Над бездной
Над бездной
Натуру Владимира Высоцкого можно назвать карамазовской. Один персонаж романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» говорит о Мите Карамазове: «Мы натуры широкие, карамазовские…, способные вмещать всевозможные противоположности и разом созерцать обе бездны, бездну над нами, бездну высших идеалов, и бездну под нами, бездну самого низшего и зловонного падения». Эта чрезмерная широта, метание из крайности в крайность, к сожалению, присуща русской душе, и эта черта является большой ее трагедией. Владимиру Семеновичу были также очень свойственны такие крайности. Об этих двух безднах написана его знаменитая песня «Кони привередливые»:
Вдоль обрыва по-над пропастью по самому по краю
Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю
Что-то воздуху мне мало, ветер пью, туман глотаю,
Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю.
Чуть помедленнее кони, чуть помедленнее!
Вы тугую не слушайте плеть.
Но что-то кони мне попались привередливые,
И дожить не успел, мне допеть не успеть.
Я коней напою, я куплет допою,
Хоть немного еще постою на краю
Нахлестывая, подгоняя своих коней, мчащихся над обрывом, поэт прекрасно осознавал, что путь этот очень скользкий, опасный, грозящий гибелью, но, слаб человек, замедлить бешеный темп своей жизни ему удавалось лишь на время.
Его страсти, грехи очень мучили его самого, он, как мог, боролся с ними. Известно, что Высоцкий неоднократно лечился от алкоголизма, у него были периоды, когда он вообще не пил, порой по нескольку лет. Об этом он и сам говорит в одной из своих песен, являющейся ответом на вопросы, которые ему часто задавали журналисты, эта песня уже упоминалась в начале книги:
Я все вопросы освещу сполна —
Дам любопытству удовлетворенье!
Да, у меня француженка жена —
Но русского она происхожденья.
Нет, у меня сейчас любовниц нет.
А будут ли? Пока что не намерен.
Не пью примерно около двух лет.
Запью ли вновь? Не знаю, не уверен.
Страсть со славянского языка переводится как страдание, и Владимир Семенович страдал от своих неправильных поступков, от пьянства, от того, что своими любовными связями причинял боль любимым людям. Совесть, этот голос Божий в человеке, у Высоцкого, безусловно, была очень обостренная.
Иногда говорят: Высоцкий мучился, впадал в депрессию, страдал нервными расстройствами, пил, потому что его гнали, преследовали, притесняли, не понимали, не издавали, не давали работать и выступать с концертами. Думаю, что это не так, поэт страдал и тосковал не только и не столько из-за этого. По тем временам Высоцкий имел очень многое. Он был одним из самых любимых и востребованных певцов и артистов. Работал в одном из самых лучших и знаменитых столичных театров, в театре на Таганке. Слава его была поистине всенародна, его песни слушали все: от простых работяг до партийного руководства. У него были деньги, связи, иностранные машины. Он часто выезжал за рубеж, а главное, имел возможность выступать там. Да, его не награждали госнаградами и званиями, его пластинки выпускали крайне неохотно, не выпускали сборники его стихов, но все это с лихвой компенсировалось всесоюзной народной славой и любовью, огромным количеством магнитофонных пленок с его песнями, которые ходили по всей стране. Думаю, что для любого истинного творца, в первую очередь, нужна обратная связь с теми людьми, для которых он работает. Творческий человек должен чувствовать, что нужен людям, чувствовать их любовь, внимание. Все это является истинной наградой и дает силу и стимул к дальнейшему творчеству. Если этого нет — не нужны никакие звания и престижные премии. Еще один важный момент: если бы Владимир Высоцкий был обычным издаваемым подцензурным поэтом, он никогда не смог бы обладать такой свободой слова и свободой самовыражения. Именно отсутствие цензурных издательских рамок с одной стороны, и огромная популярность и народная любовь с другой, позволяли ему писать и петь все, что он хотел.
Да, были периоды притеснения со стороны начальства, властей, зависть недоброжелателей, но не в этом главная трагедия Владимира Семеновича.
Больше всего он страдал от другого. От того, что видел, как губит себя, свой талант, и доставляет страдания своим близким, страдал, потому что обладал чуткой, тонко чувствующей, честной душой и непрожженной совестью. Он понимал, что так, как он живет, жить нельзя, но найти силы, чтобы вырваться из этого порочного круга, он не мог.
Что еще мучило Высоцкого, заставляло его искать успокоение в алкоголе?
Мы уже говорили о неустроенности семейной жизни поэта. И брак с Мариной Влади не решил эту проблему. Они были мужем и женой, но они не могли быть вместе, Марина жила в Париже, Владимир в Москве. Их встречи были яркими, насыщенными, но нормальной семейной жизни у Высоцкого не было. Муж и жена должны быть единым телом и душой, должны быть вместе. «Не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника…» (Быт. 2:18), — вот замысел Божий о браке. И жена должна поддерживать мужа постоянно, быть рядом с ним, особенно в трудную минуту. И Высоцкий очень нуждался в поддержке, известно, что, когда он был еще женат на Людмиле Абрамовой, она очень укрепляла его, ради нее он держался, ложился в больницы и бросал пить. Марина Влади также помогала поэту бороться с недугом, она неоднократно его спасала, но быть вместе постоянно они не могли. И Высоцкий очень страдал в отсутствие Марины.
Люди почти всегда пьют не от хорошей жизни. Пьют от потери работы, личных трагедий, неустроенности в семье, отсутствия цели своего существования. Алкоголь помогает на время уйти от проблем, экранироваться от них, забыться, получить временное облегчение от боли и тоски. Но его можно сравнить с соленой водой, которая не может утолить жажду, а только усиливает ее. Владимир Высоцкий пристрастился к вину еще в юности, и с годами его недуг усиливался и начинал брать над ним верх, как говорится в пословице: «смолоду прорешка, под старость дыра».
Спасаясь от недуга пьянства, Высоцкий погружался в работу, загонял себя до изнеможения, а потом, чаще всего, следовал очередной срыв. Чтобы снять стресс и усталость, поэт прибегал к привычному средству, хотя знал, чем это обычно кончается.
Можно сказать, что вся жизнь Высоцкого была битвой с его страстью, из которой он, увы, не смог выйти победителем.
Однажды я беседовал с человеком, который ставил и исполнял трюки в знаменитом фильме «Место встречи изменить нельзя», актером, каскадером Владимиром Юрьевичем Жариковым. Также он сыграл в этой картине одного из членов банды «Черная кошка». Владимир Высоцкий в фильме играл капитана Жеглова, одну из главных ролей. Жариков, конечно, общался с Высоцким во время съемок. Однажды у них состоялся очень откровенный разговор, во время которого каскадер призывал Владимира Семеновича опомниться, задуматься, пока не поздно, над тем, какую страшную жертву он приносит в угоду своим вредным пристрастиям. Что он убивает себя, свой талант, свою семью. Высоцкий очень грустно посмотрел на него и промолвил: «Уже поздно, я чувствую, что скоро умру».
В конце жизни Владимир Семенович написал удивительно грустную песню, она так и называется «Грусть моя, тоска моя».
Шел я, брел я, наступал то с пятки, то с носка, —
Чувствую — дышу и хорошею…
Вдруг тоска змеиная, зеленая тоска,
Изловчась, мне прыгнула на шею.
<…>
Песня эта является вариацией на цыганские темы. Поэт в своем творчестве часто обращался к цыганским мотивам. Он вообще любил цыган, неоднократно посещал цыганский театр «Ромен», будучи в Париже, встречался со знаменитым исполнителем цыганских песен Алешей Дмитриевичем, играл и пел вместе с ним. Многие песни Высоцкого навеяны цыганскими романсами. Например, песня «Во хмелю слегка» по мелодии почти полностью повторяет знаменитые «Очи черные». Песня «Кони привередливые» содержит в мелодии «Цыганочку», а его «Моя цыганская» — это просто «Цыганочка», только уже с другим, авторским текстом. И в других песнях Владимира Высоцкого иногда четко угадывается музыкальная гармония «Цыганской венгерки»: Субдоминанта, тоника, доминанта…
Цыганские песни Высоцкого почти все пронизаны тоской, предчувствием скорого конца, но сквозь эту печаль прорывается и желание уйти от мрачных мыслей, желание жить. Его песня «У меня гитара есть» кончается печально:
Что же это, братцы, не видать мне, что ли,
Ни денечков светлых и ни ночей безлунных?
Загубили душу мне, отобрали волю,
А теперь порвали серебряные струны…
А в песне «Камнем грусть висит на мне» желание жить побеждает: «Ты меня не дождешься, петля!», — звучит в конце песни.
Цыганские песни, их надрыв, слеза, грусть были созвучны душе Владимира Высоцкого, который порой страдал приступами тоски и уныния.
Пушкин и другие русские поэты и писатели также любили ездить к цыганам, в их произведениях часто можно найти обращение к цыганским темам.
На Руси вообще любят цыганские песни, они почему-то близки нам. Как поется в одном старом романсе, автор которого неизвестен:
Что так грустно, взять, что ли, гитару
Да спеть песню про любовь.
Иль поехать лучше к «Яру»,
Разогреть шампанским кровь.
Там цыганки молодые
Будут петь, плясать всю ночь.
Будут песни петь лихие,
Отгоню тоску я прочь.
Грусть, минор присущи и русским песням, подавляющее большинство песен у нас минорные, печальные, может быть, поэтому нам близки и песни цыган с их слезой, пронзительностью и надрывом. Но грустные песни дают лишь временное облегчение в тоске. Они действуют как вино — сначала помогают, облегчают боль души, а потом тоска возвращается с новой силой.
К сожалению, Владимир Семенович, хотя и, несомненно, имел веру, так и не смог войти в ограду церковную. А борьба со страстями невозможна без духовной жизни и участия в таинствах Церкви, через которые мы получаем благодать Божию, духовную энергию для борьбы с грехом. Настоящее успокоение души, освобождение от страстей может дать только Бог:
«Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф. 11: 28)
Невоцерковленность — эта еще одна наша общенациональная трагедия. Ведь даже сейчас, при отсутствии гонений на Церковь и очень большом количестве храмов, подавляющее большинство нашего народа находится вне церковной жизни. Поэтому и живем мы так плохо.
У Высоцкого было много друзей, приятелей, он был постоянно окружен людьми, нередко бывал в шумных, порой пьяных компаниях, но не нашлось среди его окружения человека, способного понять его метущуюся душу, разделить его духовные искания и привести к Церкви. Помните, у евангельского расслабленного, лежащего близ Овчей купели, не было человека, который помог бы ему опуститься в купель для исцеления. Так же случается и в жизни; иногда очень трудно бывает человеку в одиночку дойти до Церкви, особенно когда вокруг царит безбожие. К несчастью, люди, окружавшие поэта, порой не только не поддерживали его, но, наоборот, подталкивали ко греху, пользуясь его слабоволием и мягким характером. Свое духовное одиночество Высоцкий остро переживал. Сохранилась его песня, малоизвестная широкому кругу слушателей, написанная на стихи Андрея Вознесенского. Это тот редкий случай, когда Высоцкий пишет песню не на свои стихи, видимо, это стихотворение оказалось крайне близко ему, созвучно тому, что он сам чувствовал и переживал. Написана песня в форме молитвы к Богу. Вот строки из нее:
Не славы и не коровы, не тяжкой короны земной,
Пошли мне, Господь, второго, чтоб вытянул петь со мной,
Прошу не любви ворованной, не милости на денек,
Пошли мне, Господь, второго, чтоб не был так одинок.
Чтоб было с кем пасоваться, аукаться через степь,
Для сердца, не для оваций, на два голоса спеть.
Чтоб кто-нибудь меня понял, не часто, ну хоть разок,
Из раненых губ моих поднял царапанный пулей рожок.
Известно, что в 1969 году поэт в первый раз пережил клиническую смерть, второй раз он прошел через это двадцать пятого июля 1979 года, случилось это ровно (день в день) за год до его кончины в 1980 году. Все люди, пережившие подобное, как правило, приобретают в той или иной степени веру. Там атеистов нет. Но, к сожалению, не все прошедшие даже через такое тяжелое потрясение приходят к подлинно духовной и церковной жизни. В 1977 году Высоцкий пишет песню «Райские яблоки», она, безусловно, навеяна опытом переживания им клинической смерти. Он пишет о своем умирании и возвращении в тело, но то, что он описывает, не нужно принимать за какое-то подлинное видение или откровение. Это аллегория, образ того, как он сам на тот момент, понимал загробный мир. Картина получилась очень сумбурной, непонятной, многие люди вообще не могут понять: о чем эта песня? Но реалии загробного мира закрыты даже для людей, знающих учение Церкви о рае и аде, ибо «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2:9). Что такое райские обители, мы узнаем только после смерти, когда, по учению Церкви, каждой душе с третьего по девятый день будут показаны селения рая. И неудивительно, что человек невоцерковленный, не просвещенный в духовных вопросах, понимает реалии жизни вечной согласно собственным, очень искаженным представлениям. Эта песня даже не о поездке в рай, а о состоянии большой тревоги и о болезненном предчувствии близкой кончины.
Я когда-то умру — мы когда-то всегда умираем, —
Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, —
Не скажу про живых, а покойников мы бережем.
В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок,
И ударит душа на ворованных клячах в галоп.
В дивных райских садах наберу бледнорозовых яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Прискакали — гляжу — пред очами не райское что-то:
Неродящий пустырь и сплошное ничто — беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота,
И огромный этап, тысяч пять, на коленях сидел.
<…>
Герою песни удается проникнуть за райские ворота.
Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?!
Мне — чтоб были друзья, да жена — чтобы пала на гроб,
Ну, а я уж для них наворую бессемечных яблок…
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
В онемевших руках свечи плавились, как в канделябрах,
А тем временем я снова поднял лошадок в галоп.
Я набрал, я натряс этих самых бессемечных яблок -
И за это меня застрелили без промаха в лоб.
И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых,
Кони — головы вверх, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Я тебе привезу — ты меня и из рая ждала!
Поэт, к большому сожалению, не понимает, что такое рай, он только чувствует, что по своей жизни, далекой от нравственности, недостоин райского блаженства, и считает, что рай для него закрыт как некий секретный охраняемый объект. Как в русской пословице: «Рад бы в рай, да грехи не пускают». Но он приезжает туда «на ворованных клячах» и хочет попасть туда с черного хода, обманным путем, чтобы украсть часть райских благ и вернуться на землю, где ему хорошо с любимой.
Он не готов к райской жизни, она для него непонятна, ему хочется еще пожить на земле. Несмотря на спорность этой песни, она отражает его настроение и предчувствие скорого ухода. Это тревожит, но не заставляет задуматься о покаянии, а ввергает в тоску, как и в песне «Моя цыганская». Он нисколько не сомневается в бессмертии души, но не видит себя в той будущей жизни, даже рай пугает его своей неизвестностью и недоступностью, в нем говорит обычный для всех людей страх смерти. Он не знает, что двери райские открываются покаянием, ибо нет греха непрощаемого, кроме нераскаянного. Да и рай — это совсем другое место: область света и божественной любви. Но все это, к сожалению, неизвестно поэту. Кто слышал запись этой песни, знает, что Высоцкий исполнял ее с какой-то беспредельной щемящей тоской, с криком души, и в этом крике слышится, в том числе, и присущая всему человечеству тоска о потерянном рае.
А в год смерти Владимир Семенович пишет стихотворение «Две просьбы», также пронизанное предчувствием скорого конца, в ней поэт просит у Бога продлить его дни. Вот строки из него:
Чту Фауста ли, Дориана Грея ли,
Но чтобы душу — дьяволу, — ни-ни!
Зачем цыганки мне гадать затеяли?
День смерти уточнили мне они…
Ты эту дату, Боже, сохрани, —
Не отмечай в своем календаре, или
В последний миг возьми и измени,
Чтоб я не ждал, чтоб вороны не реяли,
И чтобы агнцы жалобно не блеяли,
Чтоб люди не хихикали в тени, —
От них от всех, о Боже, охрани —
Скорее, ибо душу мне они
Сомненьями и страхами засеяли!
Что очень важно, Высоцкий говорит этими стихами, что очень хочет жить, но не ценой продажи души и совести. Он любил жизнь, но для него более важно было, не сколько прожить, а как.
Интересный факт: мне приходилось видеть авторскую рукопись этого стихотворения, где рукой самого поэта Имя Божие неоднократно написано с большой буквы. В 1980 году слово Бог мог написать с заглавной буквы только верующий человек.
