Глава тридцать пятая. В Бэй-шаньских горах (продолжение)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава тридцать пятая. В Бэй-шаньских горах (продолжение)

Кристаллические известняки слагали всю центральную массу седла, далее же к северу, влево от дороги, стали попадаться исключительно плотные мелкозернистые песчаники серого и зеленого цветов.

Пройдя обнажения песчаников, дорога вступила в западную часть Нюр-голской долины, которая, сузившись здесь до двух километров, под именем Борю-булакской уходит на юго-запад, отделяя гряду Борю-булак от невысокого, но широкого хребта Хулан-Шань. Ее серединой сбегает на запад очень плоское, едва заметное русло, в котором вырыт колодец Борю-булак, или Хулан-чан.

Оставив этот колодец справа, дорога огибает восточный конец хребта Хулан-Шань, сложенный из кристаллического известняка, и вступает в узкую долину, где на дневную поверхность, в виде грив и бугров, вновь выступают сильно разрушенные кристаллические сланцы (среди них глинистый) и зеленоватые хлоритовые и красные биотитовые граниты.

Растительность всюду здесь скудная, и такой остается она на всем переходе. Впрочем, я не собирал на этом участке растений. С утра хмурая, ветреная погода к полудню окончательно испортилась. Пошел дождь – холодный, мелкий, совершенно осенний. Как-то сразу все смокло, и я с большой неохотой оставлял седло для сбора коллекций. К моему живейшему удовольствию, в этом вскоре миновала и надобность, так как мы вступили в почти бесплодную котловину северо-западного простирания, замкнутую на севере и востоке хребтом Лю-цзин-Шань и заполненную рыхлыми отложениями, среди коих выходы коренных пород – темно-серых и черных глинистых сланцев и зеленоватых песчаников, встречались в очень немногих местах. Отложения эти, которые Обручев считает гобийскими[252], напоминают отложения в урочищах Ло-я-гу и Долон-модон и, подобно последним, занимают лишь небольшую площадь с выходом на юго-восток, в Нюр-голскую долину.

Котловиной, среди буро-красных песчанистых глин, которые то выступали наружу в виде коротких грив и бугров, то скрывались под толщу щебня, осадившегося из тех же глин, благодаря выдуванию мелкозема, мы шли километров семь до густо поросшего камышом и осокой ключевого болота, где круто свернули на юго-запад и остановились у родника Лю-цзин-цза на абсолютной высоте, равной 6791 футу, или 2075 м. В окрестностях этого родника, а именно к югу от него, среди темно-серых слюдяных и серых глинистых сланцев попалось мне небольшое обнажение тешенита – кристаллической породы, до сих пор, как кажется, еще не найденной в Центральной Азии.

Дождь еще шел, когда мы прибыли к роднику; но к четырем часам усилившийся северо-западный ветер разогнал тучи, выглянуло солнце и в воздухе потеплело; не надолго однако, так как уже к 9 часам вечера термометр показывал градус мороза.

18 сентября погода не улучшилась; дождя, правда, не было, но зато холодный северо-западный ветер дул с большой напряженностью, переходя часто в бурю, подымавшую в воздухе не только песок, но и гравий.

Выступили рано, часов в 6 утра, при температуре ?3°. Дорога повела нас в обход болота, окруженного широким поясом соляных выцветов, к горам Лю-цзин-Шань, подымавшимся метров на 80—120 над уровнем котловины. Первые встреченные нами здесь обнажения состояли из хлоритовых сланцев, испещренных прожилками кварца; далее следовали зеленовато-серые граниты-порфиры и зеленоватые глинисто-кварцевые сланцы, налегавшие на бледно-красный гранит, пересеченный во многих местах жилами кварца и в одном месте, у подошвы хребта, темно-зеленым процеробазом. В области простирания этого гранита, образующего главную массу хребта, на пятом километре от родника находится перевал через Лю-цзин-Шань, поднимающийся на 70 м над уровнем котловины.

На северном склоне вновь обнажаются зеленые сланцы – слюдяно-хлоритовые и кварцевые, которые образуют здесь, так же как и на юге, отдельные гривы и холмы. Хребет Лю-цзин-шань не делает исключения среди остальных гор Бэй-Шаня, представляя лишь жалкие остатки былого величия, разрозненные массы, далеко не всегда дающие даже возможность установить взаимное соотношение слагающих их пород; впрочем, как кажется, в данном случае, судя по характеру падения сланцевых толщ, мы имеем дело с наклонною к югу антиклинальной складкой.

По спуске с хребта наблюдается некоторый перерыв в обнажениях: дорога идет по крупному, плотно слежавшемуся гравию со скудной растительностью и слабонамеченными руслами дождевых потоков. Горизонт здесь свободен, в особенности к востоку, где разбросанные там и сям холмы и гривы имеют ничтожную высоту. Оставшаяся у нас теперь позади гряда Лю-цзин-Шань, выклинивающаяся на юго-востоке в Нюр-голскую долину, при взгляде на нее с севера производит впечатление низкого барьера, переходящего на западе в обширное вздутие с весьма неровной поверхностью, выделяющее в стороны невысокие отпрыски, сложенные преимущественно из роговообманкового гнейса.

На 12-м километре мы миновали колодец Ван-хулан, или По-шуй, вырытый в плоской котловине, скудно поросшей осокой, чием, полынью, Sympegma Regeli и другими травами. Мы бы его не заметили, если бы не монголы, которые по-прежнему не упускали случая делиться с нами своими знаниями пустыни.

К северу от колодца мы шли дресвой без обнажений еще около двух километров, имея вправо и влево небольшие возвышенности, сложенные из гранитов и кристаллических сланцев. Эти же породы, серый роговообманковый гнейс и беловатый крупнозернистый гранит, слагали и невысокий горный отрог, замыкавший с севера впадину Ван-хулан. С гребня этого отрога местность впереди казалась столь же плоской, как и на юге; дорога шла по неясно выраженной меридиональной долине, а вправо и влево от этой последней отходил мелкосопочник, который можно было проследить очень далеко в обе стороны.

В долине обнажений я не заметил, но километра через два, уже в виду новой горной гряды, перегораживавшей дорогу, влево от последней стали попадаться зеленые гнейсы. Те же гнейсы слагали и помянутую выше гряду, подымавшуюся барьером метров на тридцать высоты. С него был хорошо виден плоский конец Е-ма-Шаня и широкая долина, ведущая к колодцу Хо-римту и подножию Ихэ-Ма-цзун-Шаня, другие же стороны горизонта не представляли ничего интересного: тут расстилался все тот же, успевший уже намозолить глаза мелкосопочннк, не дававший возможности восстановить былого простирания исчезнувших ныне горных массивов.

Спуск с барьера очень полог и длинен и выводит в продольную долину с пробегающим по ней на восток, вероятно в долину Е-ма-чуань, сухим руслом. Хрящеватая почва этой долины почти бесплодна, но вдоль русла виднеются заросли чия и каких-то кустарников. Проехав ее, мы вступили в область распространения кремнисто-глинистых сланцев и фельзитов, образующих к востоку от дороги разорванную гряду черного цвета. Фельзиты обнажаются кое-где и у дороги, а затем попадаются к западу от нее среди гнейсов, слагающих главную массу хребта Ло-ба-чэн и выступающих здесь в целом ряде разновидностей, начиная с палевого мусковитового и кончая ярко-зеленым хлоритовым. Кроме гнейсов, в строении помянутого хребта видное участие принимают гнейсограниты, кварц, сланцы хлоритовые и хлоритово-слюдистые и темно-зеленый мелкозернистый диабаз, пересекающий многими жилами как гнейсы, так и граниты. Последние, будучи белого цвета, очень контрастно выступают на темном фоне зеленых кристаллических сланцев.

Следуя поперек этого хребта по расчленившей его широкой долине, мы на пятом километре свернули влево, в боковое ущелье, где и остановились у родника Ло-ба-чэн, на лужайке, густо поросшей осокой, среди которой были замечены, кроме некоторых злаков и полыни, следующие виды растений: Anabasis aphylla L., Arnebia cornuta var. grandiflora Trautv., Inula ammophylla Bge, Aster alyssoides DC, Sympegma Regeii Maxim., Atraphaxis lanceolata var. divaricata Ledb. и Reaumuria soongorica Maxim.; склоны окрестных высот покрывал редкими пучками кипец (Festuca sp.).

Абсолютная высота лужайки у родника оказалась равной 6900 футов (2103 м), согласно же определению В. А. Обручева – 6626 футов (2020 м)[253].

К вечеру ветер стих, и небо стали затягивать низкие облака; ночью термометр стоял на нуле и только перед восходом солнца спустился до ?0,5°, но держался на этом делении весьма недолго, так как уже полчаса спустя я отметил в дневнике 2° тепла. Солнце стало просвечивать около 9 часов утра; поднявшийся ветер еще более разрядил облака, но все же день оставался до конца пасмурным и холодным: термометр только на мгновение поднялся до 11° тепла и вечером упал до 2° мороза.

Едва мы проснулись, как в дверь нашей юрты заглянул Сарымсак и объявил неприятную новость: верблюд, который так хорошо служил нам в течение 13 месяцев и еще вчера шел так бодро, вдруг заболел: у него распухли лапы передних ног. Эта болезнь зовется у монголов «хаса»; она не представляет чего-либо опасного для жизни животного и проходит сама собой, но требует абсолютного покоя по крайней мере в течение двух недель; для нас же она была равносильна потере животного. Мы было уже и решили покинуть его у родника, когда Хомбо объявил, что дает за него в обмен свою лошадь, маленькую, но крепкую, с хорошим шагом и удивительно шуструю.

– Ну а сам-то ты как?

– Тут поблизости, в горах Ши-фын-ша-хо-цзы, кочует мои приятель; он и лошадью меня снабдит, и за верблюдом присмотрит, пока не вернусь.

Верблюд вез нашу кухню и прочий громоздкий скарб; теперь все это пришлось переложить на ишаков. Переформирование вьюков дело в общем довольно копотное, а потому нет ничего удивительного в том, что мы выступили 19 сентября позднее обыкновенного.

Первые полтора километра мы шли, придерживаясь не лишенного растительности западного края поперечной долины, где в обнажениях встречались почти исключительно зеленые кристаллические сланцы и диабазы; затем горы отошли в сторону, и мы вышли в циркообразное расширение той же долины, замкнутое на севере цепью невысоких холмов, сложенных из зеленых песчаников и с поверхности сильно разрушенных хлоритовых сланцев. На этом зеленом фоне валялся в изобилии фиолетовый щебень мелафирового туфа, но коренного выхода этой породы я не нашел.

За этой цепью холмов следовало обширное вздутие, сложенное из гнейсов; последние, очевидно, составляли тот фундамент, на котором некогда покоились серые мелкозернистые кварциты, ныне уцелевшие лишь в немногих местах. Других обнажений я здесь не видел, хотя попадавшийся на пути щебень и был довольно разнообразен, а вся местность пестрела красновато-желтыми, серо-зелеными, в особенности же белыми бугорками.

Из этого мелкосопочника дорога вывела нас сначала к уходившему на восток сухому руслу, а затем и к обильному водою ключу Е-ма-чуань, окруженному болотцем и зарослью чия, камыша и осоки.

Впереди перед нами вставали здесь горы, вправо же виднелась долина, уходившая за край горизонта. Она расширялась там до семи километров, за пределами же восточного звена Ло-ба-чэн-Шаня, судя по данным съемки, даже до 12 км. Ограничивающие ее с севера и юга хребты – Ци-гэ-цзин-цзы и Е-ма-Шань – казались разделенными на несколько параллельных гряд, в общем же плоскими и широкими, с весьма немногими выдающимися вершинами; несомненно, что оба они принадлежали к числу горных массивов, наиболее пострадавших от времени и атмосферных влияний; да и самая долина, теперь широкая, некогда имела другие размеры, судя по выступающим в боках ее щеткам и мелкосопочнику. Почва ее, плотная, хрящеватая, у гор же щебневая или глинисто-солонцовая, очень скудно поросла травами; тем не менее, благодаря множеству укромных бухточек в обеих горных цепях, она служит любимым пристанищем для джейранов и диких ослов, откуда и ее китайское название Е-ма-чуань – «долина диких лошадей». Много ли водных источников в этой долине, я не знаю. Монголы назвали мне лишь два родника: Цаган-чулу в 100 ли от колодца Е-ма-чуань и Хун-лу-чэн в 120 ли от Цаган-чулу; сверх того, между обоими имеется, по их словам, еще один колодец, на котором караваны обыкновенно не останавливаются, и несколько луж, подобных Нюр-голской. Последние несомненно и служат водопойнями для диких животных.

К северу от колодца Е-ма-чуань на протяжении 4 км дорога пролегает по местности, представляющей перемежающиеся участки щебневой пустыни и солонцов, одетых соответствующей растительностью, среди которой преобладают чий, осока, Kohia mollis Bge, Sympegma Regeli Bge, Sophora alopecuroides L., Anabasis brevifolia C. A. M., Pleurogyne carinthiaca Gris., Halogeton glomeratus C. A. M., и из кустарников Atraphaxis lanceolata var. divaricata Ledb. и Reaumuria soongorica Maxim.; затем она втягивается в горы.

Эти последние относительно невысоки и состоят из двух кряжей, представляющих лишь расходящиеся между собой отроги обширного вздутия, смыкающего хребты Фо-чэн-цзы и Ло-ба-чэн-Шань. Северный из этих кряжей, более высокий, носит название Ши-фын-ша-хо-цзы, южный – то же название, что и хребет, ограничивающий с северо-востока долину Е-ма-чуань, т. е. Ци-гэ-цзин-цзы. Взаимное отношение обоих Ци-гэ-цзин-цзы осталось для меня не вполне ясным, топографически же оба хребта различаются между собой и внешним своим габитусом [обликом] и простиранием, из коих одно широтное с тенденцией отклоняться на север, другое же – юго-восточное. Барьер, образуемый грядой Ци-гэ-цзин-цзы, как я уже выше заметил, относительно невысок и в седле подымается всего лишь метров на девяносто над уровнем долины Е-ма-чуань. Он сложен из серых гнейсов, содержащих гнезда кварца и пересеченных жилами порфирита.

Дорога пересекает наискось узкую долину между грядами Ци-гэ-цзин-цзы и, делая здесь крутой поворот к западу, на протяжении трех километров бежит местами по щебню, местами по хрящу, поросшему лишь кое-где, и притом очень скудно, злаками и мелким кустарником; к востоку от дороги виднеются, однако, довольно значительные заросли чия, сопровождающие овраг, теперь сухой, но в котором после обильных дождей обыкновенно надолго задерживается вода. Овраг тянется очень далеко на восток и там, как кажется, проходит по местности, обильной пастбищами и ключевой водой.

Хребет Ши-фын-ша-хо-цзы шире, выше и массивнее хребта Ци-гэ-цзин-цзы. В сложении его главное участие принимает кристаллический известняк, мощные серовато-белые толщи которого чередуются с серым кварцитом и сланцами – слюдяно-хлоритовым и черным кремнистым. Эта свита горных пород заканчивается высокой грядой зеленого мелкозернистого песчаника, достигающей в седле 7418 футов (2261 м) абс. выс. и образующей высшую точку всей дороги через Бэй-Шань и ту грань, за которой все водостоки устремляются уже на север, к Янь-дуньскому протоку, тогда как до сих пор они направлялись либо в сторону Су-лай-хэ, либо к Эцзин-голу. Над этим седлом отдельные скалы подымаются метров на 150 или даже 180, так что гребень хребта Ши-фын-ша-хо-цзы должен достигать, а может быть и превосходить в отдельных точках 8000 футов (2440 м) абсолютного поднятия.

Открывающийся с перевала вид не обширен: впереди, за невысокой грядой, синеется котловина Чжи-чжэ-гу, замкнутая высоким, ровным валом хребта Фо-чэн-цзы, по сторонам высятся холмистые вздутия, уходящие за край горизонта. Общий тон далеких гор красновато-сизый, на переднем же плане преобладают серые и зеленые тона по цвету выступающих здесь на дневную поверхность песчаников, гранитов и гнейсов.

Среди обнажений этих пород дорога бежит на протяжении 8 км, после чего вступает на мягкую лёссовидную почву котловины Чжи-чжэ-гу, представляющую на значительную глубину очень тонкий илистый желто-серый субстрат, вероятно отложившийся на дне бывшего здесь некогда озера. Горизонтальные наслоения этого ила, перемежающегося то с мелким песком, то с гравием, заключающего местами даже гальку, хорошо видны в обрывах оврага, который сопровождает здесь справа дорогу. В овраге мы нашли значительные скопления совершенно пресной, прозрачной воды, и на краю одной из таких ям, длиной в двадцать, шириной в четыре метра, мы и остановились, спугнув парочку чирков (Anas querquedula), которые тут же были убиты.

Вечером нас посетили монголы-халхасцы, приехавшие из долины Ци-гэ-цзин-цзы вместе с Хомбо и Дарба. Последние некоторое время рассчитывали прогостить у халхасцев, а затем от пикета Мын-шуй предполагали направиться прямой дорогой через Е-шуй (90 ли), Ма-дунь (70 ли), Тола (75 ли), Джигда (85 ли), Сань-коу-чжэнь (60 ли), Казган (70 ли), Могай (60 ли). Бай или Шаманэ (70 ли) и Адак (120 ли) в селение Ном (90 ли).

Об этом пути они рассказали нам следующее.

Дорога сворачивает вправо в десятке ли от колодца Мын-шуй и до колодца Е-шуй бежит среди гор прямо на север. Сперва ущелье довольно узко, но затем горы отходят в обе стороны, и тропинка пересекает долину, по которой можно выйти к ключу Отун-да-цзу-чан. За долиной подымаются опять горы, которые не высоки, но скалисты. Колодец лежит по северную их сторону, вблизи сухого русла Е-шуй, которое, сойдясь с Мын-шуйским руслом, впадает к западу от ключей Я-цзу-чан в Янь-дуньский проток. От колодца Е-шун дорога идет мелкосопочником около 10 ли, после чего вступает в горы Ма-дунь-Шань, с северного склона коих сбегает главное русло Янь-дуньского протока. Ма-дунь-Шань – очень длинный, скалистый хребет и к востоку от дороги достигает значительной относительной высоты. Колодец находится по северную его сторону, близ протока, которым дорога следует, направляясь к урочищу Тола. Как это урочище, так и следующее – Джигда – находятся в каменистой пустыне, у подошвы скалистой гряды, составляющей один из южных отрогов хребта Карлык-таг. Ее проходят по сквозному ущелью; далее местность получает уже вполне горный характер. Урочище Сань-коу-чжень лежит в горах и в переводе зрачит «место схода трех ущелий».

Наше прощанье с монголами носило очень сердечный характер; мы даже наделили их небольшими подарками. Да и было за что. Оба, в особенности же Хомбо, изо всех сил старались быть нам полезными и, как уже знает читатель, значительно обогатили ваши сведения о Бэй-Шане. Беседы велись нами, при посредстве Сарымсака и Чуркина, обыкновенно по вечерам, причем часто описание местности сопровождалось демонстрацией ее особенностей с помощью камней и песка; иногда же Хомбо брался за карандаш, и надо было видеть его радость, когда его неумелым рукам удавалось начертить нечто, долженствовавшее, по его мнению, с полной наглядностью изобразить рельеф описываемой страны. Несмотря на их примитивность, чертежи эти, за неимением более достоверного материала, были нами использованы при составлении карты участка Бэй-Шаня вдоль Е-шуйской дороги.

Хребет Фо-чэн-цзы очень богат как рассыпным, так и коренным золотом. Последнее добывалось только с поверхности, где порода, его заключающая, подверглась уже в значительной степени разрушению. Породу эту дробили и просевали сквозь грохот, после чего подвергали дальнейшей обработке путем провеивання, подбрасывая дресву на значительную высоту над разостланной тканью до тех пор, пока ветром не относило в сторону наиболее мелких частиц породы. Оставшееся на ткани затем по частям выравнивалось и продувалось струей воздуха из ручного меха. В конце концов золото, конечно лишь в крупных зернах или чешуйками, отбиралось пальцами. Такой же сухой обработке, за отсутствием проточной воды, подвергалось и россыпное золото.

Несмотря на столь несовершенный способ добычи золота, в окрестностях Чжи-чжэ-гу работало до магометанского восстании не менее двух тысяч дунган и китайцев под присмотром китайского чиновника, жившего в Мын-шуйском укреплении. Развалины последнего, а равно постоялых дворов и других построек и до сих пор еще виднеются у южной подошвы хребта Фо-чэн-цзы и в продольной долине Мын-шуй. Жизненные припасы доставлялись сюда из Хами, Ань-си и Юй-мыня. Из Хами ездили или через Куфи и Ша-цзюнь-цзы (Са-чанза), или через Отун-го-цзы, из Ань-си же – через Бай-дунь-дцы и Бай-тан-цзы, где ветвь на Мын-шуй, ныне, по словам монголов, совсем заброшенная, уклонялась вправо и шла на урочище Чжи-чжэ-гу мимо гольца Баин-ола.

Ночью, при совершенно ясном небе, мороз достиг 11°; с восходом, однако, солнца температура стала быстро подниматься и к полудню остановилась на 12°. Дул сильный северный ветер.

В урочище Чжи-чжэ-гу мы дневали, так как прежде, чем идти дальше, необходимо было привести в порядок съемку и дневники и астрономически определить такой важный пункт Бэй-Шаня как Мын-шуй. Сверх того на очереди была и генеральная ковка лошадей, которая вот уже два дня как откладывалась за недосугом.

Хребет Фо-чэн-цзы, замыкающий с севера котловину Чжи-чжэ-гу, принадлежит к числу значительнейших в Бэй-Шане. Мы проследили его на запад километра на сорок два и, судя по юго-западному его простиранию, я не сомневаюсь в том, что он составляет одно целое с ранее описанным хребтом Да-бэнь-мяо; на востоке он также уходит за край горизонта и едва ли не сходится там с горами, образующими восточный конец Карлык-тага. Его длине соответствует и его высота. В месте прорыва его Мын-шуйским руслом он представляет невысокий барьер, но в обе стороны от этого понижения быстро крупнеет, приобретает массивность и выбрасывает пики, переходящие за 700 м относительной высоты. Исходя из последней цифры, можно установить, что средняя абсолютная высота его малозубчатого гребня составляет величину, очень близкую к 8500 футам (2600 м).

На нашем пути всю массу этого хребта слагал бледно-красный крупнозернистый гнейсогранит, переслаивающийся с серым, серо-зеленым и темно-зеленым (хлоритовым) мелкозернистыми гнейсами и пересеченный во многих местах, главным же образом в осевой части и на северном склоне, розовым мелкозернистым жильным гранитом (аплитом); там же обнаружена была и жила зеленого ортоклазо-эпидотового гранита-порфира незначительной мощности.

Для прохода через Фо-чэн-цзы дорога воспользовалась широкою брешью, промытой в нем некогда Мын-шуйской рекой, далее же вступила в узкую, вытянутую в западо-северо-западном направлении котловину, которой и следовала на протяжении 10 километров.

Почва этой котловины состояла из гравия с значительной примесью щебня и отличалась крайним бесплодием; кое-какая растительность виднелась только вдоль росточей, да к северу от дороги, в направлении свернувшего туда Мын-шуйского русла. Выходы из-под дресвы и щебня коренных горных пород встречались не часто; сперва обнажались преимущественно гнейсограниты и серые гнейсы, далее же серовато-зеленые слюдистые сланцы, хлоритовые гнейсы и ортоклазо-эпидотовые граниты-порфиры. Эти же горные породы слагали и невысокий кряж Йо-шуй-дабан, ответвляющийся от хребта Фо-чэн-цзы и замыкающий с запада и северо-запада Мын-шуйскую котловину.

Дорога переваливает через него в месте наибольшего его понижения, имеющего 7070 футов (2155 м) абсолютного поднятия, после чего пересекает небольшую котловину – бухту, открывающуюся на север, куда уходит и бегущее вдоль нее сухое русло Йо-шуй. Галька в этом русле состоит преимущественно из кристаллических пород: много кварца, эпидота, разнообразных гранитов; но попадаются и сланцы – слюдяной, глинистый и известково-глинистый. Последний из поименованных сланцев слагает отрог, составляющий западное крыло котловины, а может быть и главную массу высокого Гинь-ва-Шаня, имеющего северо-западное простирание и представляющего также лишь отрог Фо-чэн-цзы.

Обойдя это обнажение, мы вступили в обширную долину Да-цзы-чан, названную так по колодцу, находящемуся несколько в стороне от дороги, у подошвы гранитных утесов южных гор. Хотя проводник и утверждал, что до него рукой подать, тем не менее его осмотр занял порядочно времени, так что, когда я вновь выехал на большую дорогу, то уже и хвоста каравана не было видно: он успел уйти километров на пять вперед. Пришлось догонять его чуть не рысью, придерживаясь оставленных им следов, которые отчетливо выделялись на дресвяной почве долины. Среди этой дресвы яркими пятнами, белыми, красными, серыми и зелеными, залегал более или менее крупный щебень различных горных пород, но я не имел времени убедиться, представляют ли эти однородные осколки остатки распавшихся на мелкие куски отторженцев или разрушенные выходы коренных пород; впрочем, я не сомневаюсь, что в двух-трех местах я имел дело с последними, причем взятые тут образцы оказались принадлежащими к красному роговообманковому граниту и кристаллическим серым известнякам.

Проехав большой дорогой четыре километра, я поравнялся с протоком, в котором, благодаря рассказам монголов, я тотчас же признал Мын-шуйское русло, обошедшее с востока Йо-шуй-дабанский отрог; его сопровождала поросль низкорослого саксаула.

Следуя вдоль этого русла, я вскоре выехал на плоский отрог южных гор, сложенных из серого кристаллического известняка. С него я увидел километрах в трех впереди обширное желтое поле солонца Отун-да-цзы-чан и быстро приближавшийся к нему караван. Переход был окончен.

Из урочища Отун-да-цзы-чан Карлык-таг был уже ясно виден. Между ним и нами расстилалась широкая волнистая степь, по сторонам и позади вставали горы. И вот, для того чтобы лучше ориентироваться среди этих последних, решено было после обеда взобраться на ближайший утес Е-шуй-Шаня. Восхождение это заняло с добрый час времени, так как для того, чтобы найти подходящий обсервационный пункт, нам пришлось переменить несколько сопок. С последней, представлявшей скалу красно-бурого фельзитового порфира, открылся наконец вид, который мог удовлетворить большинству наших требований.

Вдали, на северо-западном краю горизонта, в неясных очертаниях вставал Карлык-таг с своими четырьмя седыми вершинами, которые с поразительной ясностью выделялись на сверкающей синеве центрально-азиатского неба. От этих вершин в обе стороны тянулась воздушная, нежно-фиолетовая зубчатая полоса гор, которая на востоке служила лишь фоном для целого ряда гребней более близких гор, составляющих юго-восточную окраину необъятного нагорья Тянь-Шаня. Из массы этих, точно затянутых флером, высот ответвлялась гряда, которая, следуя к юго-западу, постепенно вырисовывалась в скалистый, очень расчлененный хребет. Это – Ма-дунь-Шань, самый северный из бэй-шаньских хребтов, с которого стекали некогда воды, образовавшие Янь-дуньский проток. Западный конец его нам был ясно виден, мы могли даже различить его темно-серые и бурые скалы, чередовавшиеся с широкими седловинами. Между ним и Е-шуй-Шанем расстилалась глубокая долина, переходившая на востоке в волнистое плато, замыкавшееся на краю горизонта горами.

Существует ли какая-либо связь между этими горами и хребтом Фо-чэн-цзы, уловить за дальностью расстояния я не мог; однако, думаю, что, подобно Е-шуй-Шаню, они представляют лишь северный отрог помянутого хребта, прислонившийся к Ма-дунь-Шаню. На западе высокие скалистые массивы кряжей Гинь-ва-Шань и Лу-гань-чан совершенно скрывали расположение находящихся позади горных масс. Такой характер горного ландшафта в верховьях Янь-дуньского протока дает повод думать о существовании прочной топографической связи между горами бэй-шаньской и тянь-шаньской систем, если только Карлык-таг относится к этой последней системе.

Солончак Отун-да-цзы-чан – один из самых обширных в Бэй-Шане. Он густо порос солонцовыми травами, преимущественно – камышом и осокой; из других же видов бросались в глаза Anabasis aphylla L., А. brevifolia С. А. Mey., Artemisia fragrans var. snbglabra Winkl., Inula amrnophyla Bge, Arnebia fimbriata Maxim. и Astragalus sp. Его абсолютная высота определена была нами в 6109 футов (1802 м), Футтерером – в 5904 фута (1799 м)[254] и Обручевым – в 4855 футов (1280 м)[255].

22 сентября, при совершенно ясном небе и полном затишье в морозном воздухе, мы, наконец, вышли из Бэй-шаньских гор в каменистую пустыню, которая заливом шириной до 15 и глубиной до 26 км вдавалась в горные массы хребтов Е-шуй-Шань и Ма-дунь-Шань. Впрочем, в эту равнину мы вышли не вдруг, так как с одной стороны высокий, скалистый, буро-зеленовато-серый Лу-гань-чан, с другой – последние отпрыски хребта Е-шуй-Шаня сопровождали дорогу еще на протяжении 13 км. Местность здесь даже как будто приподнялась, и среди плоских холмов, перегораживавших долину, стали попадаться выходы коренной породы – серых и серовато-желтых кристаллических известняков, прорванных жилами буро-красных и зеленовато-серых порфиров. Очевидно, что именно это массивное поднятие послужило некогда непреодолимым препятствием для вод Мын-шуйской реки, которая и проложила себе русло в более податливых породах, свернув от ключа Отун-да-цзы-чан прямо на север, поперек холмов Е-шуй-Шаня.

По выходе из гор мы шли каменистой пустыней 20 км до урочища Я-цзы-чан, где и остановились.

Это урочище представляет глубокую впадину на краю сухого русла Е-шуй, точнее – глубокую бухту этого последнего, которая развертывается перед глазами путника только тогда, когда он почти вплотную подойдет к обрывистым ее берегам. Ее дно – солончак, густо поросший осокой и спорадически – камышом, солянками и гребенщиком. Ключей в урочище два: один – близ спуска, с слегка солоноватой водой, другой – в двух километрах к северу – почти пресный. Абсолютная его высота по нашему определению оказалась равной 4908 футов (1496 м), по определению Футтерера – 4691 фут (1430 м)[256] и Обручева – 4428 футов (1350 м)[257].

Подходя к впадине, мы пересекли колесный путь, шедший с востока на запад. В. А. Обручев полагает, что это один из вариантов колесной дороги из Ань-си-чжоу (?) в Хами[258]; в действительности же это местная дорога, не идущая на восток далее урочища Да-чжо-цзы, где некогда велось в значительных размерах пережигание саксаула на уголь.

23 сентября мы продолжали наш путь по местности, представляющей место схода многочисленных сухих русел в один могучий проток, названный мною Янь-дуньским.

Проток этот слагается из двух рукавов, из коих северный производит впечатление более значительного. С высот, окружающих урочище Отун-го-цзы, я проследил его довольно далеко на восток, причем выяснилось, что его образуют несколько коротких русел, из коих по крайней мере два сбегают с севера; если верить, однако, монголам, главный сток прежних вод находился все же не здесь, а на северном склоне хребта Ма-дунь-Шань, в том месте, где этот последний, повышаясь, сливается с нагорьем Карлык-тага. С того же хребта и, вероятно, с южных склонов тех же гольцов, выносила свои воды и бывшая речка Е-шуй, которая, сливаясь с Мын-шуйским руслом, слагала далее южный рукав того огромного желоба, который проходит мимо Янь-дуня.

Хребет Ма-дунь-Шань служит, таким образом, водоразделом между обоими рукавами, и его западный конец, изрезанный многочисленными стоками, и пересекает дорога в участке между Я-цзы-чаном и Отун-го-цзы.

Поднявшись из Я-цзы-чанской ямы снова на каменистую степь, мы шли ею километров пять, имея вправо крутой обрыв Е-шуйского русла, затем пересекли последнее и вышли на его правый берег, представляющий узкий отрезок той же каменистой пустыни, выклинивающейся на запад в новое расширение названного русла. Топографически этот мыс составляет как бы отпрыск хребта Ма-дунь-Шань. Да таким он, по-видимому, и был когда-то, так как и теперь еще из-под гальки выступает здесь кое-где коренная порода – серый глинисто-кремнистый сланец.

Усыпанные серой галькой рыхлые красные отложения (конгломераты и песчанистые глины с редкими включениями кристаллических агрегатов гипса и поваренной соли) вообще не отличаются здесь значительной мощностью, вследствие чего служащие им постелью коренные породы выступают из-под них повсеместно и часто; так, еще накануне, не доходя Я-цзы-чана, мы обошли обнажение буро-красного порфира, сегодня же, едва поднялись из ямы, как натолкнулись на щетки темно-зеленого филлита, которые и тянулись вдоль дороги на протяжении 700 сажен (1493 м).

Севернее Е-шуйского сухого русла выходы коренных пород стали попадаться еще чаще. Да оно и понятно: мы обходили здесь западный конец хребта Ма-дунь-Шань, размытый прибоем вод когда-то бывшего здесь залива и частью занесенный его отложениями. Конец этот, судя по остаткам, слагали богатые выделениями кварца серые глинисто-кремнистые сланцы, прорванные жилами фельзитового порфира и диорита; выходы последнего оказались сильно разрушенными с поверхности.

Порфировая гряда составляла водораздел между южным и северным рукавами Янь-дуньского протока. Пройдя последний, мы поднялись на его высокий правый берег и вскоре достигли глубокого оврага Отун-го-цзы, где и остановились на лугу, у обильного водою ключа, выбивающегося из-под круто обрывающейся здесь толщи детритуса[259] близлежащих гор; вероятно, там, в этих горах, следует искать и вершину ушедшего затем под землю источника.

Абсолютная высота урочища оказалась равной 3940 футам (1201 м).

После чая я поднялся на край балки для обозрения окрестной страны, но успел окинуть взором и зарисовать только южную часть горизонта, где круто падающие горы Бэй-Шаня кулисообразно заходили одна за другую, причем их краевой контур представлял непрерывный ряд выпуклых линий, т. е. смену неглубоких бухт и острых высоких мысов. У их подошвы расстилалась щебневая пустыня, опускавшаяся на север уступами – широкими и низкими, но все же уступами. Еще ближе к протоку почва приобретала красный оттенок и странный запутанный рельеф, напоминающий ходы большого короеда (Myelophilus piniperda) в сосновой коре; их наметила вода, а докончил ветер, которому и Янь-дуньский проток обязан в значительной мере своими размерами.

Весь восток был занят горами… Но было уже не до них. В воздухе вдруг потемнело… Зловещая свинцовая туча выкатилась из-за Карлык-тага и как-то сразу заняла полгоризонта. Рванул ветер, и полил дождь… Но какой дождь! Ни ветра, ни грома, а между тем в воздухе стоял глухой гул от низвергавшейся с неба воды. Еще минута, и к нему присоединились новые звуки, возвестившие нам об образовании силевого[260] [селевого] потока. Счастье еще, что наши юрты стояли на возвышении, а то бы быть нам на дне Янь-дуньского русла. Впрочем, и так беда приключилась немалая, юртовый войлок не выдержал нового испытания и дал течь во многих местах, и я не знаю, что бы удалось нам спасти из коллекций, если бы дождь лил не четверть часа, а несколько долее. Но он вдруг перестал, и вода так же быстро скатилась, как набежала…

Такие ливни хотя не часты, но обычное явление в струнах с континентальным климатом, и я думаю, что только силевыми явлениями и можно объяснить ту сохранность древних русел, какая наблюдается ныне повсеместно в Бэй-Шане.

В логу Отун-го-цзы силь [сель] оставил после себя значительные следы в виде навороченной гальки, конгломератных глыб и стволов гребенщика, которые, будучи полузатянуты песком и глиной, занесли большую часть лужайки.

После дождя небо оставалось до позднего вечера затянутым облаками, которые очень низко неслись над землей; они скрыли даже ближайшие горы; и на следующий день нам уже не довелось нанести их на карту, так как ввиду значительности предстоящего перехода, что-то около 58 км, мы выступили в Мор-гол до рассвета.

В сумерках мы прошли около 8 км. При первых же лучах солнца я увидел такую картину. Кругом – каменистую степь: серовато-желтый глинисто-песчаный грунт, устилающую его черную блестящую гальку, редкие кусты хвойника и низкорослого саксаула, и перед собой – уходящую в даль грязно-желтую ленту дороги.

Этой дорогой, среди все той же монотонной пустыни, мы должны будем пройти сегодня еще многие километры, а потому самое лучшее, что мы теперь можем сделать, – это запастись терпением и пореже справляться с часами.

Убить время в пустыне осенью положительно не на чем: неорганическая природа, донельзя однообразная, не представляет объектов для наблюдения, органическая же жизнь, и весной бедная и убогая, в сентябре вконец замирает. Остается лишь созерцать дальние горизонты да переваривать в думах вчера виденное.

На сей раз я задался вопросом: почему галька пустыни в одном месте покрывается темно-коричневой коркой, в другом – нет, хотя и там и тут она состоит из одних и тех же горных пород? Играет ли тут какую-нибудь роль различная давность их залегания на поверхности почвы? Не думаю. В Бэй-Шане можно видеть целые горы, покрытые темной коркой и кажущиеся вылитыми из чугуна, и рядом хребты без всяких следов подобной коры; равным образом в Бэй-Шане же приходилось зачастую проезжать по долинам, усыпанным пестрым щебнем, а несколько далее щебнем, уже покрывавшимся темной коркой, причем в общих условиях их залегания и в составе нельзя было подметить существенной разницы. Иногда даже в осыпях обломки такой прочной породы, как кварц, успевали покрываться бурой коркой, а иногда монолиты без всяких следов поверхностного разрушения сохраняли во всей неприкосновенности свою первобытную, слегка только потускневшую окраску. В чем же разгадка этого любопытного явления?

Припомнив, что темно-бурая корка одевает скалы или на значительной высоте или на сторонах, защищенных от господствующих северо-восточных и северо-западных ветров, я остановился на мысли, что образованию коры мешает переносный песок и что, стало быть, цветная галька устилает лишь такие участки каменистой пустыни, которые наиболее подвержены действию постоянных ветров; действительно, в долинах, носящих явные следы раздувания, я никогда не видел черной гальки. Впрочем, гипотеза эта еще требует строгой проверки.

С дороги видна была только окрайняя гряда Карлык-тага, все же, что находилось позади ее ровного низкого гребня, затянул туман – испарение вчера пролившегося дождя; такой же туман, хотя более редкий, позволявший временами видеть отвесные красные стены Янь-дуньского русла и сопровождающие его столовые возвышения, стлался и на юге, но так низко, что поверх его явственно были видны отдельные сопки Бэй-Шаня. В этих картинах не было ничего интересного, и нам оставалось лишь терпеливо ждать, чем подарит нас западная часть горизонта, где мы с нетерпением ожидали появления силуэта Мор-голской гряды. Наконец, на сорок втором километре от ночлега мы ее увидали

– Ну, теперь уже близко!

Но мы шли еще добрых три часа времени, и эти три часа показались нам длиннее восьми уже проведенных в дороге. Мазар-таг не давался нам, точно клад!

Но вот он вдруг вырос и вытянулся по направлению к Карлык-тагу, откуда также стали подходить горы. Это был, без сомнения, восточный из таш-булакских кряжей. Мало-помалу мы стали признавать местность. Кому-то даже показалось, что он видит гробницу султана-улеми-Рахмета на гребне Мазар-тага. Но я и в бинокль ничего рассмотреть там не мог. Прошло еще полчаса в бесплодном выжидании каких-либо признаков близости человеческого жилья, как вдруг, когда всего менее этого ждали, впереди раздался окрик:

– Река!

Это была красавица Хо-или, или Mop-гол, одна из немногих речек, добегающих и поныне до Янь-дуньского русла, где ее воды образуют обширное тростниковое займище Торэ-аркын, известное множеством водящихся там кабанов. В том месте, где ее переходит дорога, она течет в русле, проложенном в речнике, выше же ее теснят гранитные скалы, которые и препятствуют местному населению утилизировать ее воду для поливки полей; впрочем, попытки в этом отношении делались, да и сейчас еще вниз по ее течению виднеются пашни, но только в кусках, не превосходящих 20 м.

Прозрачная и стремительная, в ярко-зеленой рамке из камышей и кустарников, Хо-или произвела на нас чарующее впечатление. Явилась даже мысль стать на ней бивуаком.

– А хлеб? А соль?

К свежему хлебу, действительно, давно уже стремились все наши помыслы, а тут, как на грех, вчерашний ливень испортил все, что еще оставалось у нас из запасенной муки, напитав ее соляным сиропом из мешка с солью, попавшего в суматохе в самое неблагополучное место; с лепешками же мы покончили еще в урочище Лу-цо-гу.

Итак, снова в путь!

Еще не доходя до речки, влево от дороги, я заметил незначительный выход серого кремнистого сланца, далее же к западу коренные породы (преимущественно граниты) стали попадаться чаще. Впрочем, первое время мы ехали все тою же каменистою степью и только уже на третьем километре вступили в холмы, образующие южный конец восточной Таш-булакской гряды. Первую цепь холмов слагал темно-серый кремнистый сланец, вторую – бледно-красный биотитовый гранит, к которому примыкали сильно разрушенные с поверхности желтовато-зеленые горки эпидотового сланца. С этих холмов был уже хорошо виден китайский Mop-гол, прислонившийся к почти черному Мазар-тагу, а там было уже рукой подать и до Ходжам-булака, где нас встретили с распростертыми объятиями, как старых знакомых.

В Mop-голе мы дневали, чтобы дать отдых нашим отощавшим животным и сделать вторичное астрономическое определение пункта.

Здесь мы расстались с проводником-китайцем, который горячо, но безуспешно, настаивал на необходимости избрать южную дорогу для перехода в Хами. Пролегая по открытой степи, последняя едва ли, однако, могла дать нам материал, в чем-либо существенном дополняющий имевшиеся уже о ней сведения, между тем как даже самая небольшая экскурсия в Карлык-таг несомненно должна была внести новое в орографию этого малоисследованного хребта. Видя неуспех своего домогательства, китаец, видимо, рассердился и потребовал немедленного расчета; мы же, подрядив проводником одного из местных обывателей, 26 сентября выступили прямой дорогой в Хотун-там.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.