Виноторговец приходит на Вильгельмштрассе

Виноторговец приходит на Вильгельмштрассе

Блеклым и облинявшим выглядел на скамье подсудимых бывший рейхсминистр иностранных дел Иоахим Риббентроп. Вид у него удрученный, соответствующий той метаморфозе, которая произошла в его положении.

Трудно назвать кого-нибудь другого из подсудимых, чье имя чаще мелькало бы в предвоенные годы на страницах мировой печати. И журналисты посвятили немало восторженных строк элегантной фигуре Риббентропа, его светским манерам, умению одеваться. Тогда он старательно обслуживался парикмахерами, массажистами, портными. Теперь все это позади. И господин рейхсминистр, который не научился сам следить за своей внешностью, как-то сразу постарел, опустился. Нередко он является в зал суда небритым, непричесанным. Да и в камере у него страшный беспорядок. Бюрократ по натуре, он развел там целую канцелярию, и бумаги валяются кругом в самом хаотическом состоянии...

Достаточно было несколько дней понаблюдать за Риббентропом во время суда, чтобы заметить, что ведет он себя совсем не так, как, скажем, уже известный нам Геринг. Этот держится скромно, даже заискивающе. Он чем-то напоминает ученика, который очень плохо занимался, оставлен на второй год и теперь старается замолить свои грехи.

Когда в зал входят судьи, Риббентроп каким-то образом умудряется опередить всех: и своих соседей по скамье подсудимых, и защитников, и обвинителей — и первым вскакивает с места. На вопросы отвечает с готовностью, будто давно осознал, что коль уж судьба обошлась с ним так круто, превратив министра иностранных дел в подсудимого, то его единственная забота — раскрыть будущим поколениям немецкого народа опасные заблуждения Гитлера, приведшего Германию к ужасной трагедии.

Сидит Риббентроп чаще всего скрестив руки: это его любимая поза. Перед началом судебных заседаний и в перерывах оживленно переговаривается с Герингом и Кейтелем. Но едва суд возобновляет свою работу, как он весь превращается в слух. На лице скорбная маска. Риббентроп старается казаться подавленным огромностью жертв и испытаний, которые выпали на долю человечества. Он держится с таким видом, будто сам из миллионов потерпевших и явился в нюрнбергский Дворец юстиции, чтобы предъявить свой счет.

На разные случаи у Риббентропа заготовлены различные выражения лица. Стоит, например, обвинителю прервать излияния рейхсминистра и напомнить ему об огромной личной вине, как он сразу же надевает личину безвинно оклеветанного человека...

Слушая ответы Риббентропа на вопросы своего адвоката, я удивлялся блестящей его памяти. Гитлеровский дипломат с завидной точностью воспроизводил эпизоды тридцатилетней давности, легко оперировал многочисленными датами. Однако, как только адвоката сменял обвинитель, память Риббентропа заметно ослабевала.

На обычных уголовных процессах часто случается так, что подсудимый говорит с голоса своего защитника. На процессе в Нюрнберге защитник, конечно, не мог играть и не играл такой роли. Его задача сводилась в основном к собиранию доказательств в защиту подсудимого, к юридической квалификации действий последнего. Интерпретацию же этих доказательств, как правило, давал сам обвиняемый. Применившись к такому «разделению труда», адвокаты довольно слаженно действовали со своими подзащитными. Лишь изредка возникали серьезные эксцессы, когда защита фактически отказывалась выполнять свои обязанности.

В этой связи любопытна история с защитой Риббентропа. Его интересы на первых порах представлял известный немецкий юрист доктор Заутер, который, однако, очень скоро отказался от своего клиента. При случае я спросил у Заутера, чем это вызвано и не сожалеет ли он, передав своего подзащитного другому адвокату. Заутер улыбнулся:

— Знаете, господин майор, я просто счастлив, что развязался с ним. Я старался исполнить свой профессиональный долг, и думалось, что встречу в этом отношении понимание со стороны подзащитного. Но поверьте, мне страшно надоел этот «государственный деятель». Он нерешителен, истеричен, склонен к панике... Просит вызвать какого-нибудь свидетеля. Я предпринимаю необходимые меры. Вопрос решается положительно, и свидетель вот-вот должен прибыть в Нюрнберг. Но тут вдруг Риббентроп отказывается от своей просьбы и набрасывается на меня, устраивает истерику за то, что я так опрометчиво пошел на вызов этого свидетеля... Или, скажем, согласовываю с ним позицию защиты по тому или иному эпизоду, в частности по поводу его выступления на одном из правительственных заседаний. Он долго и подробно раскрывает мне смысл этого выступления. А на следующий день, когда я сообщаю ему о своем плане защиты с учетом этого выступления, Риббентроп меняется в лице: «Откуда вы взяли, что я выступал там? Разве вам не ясно, что такое выступление подрывает всякое доверие ко мне?» Нет, такого человека защищать невозможно...

К этому следует добавить, что Заутер никогда не чувствовал себя единственным защитником и консультантом рейхсминистра. Целыми часами Риббентроп беседовал с тюремным врачом, с офицерами стражи и даже с парикмахером Виткампом, делился с ними впечатлениями о процессе, просил советов. Тюремный врач пошутил по этому поводу, что, будь он всего лишь охранником, Риббентроп все равно обратился бы к нему за советами.

Да, действительно, с того дня, как Риббентроп покинул роскошный министерский кабинет и лишился своих многочисленных советников, он почувствовал себя весьма растерянно в этом мире, клокочущем грозными событиями и внезапно сменяющимися ситуациями. Необходимая в такой обстановке быстрая реакция, способность принимать самостоятельные решения у гитлеровского «сверхдипломата» отсутствовали почти начисто. Его обуревал лишь страх за свою судьбу.

В первые дни мая 1945 года страх погнал Риббентропа в Гамбург. Там он снимает комнату на пятом этаже ничем не примечательного дома и на глазах у английского военного управления ведет жизнь безобидного обывателя. Пока контрразведчики разных стран ищут гитлеровского министра иностранных дел, пока его портреты с описанием особых примет тщательно изучаются во всех сыскных отделениях, Риббентроп в своем двубортном костюме, в черной шляпе и в темных защитных очках свободно гуляет по городу. После неприятной беседы с Деницем, наотрез отказавшимся использовать его в новом правительстве, и в особенности после того, как само это «правительство» было целиком арестовано, бывший рейхсминистр пытается «переквалифицироваться». Благо у него есть еще профессия — коммерсант, специализировавшийся на продаже шампанских вин.

Риббентроп не случайно прибыл в Гамбург: здесь обитал его бывший компаньон. 13 июня 1945 года они встречаются.

— У меня есть завещательное распоряжение фюрера, — шепчет Риббентроп. — Вы должны укрыть меня. Дело идет о будущности Германии.

Компаньон, судя по всему, не умилился при этой встрече. Что же касается сына гамбургского коммерсанта, то он немедленно сообщил оккупационным властям о появлении господина Риббентропа.

Назавтра ранним утром трое британских военных и один бельгийский солдат решительно постучались в квартиру, где скрывался Риббентроп. В дверях показалась молодая привлекательная женщина в легком капоте. Она встретила незваных гостей криком испуга, но те, не теряя ни минуты, устремились в комнаты. Пробуждение бывшего рейхсминистра было не из приятных.

— Как вас зовут? — спросил руководивший арестом лейтенант Адамс.

— Вы хорошо знаете, кто я, — ответил Риббентроп и чопорно раскланялся.

Господин Риббентроп, очевидно, предполагал скрываться долгое время. Во всяком случае, в его чемодане солдаты обнаружили несколько сот тысяч марок, аккуратно перевязанных в пачки.

На первом же допросе арестованный признался, что рассчитывал оставаться невидимкой до тех пор, пока не «улягутся страсти».

— Я знаю, — заявил он, — что мы находимся в списках военных преступников, и понимаю, что при существующем положении может быть только один приговор: смертная казнь.

— И вы решили подождать изменения обстановки?

— Да...

На всякий случай Риббентроп заготовил не только деньги, но и три письма: одно — фельдмаршалу Монтгомери, второе — министру иностранных дел Великобритании Идену, третье — Уинстону Черчиллю.

Но арест спутал все карты. С этого момента для Риббентропа «будущность Германии» теряет всякий смысл. Его перевозят в Лансбург, оттуда — в лагерь интернированных и, наконец, в Нюрнберг.

На скамье подсудимых Иоахима фон Риббентропа посадили в первом ряду, третьим после Геринга и Гесса. Он не был в числе организаторов нацистской партии, но доля его ответственности тоже огромна.

19 июня 1940 года, когда нацистский Берлин с ликованием праздновал первые «победы фюрера», имя Риббентропа было у всех на устах. Именно о нем Гитлер сказал тогда на заседании рейхстага:

— Я не мог закончить это чествование без того, чтобы в заключение не поблагодарить человека, который в течение многих лет осуществлял мои директивы, работая верно, неутомимо, самоотверженно. Имя члена нацистской партии фон Риббентропа как министра иностранных дел будет вечно связано с политическим расцветом германской нации.

«Сверхдипломат» — так в течение многих лет величала Риббентропа буржуазная пресса. Но я слушал его показания в суде, слушал многочисленных свидетелей, вызванных по его делу, наблюдал отношение к нему других подсудимых, и передо мной возник совсем иной образ гитлеровского министра иностранных дел.

Суммируя итоги показаний Риббентропа, Геринг заявил доктору Джильберту:

— Какое жалкое зрелище! Знай я это раньше, больше вникал бы в нашу внешнюю политику. Не зря я так пытался помешать ему стать министром иностранных дел...

Еще более резкую характеристику дал Риббентропу Ганс Франк:

— Он грубый, невоспитанный и невежественный. По-немецки-то говорит неправильно, куда уж ему разбираться в международных делах. Я не понимаю, как Риббентроп мог рекламировать свое шампанское, не говоря уже о национал-социализме... Преступлением было делать такого человека министром иностранных дел в стране с семидесятимиллионным населением...

— Преступный дилетантизм! — так оценил деятельность Риббентропа на Вильгельмштрассе его сосед по скамье подсудимых фон Папен. — Преступный дилетантизм, благодаря которому этот человек проиграл империю в карты.

Не упускал случая съязвить, подчеркнуть невежество Риббентропа и Зейсс-Инкварт во время допроса «сверхдипломата». Когда дело коснулось позиции Болгарии в первой мировой войне, он с улыбкой заметил доктору Джильберту:

— Ничего пока не говорите, но я думаю, что наш министр иностранных дел даже не подозревает, что болгарский вопрос относится к Трианонскому договору.

Можно было бы значительно приумножить подобные высказывания бывших членов германского правительства. Но и без того уже ясно, какой репутацией пользовался «сверхдипломат» среди недавних своих коллег.

Да и Гитлер, как видно, разочаровался в нем. Перед самоубийством он составляет завещание, назначает своего преемника и новый состав правительства, однако Риббентропа, того самого, имя которого «будет вечно связано с политическим расцветом германской нации», в списке министров нет. Гитлер заменил его Зейсс-Инквартом.

В чем же дело? То Риббентропа славословили, перед ним заискивали, с его именем связывали наиболее значительные победы германской дипломатии. А потом вдруг все с редким единодушием согласились, что он лишь «совокупность тщеславия, тупости, дилетантизма и вообще невежественный в международных делах человек».

Кем же в действительности был Иоахим фон Риббентроп?

В Международном трибунале ему пришлось давать показания вслед за Герингом. Явно желая опровергнуть мнение о том, что он просто «выскочка и карьерист», Риббентроп стал похваляться знатностью происхождения.

Ту же самую тенденцию нетрудно проследить и в его мемуарах, написанных в Нюрнбергской тюрьме. Сообщив место и дату своего рождения (город Везель, 30 апреля 1893 года), он пустился в утомительные рассуждения о том, что все его предки в течение столетий были либо юристами, либо солдатами, один из них даже подписал Вестфальский мирный договор.

Пространно повествует Риббентроп и о своих первых шагах в жизни. Ой как хочется ему убедить и суд и потомков, что всею своей жизнью был подготовлен к тому, чтобы взять на себя тяжкое бремя руководства иностранными делами Германии.

Еще совсем молодым человеком Иоахим Риббентроп едет в Швейцарию, затем перебирается в Лондон, где изучает английский язык. В 1910 году он в Канаде. А первая мировая война застает его в США. Милитаристское прошлое сразу же дает себя знать, и Риббентроп спешит в Германию, поступает на военную службу. В 1919 году в качестве адъютанта генерала Секта он выезжает с германской мирной делегацией в Версаль и вскоре затем выходит в отставку в скромном чине обер-лейтенанта.

Новые времена — новые песни. Вчерашний адъютант Секта счел за лучшее заняться коммерцией. Иоахим фон Риббентроп становится собственником крупной экспортно-импортной виноторговой фирмы, вступает в брак с Анной Хенкель, дочерью владельца другой всемирно известной фирмы по торговле шампанским. Молодой преуспевающий виноторговец богатеет с каждым годом и благодаря своим коммерческим связям со многими странами, особенно с Англией, приобретает знакомства в некоторых видных политических салонах.

Именно в это время у него зарождается мечта о дипломатическом поприще. Риббентропу кажется, что частые встречи с иностранными коммерческими контрагентами обогатили его солидным опытом международных сношений. Тщеславный по натуре, он жаждет украсить родословную Риббентропов собственной блистательной карьерой. Но веймарский режим почему-то не замечает его дипломатических талантов. А вот национал-социалисты, которые рвутся к власти, относятся к нему более чем дружески. Однополчанин граф Гельдорф знакомит Риббентропа с Эрнстом Ремом, а потом эти два видных национал-социалиста устраивают ему встречу с самим Гитлером. Риббентроп убеждает Гитлера в том, что он имеет контакты с многими политическими деятелями Англии и Франции. Тот приходит к мысли, что этот человек может ему пригодиться. Гитлер не очень склонен в случае прихода к власти сохранять на Вильгельмштрассе дипломатов старой школы. Он намерен начать эру новой дипломатии, «решительной и без предрассудков».

В 1933 году происходит более тесное сближение виноторговца с главарем нацистов: Риббентроп предоставляет для деловых встреч Гитлера свой дом в Далеме. С этого момента и началась политическая карьера будущего рейхсминистра. Сразу же после прихода Гитлера к власти появляется на свет так называемое «Бюро Риббентропа», — по существу, специальная внешнеполитическая организация фашистской партии.

Многие нацистские бонзы, имевшие «заслуги» перед нацистским режимом в течение долгих лет борьбы за власть, смотрели на новоявленного дипломата как на выскочку. Но это лишь еще больше подхлестывало его, будоражило честолюбивые мечты, подогревало активность.

Иоахим фон Риббентроп был очень тщеславен. Его приверженность к пышным церемониям достигла своего апогея, когда он занял министерский кабинет на Вильгельмштрассе. Риббентроп появлялся в министерстве с таким видом, будто спустился с небес на грешную землю. При возвращении же его из заграничных поездок весь штат министерства выстраивался шпалерами на аэродроме или вокзале. Особые правила были разработаны на случай, если господин рейхсминистр путешествовал с супругой. В этом случае встречать его должны были не только сотрудники, но и жены их, невзирая ни на какие капризы погоды. Малейшее уклонение от установленного ритуала рассматривалось как неуважение к «высокой государственной особе», со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Болезненное тщеславие Риббентропа нередко оборачивалось скандалами. Однажды, например, он запретил публикацию согласованного коммюнике о переговорах между Гитлером и Муссолини из-за того только, что в заключительном параграфе этого документа, где перечислялись участники переговоров, фамилия министра иностранных дел была поставлена после Кейтеля. Еще более непристойная сцена разыгралась между Риббентропом и Герингом в момент подписания пакта о создании «оси Рим — Берлин — Токио». Кроме правительственных делегаций трех стран в зале собрались тогда десятки представителей печати и кинохроники. Ярким ослепительным светом горели юпитеры. И тут вдруг на глазах у всех рейхсминистр попытался потеснить рейхсмаршала. Этот, по выражению Геринга, «высокомерный павлин Риббентроп» потребовал от «второго человека рейха» занять место позади него.

— Вы только подумайте, каков нахал! — задыхался от злобы Геринг, вспоминая этот случай уже много лет спустя во время одной из своих бесед с доктором Джильбертом. — И знаете, что я сказал ему в тот раз? Ни больше ни меньше как следующее: «Нет, герр Риббентроп, я буду сидеть, а вы будете стоять позади меня...»

* * *

Стремясь сохранить за собой благосклонность Гитлера, Риббентроп превзошел, пожалуй, даже Геринга. Он имел при фюрере своего человека, который систематически доносил, о чем тот ведет разговоры в «тесном кругу». На основании такого рода информаций Риббентроп делал выводы о ближайших намерениях Гитлера и, напустив на себя чрезвычайную важность, появлялся в апартаментах нацистского владыки с тем, чтобы преподнести ему его же мысли как свои собственные. Говорили, что Гитлер неоднократно попадался на эту удочку и превозносил «феноменальную интуицию» и «незаурядную дальновидность» министра иностранных дел.

В начале войны в распоряжение Риббентропа был предоставлен специальный поезд, в котором он повсюду сопровождал Гитлера. Поезд состоял из салон-вагона для самого Риббентропа, двух вагонов-ресторанов и не менее восьми спальных вагонов, в которых размещались многочисленные советники, специалисты-консультанты, помощники, секретари и охрана, отвечавшая за личную безопасность рейхсминистра. Все это напоминало бродячий цирк, который разбивал свои палатки то здесь, то там по мере надобности или по капризу Риббентропа. Отсутствие достаточного образования и знаний ставили министра в унизительную зависимость от огромного штата чиновников, которые должны были все время находиться под рукой.

Иоахим фон Риббентроп ревниво следил за политическим барометром. Ему было хорошо известно, что Гитлер стремится в ходе войны уничтожить десятки миллионов русских, украинцев, поляков, французов, чтобы навсегда ослабить эти народы, подвергнуть массовому ограблению побежденные страны, уничтожить в Европе всех евреев. Поэтому, когда началась война, на первый план выдвинулись такие люди, как Кейтель и Кальтенбруннер. Генералы и гестапо — вот силы, которые двигали нацистскую империю к заветной цели фюрера. И в этой гонке к мировому господству Риббентроп вовсе не хотел отставать.

В угоду фюреру Иоахим фон Риббентроп еще в 1933 году облачился в эсэсовский мундир и был даже немного обижен тем, что получил тогда незначительный ранг штандартенфюрера. Но вскоре Гиммлер оценил молодого эсэсовца и уже в 1935 году повысил его до бригаденфюрера, в 1936 году — до группенфюрера, а в 1940 году Риббентроп стал обергруппенфюрером. Затем по просьбе самого Риббентропа его зачислили в дивизию СС «Тотенкопф» («Мертвая голова»), в связи с чем Генрих Гиммлер лично вручил ему символические знаки этой дивизии — кольцо и кинжал. Для других такого рода побрякушки не представляли никакой ценности, но Риббентроп буквально охотился за ними.

В прежние времена в международной практике существовал обычай преподносить иностранным послам и другим дипломатам роскошные подарки. Уклонение от таких преподношений считалось нарушением правил вежливости. Но с годами этот обычай претерпел изменения: дорогостоящие подарки уступили место орденам, медалям, шелковым лентам.

Патологически честолюбивый Риббентроп не упускал случая украсить свою грудь новым знаком внимания любого правительства. Ему, конечно, было далеко до Геринга: мундир рейхсмаршала походил на витрину ювелирного магазина. Но и Риббентроп в полном параде сверкал всеми цветами радуги. Тем не менее аппетит его не утолялся, а, наоборот, все больше усиливался. И если в какой-нибудь столице забывали предложить ему награду, гитлеровский министр иностранных дел всегда находил способ напомнить об этом.

Советский обвинитель предъявил Международному трибуналу весьма любопытный документ: записи беседы начальника протокольного отдела германского МИДа фон Дернберга с румынским диктатором Антонеску. Фон Дернберг долго уговаривал Антонеску пожаловать Риббентропу орден «Карл I». Но Антонеску знал честолюбивую страсть рейхсминистра и заломил большую цену. Он пожелал, чтобы Риббентроп публично заявил о готовности Германии разрешить так называемый трансильванский вопрос в интересах Румынии. Кто-кто, а Дернберг хорошо понимал, как трудно это сделать Риббентропу, который незадолго перед тем, будучи в Будапеште, заверил венгерских правителей, что Трансильванию получит Венгрия. Положение создалось щекотливое. Однако германский министр иностранных дел не захотел поступиться румынской наградой. В ответ на притязания Антонеску он заявил: пусть сначала пожалует орден, а уж потом он, Риббентроп, сделает «все возможное». Коса нашла на камень. Антонеску согласился «проавансировать господина рейхсминистра», но при одном условии: публикация о награждении его появится только после того, как Риббентроп выступит с требуемым от него заявлением. На том и сторговались. Антонеску передал Дернбергу орден для его шефа, но без вручения соответствующей наградной грамоты к нему. И уж, конечно, никому из представителей «договаривающихся сторон» не пришло тогда в голову спросить мнение народа Трансильвании, судьба которого оказалась разменной монетой в этой бесстыдной сделке.

Риббентроп не очень кручинился по поводу того, что в наше время дипломатов перестали одаривать роскошными подарками из-за границы. Ему хватало тех, которые он получал от нацистского режима. Начальник имперской канцелярии статс-секретарь Ламмерс на допросе сообщил, что однажды Гитлер преподнес своему министру иностранных дел дар в миллион марок. А личный переводчик фюрера и рейхсминистра Шмидт подтвердил, что если до назначения на министерский пост Риббентроп имел всего лишь один дом в Берлине, то затем в короткое время он стал владельцем пяти больших имений и нескольких дворцов. В Зонненбурге близ Аахена господин рейхсминистр разводил лошадей. В районе Китиболя он охотился на серн. Роскошные замки Фушль в Австрии и Пусте-поле в Словакии тоже использовались для охоты. Как бы мимоходом Шмидт заметил, что бывший владелец замка Фушль господин фон Ремитц оказался в концлагере и умер там.

Что ж, у каждого были свои методы приобретения собственности. Риббентроп, как видно, недаром носил регалии обергруппенфюрера СС...

Впрочем, у него оставались и иные источники доходов. Еще перед своим приходом на Вильгельмштрассе он договорился с Гитлером, что будет продолжать заниматься виноторговлей. За это Иоахим фон Риббентроп великодушно согласился исполнять обязанности рейхсминистра «бесплатно».

Но вернемся к «Бюро Риббентропа», сыгравшему значительную роль в подготовке кадров нацистских дипломатов «нового типа», к числу которых принадлежал в первую очередь сам рейхсминистр.

Постепенно это «Бюро» вытесняло из сферы руководства внешней политикой германское министерство иностранных дел. Позиция самого Риббентропа была усилена тем, что Гитлер весной 1934 года назначил его специальным уполномоченным по разоружению. Создалась пикантная ситуация: заботу о разоружении поручили человеку, призванному дипломатическими средствами расчистить пути для развязывания агрессии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.