Новоспасский монастырь

Новоспасский монастырь

И мне печаль могил понятна и близка,

И я родным преданьям внемлю.

И. Бунин

Монастырь этот существует с 1490–1491 годов на месте Васильцева стана на левом берегу Москвы-реки, у нынешнего Новоспасского моста. Пройти к монастырю ближе всего от станции метро «Таганская» по улице Б. Каменщики.

На территории монастыря, вокруг его соборов и церквей, а также внутри их похоронено 12 знакомых А. С. Пушкина. Кладбища при монастыре уже давно нет. У южной и западной стен еще несколько лет назад можно было видеть сохранившиеся надгробия некоторых захоронений, но среди них не было ни одного памятника знакомым Пушкина. Возможно, в Покровской церкви сохранились надгробия князю И. А. Гагарину и А. М. Щербининой, но найти их мне пока не удается.

В монастыре был погребен русский посланник в Бразилии действительный тайный советник Петр Федорович Балк-Полев (1777–1849). В мае 1828 года он присутствовал у Лавалей при чтении Пушкиным «Бориса Годунова». Пушкин мог также встречаться с ним у поэта И. П. Мятлева, женатого на дочери Балк-Полева.

Покоится здесь и знакомая Карамзина – Мария Дмитриевна Боборыкина (1782–1871). Пушкин и М. Д. Боборыкина были в гостях у Карамзина в июне 1827 года.

В Покровском соборе монастыря похоронен князь Иван Алексеевич Гагарин (1771–1832) – муж знаменитой актрисы Е. С. Семеновой. Пушкин не раз бывал в доме Екатерины Семеновны и встречался с ее мужем.

В Московском университете светлой личностью был профессор Иван Иванович Давыдов (1794–1863). Он поступил на кафедру А. Ф. Мерзлякова, читал русскую словесность, а когда была создана кафедра философии, то ее заведующим назначили Давыдова. Но он успел прочитать всего несколько лекций по истории философии, так как лекции запретили из-за свободомыслия, а кафедру закрыли.

В 1830 году, после смерти А. Ф. Мерзлякова, Давыдов занял кафедру истории русской литературы.

В 1832 году, когда Давыдов был уже известным ученым (математиком, физиком, историком, философом и словесником), имел звание академика, а А. С. Пушкин уже находился в зените своей поэтической славы, министр С. С. Уваров привез его в Московский университет. Читал лекцию И. И. Давыдов, профессор истории русской литературы. Рассказывает об этом событии очевидец, студент университета, впоследствии известный писатель И. А. Гончаров: «Когда он вошел с Уваровым, для меня точно солнце озарило всю аудиторию: в то время был в чаду обаяния от его поэзии… И вдруг этот гений, эта слава и гордость России – передо мною в пяти шагах! Я не верил глазам…

«Вот вам теория искусства, – сказал Уваров, обращаясь к нам, студентам, и указывая на Давыдова, – а вот и самое искусство», – прибавил он, указывая на Пушкина. Он эффектно отчеканил эту фразу, очевидно, заранее приготовленную. Мы все жадно впились глазами в Пушкина. Давыдов окончил лекцию. Речь шла о «Слове о полку Игоревом», разговор, который мало-помалу перешел в горячий спор. «Подойдите ближе, господа, – это для вас интересно», – пригласил нас Уваров, и мы тесной толпой, как стеной, окружили Пушкина, Уварова и обоих профессоров. Не могу выразить, как велико было наше наслаждение – видеть и слышать нашего кумира.

Я не припомню подробностей их состязания, – помню только, что Пушкин горячо отстаивал подлинность древнерусского эпоса, а Каченовский вонзал в него свой беспощадный аналитический нож. Его щеки ярко горели алым румянцем, и глаза бросали молнии сквозь очки… Пушкин говорил с увлечением, но, к сожалению, тихо, сдержанным тоном, так что за толпой трудно было расслушать. Впрочем, меня занимал не Игорь, а сам Пушкин.

С первого взгляда наружность его казалась невзрачною. Среднего роста, худощавый, с мелкими чертами смуглого лица. Только когда вглядишься пристально в глаза, увидишь задумчивую глубину и какое-то благородство в этих глазах, которых потом не забудешь. В позе, в жестах, сопровождающих его речь, была сдержанность светского, благовоспитанного человека».

А вот портрет И. И. Давыдова, нарисованный тем же И. А. Гончаровым: «Высокого роста, несколько сутуловатый, с довольно благообразным лицом, умными серыми глазами, с мерными, округленными жестами, он держал себя с условным достоинством; речь его была плавная, исполнена приличия. Но от него веяло холодом, напускною величавостью, которая быстро превращалась в позу покорности и смирения при появлении какой-нибудь важной персоны из начальства <…>. Мы глубоко уважали и горячо ценили Каченовского, любили Надеждина, Шевырева, а Ивана Ивановича Давыдова почитали за ученого <…> и вместе ловкого практического человека, но симпатии, повторяю, у нас к нему не было. Ловким и практическим человеком мы считали его потому, что он был в большом ходу в московском обществе, занимал, кроме профессорской, другие должности <…> и был в большом фаворе у министра. Потом это подтвердилось: он перешел на службу в Петербург, на должность директора Педагогического института, нахватал чинов, звезд и достиг звания сенатора».

Далее И. А. Гончаров продолжает: «Но и Иван Иванович принес нам значительную дозу пользы тем, что знакомил нас <…> с историею философии и потом упражнял в русском языке практически».

Через несколько дней после посещения Московского университета Пушкин был зван на обед к С. С. Уварову, где также присутствовали И. И. Давыдов, М. А. Максимович и М. Г. Павлов – все как один ученые светила. Пройдет десять лет, уже не будет Пушкина, и Давыдов из желания угодить Уварову в «лекции по истории русской литературы не упомянул Пушкина»… Насколько же прозорливым оказался И. А. Гончаров в оценке своего учителя.

Кушникова Екатерина Петровна, урожденная Бекетова (1771–1827) – жена сенатора, племянника Н. М. Карамзина. Ее муж был когда-то адъютантом А. В. Суворова. Поэт встречался с ней и ее мужем у Карамзиных, Вяземских и в петербургском обществе.

Алексей Степанович Мельгунов (ск. 1871) – статский советник, был женат на княжне Александре Александровне Урусовой. 1 марта 1831 года супруги Мельгуновы участвовали с Пушкиным и его женой в санном катании, устроенном С. И. и Н. С. Пашковыми.

В Новоспасском монастыре нашла упокоение Екатерина Федоровна Муравьева, урожденная баронесса Колоколъцева (1771–1848) – мать декабристов Александра Михайловича и Никиты Михайловича Муравьевых, жена М. Н. Муравьева, куратора Московского университета, писателя. Она приходилась теткой поэту К. Н. Батюшкову.

Александр Пушкин познакомился с семьей Муравьевых, еще будучи лицеистом. 19 ноября 1818 года Пушкин, Е. Ф. Муравьева и другие знакомые выезжали в Царское Село для проводов уезжавшего в Италию К. Н. Батюшкова. В 1818–1819 годах Пушкин часто посещал Карамзиных, проживавших в ту пору в петербургском доме Муравьевых. В начале 1820 года Пушкин взял себе на память у Екатерины Федоровны прядь волос ее племянника – М. С. Лунина, человека, по словам Александра Сергеевича, «поистине замечательного», покидавшего тогда Петербург.

3 апреля 1830 года Пушкин присутствовал на всенощной, отслуженной в доме К. Н. Батюшкова по желанию Е. Ф. Муравьевой.

Существует версия, что Пушкин послал через Е. Ф. Муравьеву в Сибирь книгу А. П. Степанова «Постоялый двор» (СПб., 1835).

С Алексеем Павловичем Титовым (1815–1839) – цензором Московского почтамта, коллежским секретарем, М. П. Погодин 24 марта 1834 года передал письмо А. С. Пушкину.

Графиня Елизавета Петровна Чернышева, урожденная Квашнина-Самарина (1773–1828) была дальней родственницей А. С. Пушкина. По-видимому, семья Пушкиных была знакома с Чернышевыми еще до 1811 года. В августе 1833 и октябре 1834 годов Пушкин был у кавалерственной дамы Чернышевой и ее мужа обер-шенка графа Григория Ивановича Чернышева в их имении Ярополец Волоколамского уезда Московской губернии.

Был знаком Пушкин и с их дочерью Софьей Григорьевной Чернышевой-Кругликовой (1799–1847) – женой тайного советника И. Г. Чернышева-Кругликова. Будучи в Яропольце, поэт посетил и их семью. 26 августа 1833 года, через два дня после выезда из Яропольца в Москву, Пушкин писал жене о неудачном сватовстве ее брата Д. Н. Гончарова к сестре жены Чернышева-Кругликова – Надежде Григорьевне и переговорах Н. И. Гончаровой с Софьей Григорьевной.

В свои приезды в Москву А. С. Пушкин непременно встречался с коммерции-советником, московским издателем и книгопродавцом Александром Сергеевичем Ширяевым (ск. 1841). Он был комиссионером Пушкина по продаже его сочинений («Руслана и Людмилы», «Кавказского пленника», «Бахчисарайского фонтана», «Евгения Онегина» и др.). В письме, отосланном из Москвы в феврале 1827 года поэту В. И. Туманскому, Пушкин просил писать ему «на имя Погодина, к книгопродавцу Ширяеву в Москву». Сохранилось письмо Пушкина от 13 января 1831 года к П. А. Плетневу с просьбой: «Пришли мне, мой милый, экземпляров 20 “Бориса”… не то разорюсь, покупая его у Ширяева».

Книгопродавец оказывал поэту самые разнообразные услуги. Так, по просьбе Пушкина он должен был доставить в Тифлис «все напечатанное» им по возвращению из Закавказья П. С. Санковскому, чиновнику особых поручений при И. Ф. Паскевиче и редактору «Тифлисских ведомостей», о чем поэт известил Санковского в письме от 3 января 1833 года.

Известен круг лиц, которым Пушкин намеревался послать первый том «Современника», в том числе и А. С. Ширяеву.

В Покровском соборе монастыря погребена Анастасия Михайловна Щербинина, урожденная княжна Дашкова (1760–1831) – дочь княгини Екатерины Романовны Дашковой, ближайшей сподвижницы Екатерины II, президента Академии наук, автора «Записок».

21 февраля 1831 года А. И. Кошелев писал В. Ф. Одоевскому из Москвы о встрече накануне на балу у Щербининой с Пушкиным и его молодой женой. К этому же времени относится запись Пушкина (со слов Щербининой) о заговоре 1762 года, возведшем на престол Екатерину II.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.