Р.»:
Эти милые две буквы,
Что два яркие огня,
В тьме осенней, в бездорожье
Манят издали меня.
Зажжены они в воротах,
Что в чудесный мир ведут.
Мир, где только гости с неба,
Духи чистые живут.
Первый сборник стихов К. Р. привлек внимание и П. И. Чайковского. Великий композитор сразу же почувствовал их музыкальность, искренность и написал автору, что его стихотворения «так и просятся под музыку». Позже Чайковский написал на стихи великого князя романсы «Вот миновала…», «Серенада», «Я сначала тебя не любила», «Я вам не нравлюсь…», «Растворил я окно», «Первое свидание», «Уж гасли в комнате огни», «Блажен, кто улыбается…» и посвятил их Константину Константиновичу.
Даже в годы советской власти, когда творчество великого князя Константина Константиновича – августейшего поэта К. Р. находилось под запретом по идеологическим причинам, выходили в свет нотные альбомы Чайковского с чудесными мелодиями романсов, созданных на стихи нашего героя. Лирика его оказалась настолько пленительной, трогающей сердце, что романсы на слова великого князя создавали и другие известные русские композиторы, в том числе С. Рахманинов и А. Глазунов.
…Итак, книга, выхода которой с нетерпением ожидал Константин Константинович, наконец издана. Стало ясно: в России в полный голос заявил о себе новый талантливый поэт-лирик. Сам же великий князь все больше утверждается в мысли, что его истинное призвание – литература: «Достижение возможного совершенствования на поприще родной словесности составляет заветнейшую цель моей жизни».
В его письменном столе хранится рукопись поэмы «Возрожденный Манфред», работу над которой он завершил еще в 1885 году. Вот как он пишет в предисловии об истории ее создания:
По прочтении поэмы Байрона «Манфред» в одном товарищеском кружке явилась мысль изобразить душевное состояние Манфреда в его загробной жизни, вот вследствие чего был написан предлагаемый драматический отрывок. Он начинается там, где окончена поэма Байрона.
Чем же заинтересовал молодого поэта герой Байрона? Одна из основных тем его лирики – вера. Нашла она новое, более полное выражение и в этом произведении. Центральной становится идея нравственного возрождения героя с помощью веры и любви. Воплощение столь сложного замысла дается с огромным трудом. Константин Константинович признается, что работа над поэмой потребовала «неимоверных усилий, то радостных мгновений, то минут отчаяния».
Однако труд, даже самый самоотверженный, которому отданы лучшие порывы души, бессонные ночи, муки творчества, не всегда бывает оценен по достоинству. Иван Гончаров, мнением которого великий князь очень дорожил, следовал реалистической традиции в литературе, и поэму «Возрожденный Манфред», выходящую за ее рамки, раскритиковал. В марте 1885 года он дал о ней весьма нелицеприятный отзыв:
Извините, если скажу, что этот этюд есть плод более ума, нежели сердца и фантазии, хотя в нем и звучит (отчасти) искренность и та наивность, какую видишь на лицах молящихся фигур Перуджини[4].
Впрочем, критику некоторых своих произведений, высказанную Гончаровым, великий князь воспринимал спокойно, с пониманием. Она вовсе не мешала дружить ему со знаменитым писателем, искренне любить его. Весной 1890 года он с горечью пишет: «Заезжал к Ивану Александровичу Гончарову. Очень он состарился и поговаривает о близости смерти».
Предчувствие не обмануло Гончарова. Жить ему оставалось полтора года.
Вторая поэма Константина Константиновича – «Севастиан-Мученик», была по достоинству оценена современниками, опубликована в дальнейшем во многих поэтических сборниках и хрестоматиях по литературе. В основе ее сюжета – история о Севастиане, начальнике придворной стражи при римском императоре Диоклетиане. Этот человек не побоялся открыто исповедовать христианскую веру. За это подвижничество ему была уготована мученическая смерть.
На этот раз И. Гончаров обнаружил в произведении «значительные успехи в технике против прежних произведений» и написал великому князю слова одобрения. А в следующем году эта поэма К. Р. вышла в свет отдельным изданием.
Теперь уже многие любящие и знающие русскую литературу люди следили за развитием набиравшего силу таланта молодого поэта. Одним из главных таких наблюдателей был А. Майков. Его радовали успехи К. Р., и, получив от него в подарок экземпляр книги с поэмой «Севастиан-Мученик», он отослал автору ответ в стихах:
Трудное дело – поэма. Для каждого нужно сюжета
Главное – тон свой, язык свой найти, ни на миг не забывши,
Кто говорит. Например, Себастиан. Кто о нем повествует?
Старец ли, чтитель Житий и в чудесное верящий слово,
Нашего ль общества автор, к своим обращающий слово?
Можно и так взять: об нем говорит пусть его современник,
Даже язычник, его не понявший вельможа.
Это величье сквозит христианам в его недомолвках.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мелочь все это, все больше касается формы – но форма
Это одежда бессмертного духа.
Многолетняя искренняя дружба двух поэтов была прервана смертью Майкова. 8 марта 1897 года великий князь записывает в дневнике: «Вот и еще большая для меня потеря – он был главным моим советником и учителем в деле поэзии».
Такие отзывы – восторженные – поэт получает от знаменитых писателей. А что же критики? Они тоже сказали свое слово. Высокую оценку поэме «Севастиан-Мученик» дал Е. Гаршин в статье «Три поэмы», опубликованной в 1889 году. Посвятив ее творчеству А. Майкова, А. Голенищева-Кутузова и К. Р., он поставил, таким образом, молодого поэта в один ряд с маститыми литераторами. Вот так – естественно, свободно, поэзия великого князя Константина Константиновича, августейшего поэта К. Р. входит в историю русской литературы и занимает в ней достойное место.
…Первенец Константина Константиновича и Елизаветы Маврикиевны делает первые шаги, а в молодой семье опять ждут пополнения. 3 июля 1887 года появляется на свет их второй сын – Гавриил. Когда раздался первый крик новорожденного, счастливый отец вновь был рядом с женой. В ознаменование радостного события в саду, возле Павловского дворца, посажен, как и год назад, молодой дубок. Второй по счету. Вот так – рядом, вместе, как эти деревья, и пойдут по жизни оба князя императорской крови – Иоанн и Гавриил, до того самого дня, пока большевики не арестуют и не казнят безвинно Иоанна Константиновича.
Второму своему сыну, как и первому, отец посвятил стихотворение – «В детской»:
Крошка, слезы твои так и льются ручьем
И прозрачным сверкают в глазах жемчугом.
Верно, няня тебя в сад гулять не ведет?
Погляди-ка в окно: видишь, дождик идет.
Как и ты, словно плачет развесистый сад,
Изумрудные капли на листьях дрожат.
Полно, милый, не плачь и про горе забудь!
Ты головку закинь: я и в шейку, и в грудь
Зацелую тебя. Слезы в глазках твоих
Голубых не успеют и высохнуть, в них
Уж веселье блеснет; в пухлых щечках опять
Будут взор мой две мягкие ямки пленять;
И зальешься ты хохотом звонким таким,
Что и сам небосвод синим оком своим
Засияет тебе из-за сумрачных туч,
И сквозь капли дождя брызнет солнышка луч.
В следующие несколько лет количество молодых дубков возле Павловского дворца заметно увеличилось. В 1890 году в великокняжеской семье родилась дочь, названная в честь мученицы Татианы. 11 января счастливый отец записывает в дневнике:
Благодарение Господу! Сегодня жена благополучно разрешилась от бремени дочерью, при святой молитве нареченною Татианою…
Внутренно я все время мучился, что, если родится мальчик, я не найду в своем сердце столько радости, сколько надо, чтобы приветствовать появление на свет Божий маленького родного, беспомощного существа. Мне было гораздо больнее за жену, чем во время прежних родов…
А вслед за дочерью вновь рождаются сыновья: Константин, Олег, Игорь. Потом, с перерывом в восемь лет, на свет появляется Георгий, а еще через два года – дочь Наталья.
За несколько лет до рождения девочки, когда в семье было еще трое детей, великому князю приснился страшный сон, очень его взволновавший. 14 июня 1890 года он записывает в дневник:
Мне часто снятся странные сны. В ночь на вчерашний день приснилось, что у нас умирает ребенок. Такого у нас не было, его лицо было незнакомо. Муха, крадясь по нему, дошла до ресниц закрытых век и они не замигали. Тогда я понял, что наш ребенок мертв. Так страшно.
Со временем сон забылся. Но невольно вспомнился, когда крохотная Наталья тяжело заболела. Пророчество, к несчастью, сбылось – маленькая княжна умерла в тот день, когда ей исполнилось всего два месяца. Это горе навек оставило рану в душе родителей. В день, когда дочери мог бы исполниться год, Константин Константинович написал полные грусти стихи:
Угасло дитя наше бедное
В расцвете младенческих дней;
Все грезится личико бледное
Мне милой малютки моей.
Черты ее детски-прекрасные
Недетскую думу таят,
А светлые, чистые, ясные
Смежилися очи; их взгляд
Со строгостью, с грустью блаженною
Как будто вовнутрь устремлен,
Лазурь созерцая нетленную
И ангельских сил легион.
Над гробом малютки склоненные,
На милые глядя черты
Горюем мы, тайной плененные
Небесной ее красоты.
И плачем, бояся рыданьями
Смутить этот сон гробовой,
Стяжавшей земными страданьями
Бессмертия вечный покой.
Потеря была невосполнима, но ее со временем смягчило рождение 11 апреля 1906 года самого младшего в семье ребенка – дочери Веры.
Отец, в силу постоянной занятости, не мог уделять детям столько времени, сколько ему самому бы хотелось. Основная забота о них лежала на плечах матери – великой княгини Елизаветы Маврикиевны, нянюшки Варвары Михайловны (или Вавы, как ее все называли в семье), которая нянчила еще самого Константина Константиновича, воспитателей, а когда дети подросли, и учителей. И все же природная доброта отца, горячая любовь к детям притягивали их к нему, словно магнитом. Они были очень привязаны к обоим родителям и отнюдь не испытывали перед ними чувства страха, которое, как вспоминал великий князь, сам он частенько ощущал в детстве:
Глядя на наших деток, припоминаю я свое детство и дивлюсь, замечая, какая между нами разница. Никогда не были мы так привязаны к родителям, как дети к нам. Для них, например, большое удовольствие прибегать в наши комнаты, гулять с нами. Мы, когда были совсем маленькие, со страхом подходили к двери мама?.
Жизнь, наполненная новым, радостным смыслом, продолжалась…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.