XIV. Холодный прием

XIV. Холодный прием

Среди поросших вереском холмов Дартмура, неподалеку от пресловутой Дартмурской тюрьмы, стоит небольшой каменный дом с высокой соломенной крышей. Это гостиница «Хаунд Тор Инн». Весной 1952 года в ней было всего два постояльца: норвежская чета с трудной фамилией Хейердал. Они в самом деле бежали от шума и славы, бежали, потому что нуждались во времени и покое, чтобы дописать книгу «Американские индейцы в Тихом океане», которая должна была выйти летом того же года. Если не считать их друзей-археологов в Санта-Фе, ни один ученый еще не потрудился прочесть объемистую рукопись. Но после успеха книги о «Кон-Тики» легко было найти издателей для научной монографии с подзаголовком «Теория, легшая в основу экспедиции „Кон-Тики“».

День и ночь, почти не выходя из комнаты, оба постояльца работали с книгами и рукописями при свете керосиновых ламп перед горящим камином. Всю весну они были так загружены, что Тур не мог даже выбрать времени, чтобы съездить в ближайший город и постричься. Кончилось тем, что Ивон взяла ножницы и сама обкорнала его. Подготовив книгу к печати, они переехали в отель «Гайд-парк» в Лондоне, и Тур пошел к парикмахеру.

Тот пристально посмотрел на него и спросил:

Простите, сэр, но вы не могли бы сказать, где вас стригли последний раз?

— В Дартмуре, — последовал короткий ответ.

Парикмахер поджал губы.

— Я так и думал, сэр. Типичная прическа.

Сдав на почту бандероль весом в пятнадцать фунтов, адресованную издательству в Стокгольме, Тур облегченно вздохнул. Пятнадцать лет прошло, как он, вернувшись с Фату-Хивы, начал этот обширный труд. После экспедиции на плоту, он, как только выдавалась свободная минута, опять садился за письменный стол. Вставок и дополнений было столько, что Ивон — она перепечатывала рукопись на машинке — приходила в отчаяние, принимая от Тура листы длиной до трех-четырех метров. Он был вынужден бросить все силы на завершение рукописи, ибо те самые ученые, которые прежде отказывались ее читать, теперь громче всех корили его за то, что он-де напечатал, популярную книжку, прежде чем опубликовал научные данные. Большинство нападок появлялось в газетах, и Туру постоянно приходилось отрываться от работы, чтобы защищаться на страницах печати.

Мало кто из следивших за ответными выступлениями Тура в журналах и газетах по-настоящему знал подоплеку спора. Большинство не подозревало, что плот не только бороздил Тихий океан — он всколыхнул океан застывших представлений о Полинезии. Доказательство того, что бальсовый плот мог дойти из Южной Америки до островов Южных морей, было многим исследователям не по нраву. Рухнула основа изрядного количества догм и воззрений. До сих пор в науке безраздельно господствовал взгляд, что Полинезия лежала вне пределов досягаемости для замечательных культур доколумбовой Южной Америки. Теперь этнографам, археологам и биологам пришлось вдруг пересматривать свой подход к целому ряду фундаментальных проблем. Вот почему они восприняли книгу о «Кон-Тики» далеко не так восторженно, как большинство литературных критиков. Образно говоря, экспедиция сопровождалась вихрем, какого Тур совсем не ожидал.

Давайте же посмотрим, что произошло, когда весть об успешной экспедиции дошла до ученых.

Прежде все они отвергали Новый Свет как источник, откуда на острова восточной части Тихого океана могло проникнуть древнее культурное влияние, а также домашние животные и культурные растения. Повторим слова крупнейшего авторитета по истории Полинезии Питера Бака:

«Поскольку у индейцев Южной Америки не было ни судов, ни мореходных навыков, необходимых, чтобы пересечь просторы океана, отделяющие их берега от ближайших островов Полинезии, их никак нельзя считать переносчиками».

А что стали говорить те же самые ученые после экспедиции «Кон-Тики»?

Первым отозвался упомянутый Питер Бак, он дал интервью новозеландской газете «Окленд стар». Мировая печать немедленно воспроизвела это интервью, предвкушая схватку. «Вся эта „затея с Кон-Тики“, вызывает смех у сэра Питера Бака», — гласил крупный заголовок в «Окленд стар». Дальше следовало: «…на беду сэр Питер находился со своей собственной экспедицией на Капингамаранги (Каролинские острова), когда горстка молодых норвежских ученых не так давно вышла в море на плоту из бальсовых бревен, чтобы опровергнуть широко известную теорию Бака о происхождении полинезийцев. Теперь, вернувшись на родную землю, сэр Питер дает отпор.

— Эта затея с „Кон-Тики“? — Откинув голову назад, он разражается хохотом. — Великолепное приключение, — говорит сэр Питер. — Но неужели вы допускаете, что кто-нибудь назовет это научной экспедицией?!

Знаменитый этнограф, человек, физическая сила которого равна его уму, покачал руками, будто борец, готовый схватиться с противником. И продолжал развивать свою мысль.

— Эти норвежцы, — сказал он, — хотят, чтобы мы поверили, будто доинкские перуанцы ловили рыбу в прибрежных водах и попадали в течение Гумбольдта. И в конце концов благополучно высадились где-то и стали отцами полинезийской расы. — Он снова расхохотался. Потом задумчиво потер одно ухо. — Я еще ни разу не видел, чтобы рыбаки брали с собой женщин. А ведь, по их теории, индейцы высаживались на необитаемых островах, — кто же стал матерями наших полинезийцев?»

Тур был поражен такой реакцией ученого; ведь исход опыта с плотом должен был заинтересовать Бака ничуть не меньше, чем его, Хейердала. Тур ответил в печати, что возражение Питера Бака с таким же успехом можно отнести к мигрантам из Азии — или азиатам были известны другие способы размножения? Кстати, испанцы, открывшие Перу, записали черным по белому, что на первых встреченных ими в море бальсовых плотах были инкские женщины.

Отзыв Бака обошел всю мировую печать, ответ Тура попал только в скандинавские газеты. Правда, его поддержала одна молодая американка, которая в юмористическом письме в «Лайф» заявила, что охотно докажет возможность заселения Полинезии из Южной Америки, если мистер Хейердал в следующий раз возьмет ее с собой в плавание.

Затем одна из газет Осло поместила выпад известного американского ученого профессора Ральфа Линтона, того самого, который во время войны помог Туру продать свою маркизскую коллекцию в Нью-Йорке. Линтон был среди тех, кто опасался, что плавание кончится бедой, и отговаривал Тура выходить в океан. Теперь он заявил репортеру, что теория Хейердала не годится, потому что «бальса, одно из главных доказательств Хейердала, не растет на западных склонах Анд».

Тур возразил в той же газете:

«До экспедиции „Кон-Тики“ говорили, что плавание через океан не могло удаться индейцам и не удастся нам, потому что плот сделан из легкой пористой бальсы… После того как плавание успешно завершено, заявляют, что оно удалось, потому что плот был сделан из бальсы, которой индейцы западного побережья Южной Америки якобы не знали».

И он назвал труды по ботанике и истории, из которых явствовало, что бальса росла на севере и востоке царства инков. Линтон много лет отмалчивался, потом признал в «Эмерикен антрополоджист», что Хейердал «на деле доказал возможность дрейфа бальсовых плотов в Полинезию, из чего следует вероятность двустороннего сообщения».

Осенью 1949 года, вскоре после опубликования интервью Бака и Линтона, в Нью-Йорке открылся XXIX Международный конгресс американистов. Эти конгрессы, как правило, созывают через год; на них приезжают специалисты по древним народам и культурам Америки. На конгрессе 1949 года, в котором Тур не участвовал, археологи Гордон Экхолм и Роберт Хейне-Гельдерн устроили выставку «Через Тихий океан». Выставка показала, в частности, что особого рода рыболовные крючки из кости, раковин и камня, которыми пользовались мигрирующие полинезийцы, фактически идентичны типам, известным у древних цивилизаций тихоокеанского побережья Северной и Южной Америки. Ни в Индонезии, ни в Юго-Восточной Азии не было найдено даже отдаленно похожих крючков.

Об этом важном аргументе в пользу теории Тура умолчали его противники, утверждавшие, что переселение шло в направлении, противоположном дрейфу «Кон-Тики».

Вернувшись на родину с конгресса, датский профессор Кай Биркет-Смит в интервью одной копенгагенской газете заявил, что ученые договорились не упоминать об экспедиции «Кон-Тики». Интервью было напечатано под заголовком: «Замолчать экспедицию „Кон-Тики“». А через несколько дней по всему Копенгагену были расклеены красочные плакаты с изображением плота — вышло датское издание книги о «Кон-Тики».

Да, трудновато было бы замолчать экспедицию в разгар «горячки Кон-Тики»…

В Швеции, где успех Тура был особенно велик, его ожидала и самая ожесточенная критика. Специалист по Тихому океану ботаник Карл Скоттсберг отнюдь не был сторонником тактики замалчивания. Напротив, он написал рецензию на «Экспедицию Кон-Тики» так, словно это был научный труд, — прием, к которому потом прибегали ученые и в других странах. В видной гётеборгской газете он признал плавание «Кон-Тики» замечательным спортивным достижением, и книга-де превосходная, но моряк Хейердал вовсе не ученый, читатели не могут принять всерьез его научные доводы. Хейердал пишет об острове Пасхи, а сам никогда не бывал там. Зато он, Скоттсберг, был на Пасхе, изучал местную флору. И он может сообщить, что рассказ Хейердала о том, как могли быть воздвигнуты гигантские статуи, неверен. К тому же в книге неправильно указаны их размеры. Автору следовало бы, прежде чем садиться писать книгу, почитать труд французского этнографа Метро об острове Пасхи.

Тур немедленно сообщил в той же газете, что предполагаемый метод установки статуй как раз описан у Метро, а что до их размеров, то они взяты из книги путевых очерков самого Скоттсберга!

Чтобы выйти из неловкого положения, ботаник обратился к латыни. Не вдаваясь в аргументацию, он просто заметил, что Hibiscus tiliaceus, Thespesia и Triumfetta — ботанические свидетельства того, что люди пришли в Полинезию со стороны Азии. И добавил, что на этом считает дискуссию законченной. Профессор не знал, что его молодой оппонент как раз в это время готовил ботанический раздел своего труда «Американские индейцы в Тихом океане». Тур сразу ответил, что ни одно из этих растений не может служить аргументом, так как все три способны распространяться без помощи человека, a Hibiscus tiliaceus к тому же был столь же обычным в Южной Америке, как в Азии.

Скоттсберг воздержался от дальнейшего спора. Прошло восемь лет, прежде чем он снова выступил в газете, причем он пересмотрел свои взгляды и, как мы увидим дальше, полностью поддерживал Тура.

Но молодой гётеборгский археолог Стиг Рюден не замедлил выдвинуть на страницах гётеборгской газеты другое возражение. Хейердал-де говорит в своей книге о развалинах Тиауанако в Южной Америке, но единственными авторитетами, основательно изучившими это древнее культовое поселение, являются он, Рюден, и американский археолог доктор В. Беннет. По теории Хейердала, легендарный солнце-король Кон-Тики Виракоча некогда покинул это место и ушел в Тихий океан вместе со своими белыми бородатыми сподвижниками. Но такой легенды нет, это все выдумано. Тамошние индейцы такие же «краснокожие» и безбородые, как и все другие. К тому же «борода» тиауанакского бога, изображенного на парусе «Кон-Тики», может быть, вовсе и не борода, а кольцо, продетое сквозь нос!

Отвечая Рюдену, Тур документально показал, что легенда была записана первыми испанцами, попавшими в Тиауанако. Он процитировал также известных историков Вильяма Прескотта и Фридриха Гумбольдта. «Сюжет о бородатых белых людях повторяется в большинстве их легенд», — писал Прескотт об инках. Гумбольдт сообщал о развалинах Тиауанако: «…когда пришли испанцы, местные жители приписывали эти постройки белым бородатым людям, которые населяли Кордильеры задолго до основания империи инков». А голова на парусе «Кон-Тики» — копия с зарисовки каменного изваяния, найденного в Тиауанако тем самым Беннетом, на которого ссылается Рюден. Причем зарисовку сделал сам Беннет, и это он заключил, что статуя изображает бородатого человека.

Полемика в гётеборгской газете тянулась неделями, но последнее слово осталось за Туром, и Рюден никогда не смог ему этого простить. Что до Беннета, то он не включался в спор, пока через два года не вышел научный труд Тура. После этого он выступил с критической рецензией в «Нью-Йорк таймс», где, однако, признавал: «Количество и качество материала, собранного мистером Хейердалом, слишком велико, чтобы им пренебрегать. Отныне придется принимать во внимание американские вклады в полинезийские культуры».

В разгар «гётеборгской» дискуссии Туру нанесли удар с другой стороны, который ранил его так глубоко, что он едва не прекратил борьбу. В это время он вовсю трудился в Стокгольме, завершая перевод фильма «Кон-Тики» на широкую пленку. Как-то ночью, когда он, смертельно усталый, вернулся в гостиницу, раздался телефонный звонок. Звонили из Хельсинки. Финское телеграфное агентство запрашивало, что он собирается ответить на серьезное обвинение в «Нюа прессен», одной из ведущих хельсинкских газет. Профессор Рафаэль Карстен, крупнейший этнограф Финляндии, открыто обвинил Тура и его товарищей в мошенничестве. В статье под огромным заголовком «Кон-Тики — блеф» профессор называл теорию Хейердала сплошной ерундой. Ссылаясь на цитаты, якобы взятые из книги про экспедицию, он утверждал, что плот, который пересек Тихий океан, вовсе не был инкского типа. Будто бы, по словам самого Хейердала, плот «был намеренно сделан так, что если бы он перевернулся, то все равно мог бы плыть дальше». Карстен заключал: «Если хоть половина того, что рассказано в книге, правда, участники только чудом остались живы. Но, как известно, чудеса довольно редки».

Тур был настолько поражен, что смог только ответить репортеру, который ему позвонил, что никогда не говорил и не писал ничего подобного.

А профессор тут же выступил с новой статьей, утверждая, что цитаты взяты из книги про «Кон-Тики».

Впервые за много лет, что Тур отстаивал свою теорию, у него было такое ощущение, словно рушится все его незавершенное творение. Почтенный профессор на виду у всех налепил на него ярлык «обманщика», половину книги назвал ложью. А тут еще телепринтеры поспешили передать оскорбительное заявление Карстена в другие страны.

«Кон-Тики разоблачен», — твердили финские газеты, «Скандал в благородном научном семействе: знаменитый финский ученый называет путешествие „Кон-Тики“ блефом», — кричал заголовок одной из шведских газет. «Теория Кон-Тики — рекламный трюк?» — вопрошала датская пресса. «Блеф… Блеф!» — отдавалось эхо в норвежской печати.

Тур совсем сник. Несколько дней он ходил как оглушенный. Мысли путались, в ушах без конца звучало обвинение Карстена. Он не мог сосредоточиться, чтобы написать толковый ответ, его впервые мучила бессонница. Где бы он ни появлялся, непременно заходила речь о самом неприятном…

Наконец Тур поместил в стокгольмской «Свенска Дагбладет» статью, где показал, что в книге «Экспедиция Кон-Тики» нет слов, приводимых профессором, Карстен попросту подделал цитаты. Шесть человек рисковали жизнью, чтобы доказать, что бальсовый плот может пересечь Тихий океан с востока на запад. Пусть Карстен, сидя в удобном кресле, сколько угодно теоретизирует насчет миграций против ветра и течения, он обязан во всяком случае признать факт успешного плавания «Кон-Тики».

Карстен ответил в той же газете. Теперь он отрицал, что употребил слово «мошенничество». Заголовок «Кон-Тики — блеф» придуман в редакции, сам он озаглавил свою статью «Так называемая экспедиция „Кон-Тики“ в Тихом океане». И он не называл теорию Тура «сплошной ерундой». Это-де тоже выдумка репортера.

Через «Нюа прессен» товарищи Тура по плаванию обратились с открытым письмом к Карстену. Они требовали, чтобы он либо указал, что именно в книге про экспедицию является неправдой, либо публично отказался от своих обвинений. Здесь же был помещен ответ Карстена. Дескать, он не говорил о лжи, просто назвал «чудом» успешный исход экспедиции «Кон-Тики». «Это вовсе не означает, что я обвинил Хейердала во лжи. Напротив, это означает, что я признаю факт, хотя, как и большинство читателей, считаю его почти чудом».

Другие газеты не опубликовали опровержений Карстена, поэтому далеко не все читатели узнали, что он отверг свою причастность к обвинениям Тура в нечестности. Зато появилась заметка, будто профессор поклялся разнести «безмозглую» теорию Хейердала, если тот когда-либо издаст свой обещанный «научный» труд.

Пока шла эта газетная возня, призванная свести на нет научное значение экспедиции, Тур получил письмо, придавшее ему новые силы. Знаменитый шведский путешественник Свен Хедин писал:

«Я с большим интересом и волнением слежу за вашей научной работой и надеюсь, что она достойно увенчает замечательное плавание. В того, кто вершит большие дела, непременно вонзаются когти воронов зависти и сомнения. Но это значит так мало — и это входит в игру».

У Тура сложилось впечатление, что ученый мир противостоит ему единым фронтом. Но скоро оказалось, что у него есть приверженцы, о которых он не подозревал. Осенью 1949 года, когда со страниц скандинавской печати вовсю дул противный ветер, его пригласил к себе генеральный секретарь Шведского географического и антропологического общества доктор Карл Маннерфельт. В доме Маннерфельта Тур познакомился с профессором Улуфом Селлингом, одним из самых молодых и талантливых ученых Швеции. Селлинг специализировался на Тихом океане и немало поработал в Полинезии. Его интересовала древняя растительность Океании, поэтому он хорошо изучил ветры, течения и миграции людей, способствующие переносу растений. Селлинг работал очень тщательно, он составил одну из лучших в мире картотек богатой литературы о Полинезии. Эта картотека сослужила великую службу Туру. Беседа в доме Маннерфельта под Стокгольмом тоже сыграла важную роль не только для Тура, но и для обоих шведских ученых; они со временем стали его близкими друзьями. Селлинг познакомился с обширным материалом, который Тур подготовил к печати. Работа Хейердала произвела на него сильное впечатление; он писал впоследствии: «Таким образом, история Полинезии была привязана к прочной географической основе — циркуляции атмосферы и течений в Тихом океане».

Профессор Селлинг раскусил суть нападок на руководителя экспедиции «Кон-Тики». Кое-кто из оппонентов, несомненно, извращал факты, и все они, вместе взятые, поспешили обрушиться на новичка, не дожидаясь, когда выйдет объявленный им научный труд. В хорошо аргументированной статье Селлинг показал, что теория о дрейфах из Юго-Восточной Азии через Северо-Западную Америку на Гавайские острова подтверждается данными о древних метеорологических условиях, о которых говорилось в его докторской диссертации, посвященной палинологии Гавайского архипелага. После этого он написал яркую «Критику критики „Кон-Тики“».

Возможно, доктор Маннерфельт неспроста свел вместе двух молодых тихоокеанистов. Доброе впечатление, которое Тур произвел на Селлинга, конечно, сыграло свою роль, и Шведское антропологическое и географическое общество задолго до того, как какое-либо другое научное учреждение пожелало выслушать Хейердала, пригласило его выступить с докладом.

И когда Общество двадцать третьего сентября 1949 года предоставило возможность «авантюристу» изложить ученой аудитории свои взгляды с последующей дискуссией, это было сенсацией.

А потом Общество единогласно постановило присудить медаль Ретциуса за 1950 год Туру Хейердалу «за организацию и проведение экспедиции „Кон-Тики“ с научной целью». Пожалуй, это событие явилось самым важным во всей научной карьере Тура — впервые был посрамлен основной аргумент оппонентов, что-де плавание «Кон-Тики» было всего-навсего спортивным подвигом.

Один профессор-этнограф почувствовал себя обойденным и так возмутился, что за день до официального сообщения о решении Общества заявил в одной из стокгольмских газет: «Не скупо ли это будет — вручить сребреник стоимостью около 9,75 кроны человеку, который заработал на своем путешествии 4 миллиона».

Селлинг немедленно ответил, что цифра «4 миллиона» вымышленна, руководитель экспедиции только недавно рассчитался с кредиторами.

На родине Хейердала ему еще нигде не предоставили трибуны, чтобы послушать его научные аргументы. Минуло три года после плавания, а «плотоводец» еще не был признан научными кругами Норвегии, хотя его бывшие преподаватели в университете профессора Бонневи, Брох и Вереншёльд устно и письменно назвали его ученым в полном смысле слова. Географ Вереншёльд, крупный знаток океанских течений и миграционных путей, писал: «Кто не верит в его результаты, должен вооружиться тяжелой артиллерией, если хочет опровергнуть его теорию».

Вскоре после вручения Туру медали Ретциуса профессор Ханс Альман, занимавший пост председателя Шведского антропологического и географического общества, был назначен в Норвегию послом. Прибыв в Осло, он в газетном интервью бросил перчатку своим норвежским коллегам: «„Кон-Тики“ — блестящее предприятие. Шведское географическое общество считает честью для себя, что присудило медаль Туру Хейердалу».

Через несколько месяцев Тур получил запрос из Норвежской академии наук: не согласится ли он сделать доклад о научных целях и итогах экспедиции «Кон-Тики»? О своем желании присутствовать на докладе заявил король Хокон. Госпожа Алисон Хейердал тоже была приглашена. Правда, друг Тура, профессор этнографии Гюторм Ессинг посоветовал ей не приходить, дескать, два академика-языковеда готовят докладчику страшный разгром. Однако слова Ессинга ее не отпугнули.

Естественно, Тур сделал главный упор на основной аргумент своих оппонентов — язык. Он согласился, что языковедами установлено далекое, но неоспоримое лингвистическое родство, из которого следует, что на заре времен малайские народы и предки полинезийцев вышли из какого-то общего центра в Юго-Восточной Азии. Малайцы сразу перебрались на ближайший к материку архипелаг, а полинезийцы прошли через Северо-Западную Америку. Полинезийцы никогда не были малайцами, и малайцы никогда не были полинезийцами. И те и другие раздельными путями достигли своих изолированных островных групп, выйдя из юго-восточной части Азиатского материка. Географическая обстановка и археологические находки, считал Тур, подтверждают, что полинезийцы не шли прямо на восток против ветра и течения, а следовали по дуге большой окружности с океанским течением через север Тихого океана.

После доклада председатель предложил начать дискуссию. Несколько человек, преимущественно географы, поддержали докладчика. Профессор Ессинг высказал свое одобрение как этнограф, но потом, повернувшись к языковедам, сообщил, что у них есть очень веские возражения. В зале стало совсем тихо. Наконец и король повернулся посмотреть, где же оппоненты. Тогда один из них, признанный во всем мире авторитет по азиатским языкам, медленно встал и объявил, что коль скоро Хейердал выводит позднюю волну переселенцев из Юго-Восточной Азии, его возражения отпадают.

— А что скажешь ты? — обратился он ко второму оппоненту, прежде чем сесть.

Второй нерешительно встал.

— Я согласен с моим коллегой, — сказал он и тоже сел.

Когда король после заседания пошел из зала, госпожа Алисон шагала следом за ним с гордо поднятой головой.

В начале 1951 года Тур получил еще две научные награды — золотые медали Королевского шотландского географического общества и Французского географического общества. В том же году норвежский король наградил его орденом Св. Улава, а Норвежское географическое общество воспользовалось случаем, чтобы пригласить его выступить с докладом для членов Общества, причем Тур был избран почетным членом.

До сих пор Тур находил поддержку преимущественно среди географов и биологов, а этнографы и археологи упорно отказывались признать его ученым. Он продолжал отражать атаки как незнакомых коллег, так и псевдоученых и не покладая рук трудился, чтобы завершить свой объемистый научный труд, призванный убедить даже самых отъявленных скептиков.

Предоставив документальному фильму «Кон-Тики» говорить за него в кинотеатрах разных стран, Тур в 1950–1951 годах перестал сам выступать с лекциями. Но в Париж он приехал и первым делом узнал, что видный французский этнограф Альфред Метро, некогда учившийся в Гётеборгском университете, дал толчок новой критической волне во Франции. В научном журнале он изобразил Тура авантюристом, не обладающим специальными знаниями, а в его интервью, данном накануне приезда Хейердала одной парижской газете, были слова «слабый исследователь». Всемирный авторитет по каменным идолам острова Пасхи, Метро утверждал, что Хейердал неверно пишет в «Экспедиции Кон-Тики», будто есть какое-то сходство между пасхальскими изваяниями и древними статуями Южной Америки. Репортеры прямо на аэродроме вручили Туру эту газету, желая получить немедленный ответ. Но Тур не, стал отвечать, а попросил устроить ему личную встречу с новым оппонентом.

На следующее утро его привели в кабинет Метро в ЮНЕСКО. За столом сидел знаменитый этнограф и рядом с ним доктор Леман, специалист по археологии Южной Америки, сотрудник Музея человека в Париже. Пришел и представитель газеты, поместившей выпад против Хейердала.

Как только началась дискуссия, Тур открыл портфель и достал объемистую, больше восьмисот страниц, верстку своего труда «Американские индейцы в Тихом океане». Он показал озадаченным оппонентам иллюстрации, подтверждающие сходство статуй, построек и рыболовных снастей Южной Америки и Полинезии. Отвечая на вопросы обоих специалистов, он ссылался на тысячу с лишним источников, цитированных в книге. Все возражения оппонентов тотчас опровергались.

Потом Тур сам перешел в атаку. Он положил на стол перед экспертами кипу фотоснимков каменных статуй.

— Вы считаетесь крупнейшими мировыми авторитетами в этом вопросе, — сказал он. — Скажите мне, какие изваяния южноамериканские, а какие полинезийские?

Леман живо схватил и стал раскладывать их на две кучки, но потом заколебался и передал фотографии Метро — дескать, вы главный специалист.

Метро уверенно рассортировал снимки.

— Это Полинезия, а это Южная Америка, — твердо заявил он.

— Нет! — воскликнул Тур. — В каждой стопке у вас смешаны статуй из обеих областей. А если даже вы, специалист, не видите разницы, то должны признать, что сходство есть.

Метро взглянул на часы и отметил, улыбаясь, что они проговорили уже два часа, не пора ли спуститься в бар.

На следующий день газета поместила большую фотографию, на которой Метро и Хейердал чокались друг с другом. Заголовок гласил: «А. Метро наполовину убежден Туром Хейердалом». Подробно описав встречу двух оппонентов, автор статьи рассказал о драматическом эпизоде с фотоснимками статуй и заключил: «Честно говоря, эксперты были озадачены. В этой маленькой игре они ошиблись столько же раз, сколько угадали верно». Статья заканчивалась словами, что приходится пересмотреть вывод, сделанный в первом интервью с Метро. «Плотоводец» оказался человеком эрудированным, и Метро вынужден был согласиться, что Хейердала следует считать настоящим ученым.

Бельгийский археолог Анри Лавашери, коллега Метро и его сотрудник во время работ на острове Пасхи, был среди тех осторожных специалистов, которые не спешили судить теорию Хейердала, пока не был опубликован весь научный материал. Впоследствии он говорил о первом выходе Тура на мировую научную арену: «Тогда мы все были в плену традиционных теорий, и я тоже не допускал мысли о движении в противоположную сторону, так что для нас было естественно отстаивать классический взгляд. Для меня было приятным сюрпризом, когда мистер Хейердал выступил со своей новой теорией, пробудившей науку от спячки. Это было все равно что камень, брошенный в пруд со стоячей водой».

Труд «Американские индейцы в Тихом океане» вышел в Лондоне, Чикаго и Стокгольме одновременно — 12 августа 1952 года. Гётеборгская газета, возглавлявшая шведскую оппозицию, послала экземпляр на отзыв Альфреду Метро. Французский ученый написал: «Хейердал, ставший одним из самых популярных героев нашего времени, теперь привлекает внимание публики новым достижением. Этот исследователь, вполне заслуживающий славы, которой он пользуется, был вправе обижаться на презрение, выпавшее на его долю. Он смиренно просил не выносить приговора, пока не опубликован труд, где он собирался представить свои идеи, подкрепленные доказательствами. Он исполнил свое обещание. Всякий, кто откроет этот труд, занимающий 821 страницу, невольно будет поражен таким обилием познаний. Не подготовь нас Тур Хейердал заранее к этому чуду, естественно было бы спросить: как мог один человек в такой короткий срок прочесть столько трудов, сделать выписки и представить итог исследования в виде подлинного свода фактов из области этнографии, археологии, лингвистики, ботаники, географии и истории. Мало кому по плечу такой подвиг…

Хейердал справедливо подчеркивает, сколь шатко основание, на котором мы строим свои гипотезы об исконной родине полинезийцев и о маршруте, которым они следовали, заселяя Полинезию. Неуверенность владеет многими этнографами, ведь они, хотя и не подвергают сомнению азиатское происхождение полинезийцев, не могут найти их следов на том материке, откуда полинезийцы предположительно вышли…

Коль скоро Хейердал и его отважные товарищи сумели пересечь Тихий океан на плоту, мы вынуждены признать, что это было по плечу и перуанскому вождю в пятом веке».

Выход капитального тома дал повод профессору Селлингу еще раз выступить в шведской печати: «Эта книга представляет собой выдающийся труд, эпохальный в прямом смысле слова научный шедевр… В литературе о народах Тихого океана нет другого труда, где были бы приведены столь подробные и убедительные сопоставления. Никогда еще отдельная область этнографической науки не подвергалась столь основательному пересмотру».

В самом деле, книга так велика, что большинство успело лишь пролистать ее перед XXX Международным конгрессом американистов, который открылся неделей позже в Кембридже. Но еще до издания книги всем оппонентам Хейердала было ясно, что его теорию не замолчишь. Оставалось только казнить самого автора, и можно ли придумать для этого лучшую плаху, чем конгресс американистов! Решили пригласить его в Кембридж и дать ему изложить свои взгляды. Затем молодой бунтовщик предстанет перед избранным отрядом этнографов со всего света, и они изрешетят его убийственными аргументами. Мало кто сомневался, что это будет первым и последним выступлением Хейердала на форуме международных авторитетов.

Даже его доброжелательный соотечественник профессор Ессинг заметил в одобрительной рецензии на книгу «Американские индейцы в Тихом океане»: «Но автору может еще прийтись довольно жарко, когда он в августе будет отстаивать свои взгляды на Международном конгрессе американистов в Кембридже».

Многое говорило о том, что надвигается буря. Чуя схватку, отовсюду съезжались газетчики, и Тур сразу по прибытии почувствовал, что на него смотрят как на профана. Всего собралось двести представителей из тридцати стран, и многие бросали на него любопытные взгляды. Другие либо снисходительно улыбались, либо делали каменное лицо.

Почти все знали Тура по фильму и газетам, но Ивон никто не видел раньше. Однажды, когда она стояла в кулуарах с группой делегатов, кто-то поспешно сказал:

— Скорей отвернитесь. Хейердал идет.

В другой раз она разговаривала со шведским этнографом С. Линне. В это время к профессору Линне подошел один почтенный делегат и тепло обратился к нему:

— Извините, что я не поздоровался с вами раньше, я вас принял за Хейердала.

После ряда таких эпизодов Тур перестал возлагать большие надежды на свои доклады. Обычно желающие выступить представляли один доклад, но правила разрешали представить три, и Тур заявил такие темы: «Мореходство аборигенов Перу», «Цели и итоги экспедиции „Кон-Тики“» и «Некоторые основные проблемы полинезийской этнографии».

Председателем секции, где должен был выступать Тур, оказался профессор Кай Биркет-Смит. Тур отчетливо помнил заголовок, появившийся в датской газете, когда Биркет-Смит вернулся на родину с предыдущего конгресса: «Замолчать экспедицию Кон-Тики»… В день, на который был назначен первый доклад Тура, все ждали потасовки. В коридорах толпился народ, пришло много репортеров, что явно раздражало ученых.

До Тура в списке выступающих значились два других докладчика. Темы были настолько специальные, что в аудитории сидело совсем мало слушателей, в том числе Тур и Ивон. Вышло так, что один из докладчиков не явился. Полагалось объявить получасовой перерыв, но Биркет-Смит встал, окинул взглядом почти пустые ряды и предоставил слово следующему докладчику — Туру Хейердалу.

Ивон и Тур переглянулись. Выходит, почти никто не услышит доклад, который он так тщательно готовил и с которым связывал столько надежд… Тур медленно поднялся на кафедру и заговорил. Голос гулко отдавался в просторном помещении, и ему казалось, что он говорит сам с собой; даже Ивон вдруг исчезла.

Прошло несколько минут, Тур продолжал читать доклад десятку равнодушных слушателей, из которых никого не знал в лицо. Внезапно широкая дверь распахнулась, и в аудиторию хлынул поток людей во главе с Ивон. От множества голосов и стука сидений поднялся такой шум, что Туру пришлось остановиться и ждать, когда все успокоятся. Зал наполнился до отказа, слушатели стояли вдоль стен, в дверях. Наконец наступила тишина. Засверкали фотоблицы. Тур хотел читать дальше, но из зала попросили, чтобы он читал сначала, ведь никто не знал про перемену в расписании.

Председатель Биркет-Смит предложил Туру повторить начало. Теперь его слушали чрезвычайно внимательно. Большинство присутствующих явно были удивлены, увидев не коренастого бородатого мореплавателя, а худощавого молодого человека с изысканной речью.

После доклада Биркет-Смит похлопал в ладоши и поблагодарил Хейердала за «исключительно интересное сообщение», а затем пригласил желающих начать дискуссию. Было задано несколько вполне доброжелательных вопросов, Тур ответил и спустился с кафедры под громкие аплодисменты.

Два других доклада он прочел подряд на следующий день. На этот раз оппоненты, опомнившись от неожиданности, приготовились к более жаркому спору. Но борьбы не получилось. Первым взял слово известный канадский антрополог профессор Раглиз Гейтс, который заявил, что новейшие данные науки о составе крови подтверждают взгляды докладчика. Другие выступавшие оперировали уже знакомыми Туру аргументами и получили исчерпывающие ответы. Когда председатель подвел черту под дискуссией, один норвежский репортер телеграфировал в Осло: «Известный датский ученый, профессор Кай Биркет-Смит, который прежде отнюдь не принадлежал к самым горячим сторонникам теории Хейердала, поблагодарил докладчика и отметил выдающееся значение его работ».

В ходе конгресса знаменитый французский этнограф Поль Риве отказывался встречаться с Туром и демонстративно не пришел ни на один из его докладов. Это не помешало ему предложить резолюцию, в которой он называл теорию Хейердала ложной. Однако его проект отвергли как предложенный участником, который не присутствовал на данных докладах.

В заключение конгресса состоялся прием в залах университетского музея. Тур был немало удивлен, когда какой-то тихий американец, улыбаясь, подошел и пожал ему руку. Это был доктор Сэмюэль Лотроп из Гарвардского университета, тот самый, который утверждал, будто бальсовый плот не может пересечь Тихий океан. Тур чуть не пролил свой коктейль, когда доктор Лотроп горячо и искренне поздравил его с экспедицией и докладами.

— Я только что собрал модель плота «Кон-Тики», — продолжал Лотроп. — Она стоит у меня дома на пианино.

На следующий день после закрытия Кембриджского конгресса видная финская газета «Хуфвудстадсбладет» поместила рецензию на книгу «Американские индейцы в Тихом океане», подписанную инициалами Р. К. Тур решил, что это Рафаэль Карстен, который грозился сокрушить его «безмозглую теорию», как только она будет опубликована. Статья начиналась словами: «Тур Хейердал пережил первое испытание огнем после издания своего объемистого тома о „теории, легшей в основу экспедиции „Кон-Тики““. На конгрессе американистов в Кембридже он только что прочитал три доклада перед самой компетентной аудиторией. Оппоненты фактически отмолчались, ограничившись пока признанием того, что он сделал очень важный вклад в науку».

Но статью написал не Карстен. Старый профессор вообще никак не отозвался. В конце концов Финская академия наук взяла на себя инициативу и предложила Туру встретиться за круглым столом с Карстеном и другими виднейшими финскими учеными. Тур приехал, однако Карстен наотрез отказался участвовать в дискуссии, несмотря на настойчивые просьбы академии и норвежского посольства. Когда репортеры спросили, почему он отказывается встретить человека, которого критиковал в печати, Карстен ответил: «Я не собираюсь больше вдаваться в полемику по этому вопросу. Неужели миру еще не надоел „Кон-Тики“?»

Конференция круглого стола с самого начала пошла сердечно и непринужденно, участники обменялись ценной информацией. Все сожалели, что нет Карстена, но на следующий день Хейердал был приглашен к нему домой. Наконец он встретил своего самого яростного противника — старого человека, который сложил оружие и хотел только мирно побеседовать за чашкой чая.

Через несколько дней после XXX Международного конгресса американистов должна была начаться в Вене другая научная ассамблея — IV Международный конгресс антропологов и этнографов. Многие из участников кембриджской встречи решили ехать в Австрию. Тур и Ивон тоже собрались в путь, но перед самым выездом один дружественно настроенный австрийский ученый предупредил их, что Туру вряд ли придется сладко в Вене. Вице-президентом конгресса будет профессор Роберт Хейне-Гельдерн — один из самых упорных и ярых противников Хейердала. Еще до выхода научного труда Тура Хейне-Гельдерн громил его теорию в статье, опубликованной в «Географическом журнале» Лондонского географического общества. Однако в следующем номере того же журнала он получил неожиданно мощный отпор молодого исследователя. Теперь как вице-президент конгресса Хейне-Гельдерн мог отыграться. Тур узнал, что он написал новую резкую статью с критикой его теории, и эта статья будет роздана участникам конгресса в день открытия.

Рухнула мечта о приятной поездке. Тур с удовольствием вспоминал свой предыдущий визит в столицу Австрии. Тогда Хейне-Гельдерн был в Америке, Тура пригласили выступить с докладом в Венском антропологическом обществе и с большим интересом отнеслись к его взглядам. Профессор Вильгельм Копперс (теперь он должен был стать президентом IV конгресса) даже предложил для содействия изучению доколумбовых миграций учредить комитет в составе самого Копперса, Поля Риве, Хейне-Гельдерна и Хейердала. Вернувшись на родину и услышав эту новость, Хейне-Гельдерн пришел в бешенство; так комитет и не был создан. Бурную реакцию Хейне-Гельдерна было легко объяснить. Живя в Америке, он постоянно сталкивался с недоброжелательством тамошних этнографов, ибо считался глашатаем «диффузионистов» или так называемой «Венской школы», меж тем как почти все американские этнографы придерживались «изоляционистских» взглядов. Диффузионисты утверждали, что определенные культурные черты, развившись в какой-то области, распространились в ходе миграций в разные концы света. Изоляционисты полагали, что сходство культур в удаленных друг от друга областях — итог независимого развития, определяемого сходством климатических условий или одинаковым мышлением людей. С точки зрения Хейне-Гельдерна, переход «Кон-Тики» через Тихий океан подорвал позиции изоляционистов, но в то же время он нанес серьезный удар теории «Венской школы», согласно которой миграция через Тихий океан шла в направлении, прямо противоположном дрейфу «Кон-Тики».

Итак, Тур был предупрежден о западне. Нужно было молниеносно действовать. Он вернул в кассу железнодорожные билеты и сел вместе с Ивон на первый же самолет, вылетающий в Вену.

Из Венского аэропорта он отправился прямиком в университет к Хейне-Гельдерну и учтиво попросил у профессора экземпляр его критического выступления. Пожилой сутуловатый ученый с умными глазами удивленно воззрился на него сквозь очки. Потом ухмыльнулся и отыскал экземпляр для Тура. После этого Тур попросил, чтобы ему выделили на конгрессе время для ответа вице-президенту. На это Хейне-Гельдерн ответил отказом. Если Хейердал думал выступать, он должен был заявить об этом, когда получил приглашение. А теперь уже поздно.

Когда Тур вышел из кабинета профессора, его остановили два студента. Они возмутились, услышав, что гостю не дают защищаться. А чуть позже представители студентов обратились к Хейердалу и спросили, согласен ли он встретиться с Хейне-Гельдерном в открытой дискуссии, если удастся ее организовать в рамках конгресса. Тур согласился, и студенты пошли к профессору. Они вышли от него обескураженные: Хейне-Гельдерн отказался.

Потихоньку Туру устроили встречу с другим почтенным этнографом — профессором Домиником Вёльфелем. Встреча происходила в старом винном погребке. Вёльфель начал с того, что одобрил теорию об общем происхождении древних цивилизаций Перу и островов Южных морей. Он сам пришел к такому выводу, изучая оружие и трепанации черепа в Тихоокеанской области. Он даже писал об этом родстве в одном из своих трудов, но не брался судить о направлении, в котором шло влияние, пока не познакомился с теорией Хейердала. При свете тусклого фонаря, окруженные плотным кольцом студентов, молодой и старый ученый обменялись ценной информацией. Это смахивало на тайные встречи в римских катакомбах во времена преследования христиан.

Ночью Тур долго размышлял над всем, что услышал в винном погребке, и к утру план защиты был готов. Первым делом он пошел к профессору Блейхштейнеру, директору Венского этнографического музея. Тот принял его очень любезно и согласился поместить в ежегоднике музея ответ Хейне-Гельдерну.

Затем Тур поспешил к главному редактору ежегодника доктору Этте Бекер-Доннер, специалистке по этнографии Южной Америки. Его ожидал сюрприз: она показала ему модель доинкского плота, которую нашла в могильнике на берегу Тихого океана ниже Тиауанако. Но когда он попросил разрешения ответить Хейне-Гельдерну в приложении к ежегоднику, она покачала головой. Ежегодник уже отпечатан, он поступит в продажу через три дня, когда начнется конгресс. Тур знал об этом, он просил только позволить ему вложить в каждый экземпляр свой оттиск, если поспеет его подготовить к этому времени.

Этта Бекер-Доннер согласилась, улыбаясь, но ей казалось, что успеть невозможно.

Была пятница, конгресс начинался в понедельник утром. Тур доехал на такси до издательства «Ульштейн», которое успешно распространило его «Экспедицию Кон-Тики» в странах немецкого языка. Глава издательства и директор типографии обещали ему, если он сдаст рукопись в воскресенье утром, что оттиск будет готов вечером в тот же день. После этого Тур вернулся в гостиницу, чтобы хорошенько выспаться, перед тем как приступить к делу.

В субботу утром он сел писать ответ на критику Хейне-Гельдерна. К несчастью для профессора, его статья была написана еще до появления научного труда Тура. И теперь Хейердалу оставалось только подобрать выдержки из своего собственного тома, где все аргументы австрийского этнографа уже были разобраны. Хейне-Гельдерн сам не бывал в Полинезии, но прочитал бездну книг и подобрал примеры того, что бывают ветры, дующие в направлении, противоположном дрейфу «Кон-Тики». А потому, мол, древние люди вполне могли путешествовать из Азии на восток. В своем ответе Тур подчеркивал, что все примеры, подобранные Хейне-Гельдерном, представляют отклонения от нормальных условий, а при таком методе подбора можно доказать, скажем, что в Полинезии нельзя жить из-за частых ураганов.

Тур работал без перерыва с восьми утра до трех часов ночи. В воскресенье в шесть утра статья поступила в типографию. Она была написана по-английски, и набирали ее австрийцы, поэтому пришлось немало повозиться с корректурой. Весь день Ивон ездила взад-вперед с правлеными листами. Зато вечером в каждый экземпляр ежегодника вложили по готовому оттиску.

В понедельник утром Тур одним из первых вошел в украшенный флагами зал конгресса, где его приветствовали президент профессор Копперс и вице-президент — Хейне-Гельдерн. Тур воспользовался случаем вручить им по свежему оттиску, после чего занял место рядом с Ивон.

Поднимаясь на почетную трибуну, Хейне-Гельдерн был бледен, как простыня. После Ивон рассказывала, что многие почтенные ученые в зале перешептывались и толкали друг друга, словно школьники, стараясь заполучить экземпляры оттиска, которые она принесла в своей вместительной сумке.

Профессор Хейне-Гельдерн долго не мог забыть этого эпизода. Несколько лет он отзывался яростными газетными выпадами на каждый шаг Тура. В 1960 году неожиданно наступило перемирие. В Вене должен был проходить XXXIV конгресс американистов, и на Хейне-Гельдерна возложили почетную обязанность президента. Он сам послал Хейердалу сердечное приглашение, так как узнал, что тот в своем докладе собирается выступить против их общего оппонента американского этноботаника Э. Д. Меррилла.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.