VI
VI
Эпилог истории удивителен. Браунинг тотчас решил бесповоротно порвать с прошлым. Через несколько дней после смерти Элизабет Пену отрезали локоны; костюмчики с бантами заменили на строгую мальчишечью одежду; Роберт поспешил уехать из Италии, чтобы мальчик воспитывался как английский boy. Но от столь быстрой перемены воспитательных методов ребенок так никогда и не оправился. Отец продолжал опекать его с неловкой заботливостью, но больших успехов не добился.
Начиная с 1863 года Браунинг вел очень активную творческую жизнь, и его стихи обрели наконец читателя. И снова он искал (или думал, что ищет) женщину-покровительницу. Некоей мисс Джулии Веджвуд он писал: “Вы возьмете меня за руку и поведете — если я Вас не утомлю”. Так что верно, будто в судьбе каждого мужчины особая роль отведена женщине, и роль эта должна быть распределена между многими, текст без изменений переходит от одной исполнительницы к другой. Однако теперь поэт знал: если дух твой мечтает воспарить, лететь ввысь он должен в одиночку. Чужие крылья только мешают. Да и риск большой: двое могут столкнуться и вместе рухнуть на землю.
Не отрекаясь от былой любви, Браунинг все же сознавал, что вернувшееся одиночество было ему во благо. И он решил целиком, не тратя впустую, отдать творчеству оставшиеся годы жизни. Джулия Веджвуд, которая нарисовала себе заманчиво поэтический образ безутешного вдовца, попыталась было создать что-то вроде брака втроем: она сама, он и покойница Элизабет. Он отверг эту идею, и разочарованная женщина попросила больше ее не беспокоить. Напечатав свою главную поэму “Кольцо и книга”, он послал ей томик. Джулии поэма не понравилась, она написала ему об этом, и он обнаружил, что ее критические замечания были точно такими же, какие сделала бы Элизабет.
После смерти жены он не испытал тех мук, в которые погрузила его кончина матери. Он вспоминал Элизабет со спокойной душой, без горечи и угрызений совести. Он знал, что их большая любовь не переросла в ту духовную общность, которую он себе вообразил и о которой мечтал. “Я не хотел бы воскресить свое прошлое… Хотя, кажется, оно и было моей настоящей жизнью: ни до, ни после у меня не было ничего. Оглядываясь назад, я вижу всю свою жизнь — и жизнь эта невыносима. Я неизменно думаю об этом, перечитывая “Одиссею”. Гомер вложил в уста греческих воинов, говорящих о Трое, такие слова: “В Трое, где греки столько страдали…” Но ведь вся их жизнь сконцентрирована в тех десяти годах, когда они осаждали Трою”.