ПРИХОДИТ ВРЕМЯ…
ПРИХОДИТ ВРЕМЯ…
В своей книге воспоминаний я не собираюсь подробно оценивать современную эстраду. Мне непросто говорить о ней. Сейчас она открыта всем ветрам и поветриям: кто-то еще поет красиво, кто-то поет роковым голосом, кто-то просто хрипит. В нее занесло много случайных людей, заполонило дилетантство. Когда-то мы мечтали, чтобы наша жизнь изменилась, чтобы мы перестали кланяться чиновникам, указывавшим нам, что исполнять, чтобы мы могли петь то, что нам хотелось, а не то, что утверждали партийные комиссии. И вот пришла свобода — можешь петь что угодно. Да, эстрада сейчас цветет. Однако цветут, как известно, не только розы и прочие благородные растения, но и крапива, растущая на задворках.
Слава Богу, мы избавились от цензуры, от диктата художественных советов. Но внутренняя цензура, то есть чувство меры и вкуса сочинителя или исполнителя, не всегда хорошо служат делу. Вот почему в эфире, на телеэкране, на дисках, используя теперешний молодежный жаргон, столько «отстоя». Раньше «мусор» такого рода оседал в кабаках. Сейчас за деньги можно исполнить все. Потому дилетантство и процветает. Конечно, и в самодеятельных потугах иногда промелькнет талант, душа, искренность. Но далеко не всегда.
Выражение «новые времена — новые песни», безусловно, справедливо. Но иной раз вспомнишь «старые песни о главном» — и сердце сожмется. Я был еще мальчишкой, когда повсеместно звучали песни Дунаевского, Мокроусова, Соловьева-Седого, Богословского, Блантера… Оглядываясь назад, жалею, что все-таки мало я исполнял произведений наших старых песенных мастеров. Материал давних песен великолепен. В свое время мне интересно было придать тем песням новое звучание — «одеть» их в современную аранжировку, взбодрить ритмом. Я не только увлекался такими песнями, я учился на них. Одним из первых я стал «омолаживать» и петь на новый лад «Темную ночь», «Шаланды, полные кефали», «Три года ты мне снилась» Никиты Богословского или «Что так сердце растревожено» Тихона Хренникова, «Веселый ветер» и «Капитана» Исаака Дунаевского…
Когда во второй половине 1980-х годов, в ходе «перестройки» все увлеклись погоней за современностью, то многие теперешние звезды и звездочки стали воспринимать старые песни как нечто отжившее, относились к прежнему репертуару с пренебрежением: «Старье!» Но очень скоро пришло время, когда возникла ностальгия по нормальной жизни, по нормальным чувствам, нормальным отношениям. И вольно или невольно молодежь потянуло к песням их дедов и отцов. Это не просто дань уважения увлечениям старших — и у молодых наступают минуты, когда среди грохота дискотек их душа требует красоты. А в тех песнях она была. Была задушевность, мелодия, поэзия. В таком обращении есть традиция — ведь и мы в молодости не забывали нашу песенную классику. Она не отрицалась, а сосуществовала с новыми песнями. Мне многое нравится из того, что делают сейчас молодые певцы, как поют они старые песни, в современных аранжировках, в совершенно другом, новом стиле.
Всему свое время. Сейчас не ХХ-й, а XXI-й век. Хотя я человек не молодой, но, надеюсь, вполне современный и всегда воспринимаю с удовольствием, когда слышу что-то интересное в современной музыке. Сейчас есть хорошие певцы, есть похуже, есть талантливые ребята, есть менее талантливые. Правда, трудно определить кого-то в полной мере, потому что под фонограмму все поют сносно. Возможно, голос на эстраде сейчас и не нужен. Не могу отрицать, что какие-то теперешние песни мне не нравятся, и нет гарантии, что впоследствии на сцене не появиться еще что-то, совсем несуразное. И это новое будет нравиться публике. Я ее не осуждаю. Может ведь случиться так, что будет еще хуже…
Но новая жизнь продолжается по своим законам. И надо жить сейчас, а не только вспоминать — ой, как было здорово когда-то. Во все времена старшее поколение было недовольно молодежью. Я не хочу быть похожим на таких людей. Сейчас время тоже интересное, его можно прожить нормально, если имеешь извилины в голове. Конечно, мне многое не нравится в том, что показывает ТВ. Но сейчас ты можешь переключать кнопки, переходить с канала на канал. Это в наше время было так — какую программу ни включи (хотя и переключать-то было почти нечего, выбор был небольшой), везде одно и то же: очередные решения партии, битва за урожай, кто сколько металла выплавил, кто сколько надоил…
Эстрада развивается волнообразно — то мельчает, то наполняется. Наполняется количественно, но мельчает качественно. Хотя уже заметно, что в ней появляется возвращение к содержанию. Песни-пляски — хорошо, музыка дискотек — это энергия, которую растрачивают. Но надо же иногда и дыхание перевести, заглянуть в себя, задуматься о жизни. Некогда эстрада была Золушкой, сейчас же она потеснила с телеэкранов, из эфира академические виды музыкального искусства. Что касается отношения к классике, то сейчас к ней относятся не так как раньше. Спросите у молодых о великих композиторах — многие вообще не знают, кто это. Конечно, любители классики остаются, но все равно круг их будет сужаться. Сложно сказать, к чему мы придем. Несмотря на то что в свое время я оставил оперную сцену и перешел на эстраду, я ставлю классику превыше всего.
В нашей песне еще недавно работали профессионалы — композиторы и поэты. Сейчас это пока явление редкое. Зато уровень нашей эстрады продолжают поддерживать ее признанные мастера и талантливые певцы молодого поколения. Глядя на маститых артистов, я думаю: а хорошо, что когда-то у нас было живое искусство. Я не ярый противник фонограммы — понимаю, что сейчас без нее трудно. Современные концерты требуют мобильности. Не заставлять же всех петь под одну и ту же аппаратуру. Не могут же солисты и ансамбли, сменяя друг друга на сцене, выходить на нее с кучей инструментов, лесом штативов и лианами проводов, целый час передвигать эту громаду, а потом петь. Вот и приходится пользоваться «минусовой» (инструментальной) фонограммой. Многие поют и под «плюсовую» фонограмму (запись голоса и оркестра).
Я мог, но не любил петь под фонограмму. И пользовался ею только в исключительных случаях. В основном это происходило на правительственных концертах, например, в Кремлевском Дворце съездов. Тогда вообще весь концерт записывали на фонограмму — не только певцов, но и ведущих, и чтецов. Иначе не разрешалось. Надо было уложиться ровно в час и десять-пятнадцать минут, поскольку Леониду Ильичу Брежневу нельзя было дольше сидеть в ложе. Кроме того, наверно, боялись, что, не дай Бог, ты вместо пения выкрикнешь в микрофон что-нибудь не то. Я пел на этих державных подмостках под фонограмму и все время мучился ожиданием, что вот-вот там что-нибудь заест. В Кремлевском Дворце съездов это было бы чрезвычайным происшествием. И все-таки поешь, верней, делаешь вид, что поешь, раскрываешь рот — и боишься, как бы твоя артикуляция не выбилась из звуков фонограммы. Неприятно! Неприятно и то, что мне всегда было тесно в оковах готовой записи. Потому что «вживую» я спел бы то же самое произведение несколько по-другому. Справедливости ради надо сказать, что в последние годы советской власти нам на таких концертах уже разрешали петь «вживую». Правда, иногда просили — вы можете сколько угодно петь живьем, но для ТВ обязательна фонограмма.
Сейчас говорят, что все должны отказаться от фонограммы. Некоторых певцов я послушал — не приведи Господь! Пусть уж лучше поют под свою «фанеру». Потому что, чтобы петь живьем, необходимо иметь хороший голос, музыкальность, надо петь чисто, а не попадать между нот. Думаю, что если сейчас решат обходиться без фонограммы, то останутся от силы 5–6 исполнителей, достойных того, чтобы петь и делать этого хорошо. Справедливости ради надо сказать, что среди теперешних молодых певцов такие есть, например, Алсу. Когда я услышал ее, то сразу отметил, что поет она чисто, без единой фальшивой ноты, да еще на хорошем английском языке.
Я трудно сближаюсь с людьми, потому и раньше на концерты старался приезжать так, чтобы мало общаться за кулисами. Артисты бывают разные, некоторые любят там анекдоты рассказывать, болтать, а мне перед выходом на сцену нужно сосредоточиться. Когда режиссер говорил: «Сейчас ваш выход», я быстро шел, здороваясь с собравшимися за кулисами, — многие ведь были знакомы, — и выходил на сцену. Сразу после выступления садился в машину и уезжал. Сейчас же вижу, как многие исполнители после окончания выступления выходят так, чтобы специально создать шум, показать, как их любят. Их выход снимают крупным планом и показывают больше, чем сам концерт. Чем больше шума, тем интереснее, и всё напоказ. А ведь артист должен думать о том, что он делает на сцене, а то, что будет после концерта, — это его личное дело. По крайней мере, для меня всегда важно было, как я пою, а не то, как долго мне кричали. Я и так знал, что принимали меня хорошо. Больше думал о том, как я спел, не хуже ли… Привык запись своего концерта прослушивать, искать ошибки, чтобы потом их не повторять.
По природе я домосед, не люблю общения ради общения. Поэтому практически не посещаю теперешних «тусовок», всех этих приемов-банкетов, где собирается много народу. Считаю, сейчас не мое время. И очень удивляюсь своим ровесникам, которые «тусуются» с молодежью. Я даже слово этого не люблю — «тусовка».
Со сцены я ушел. Ушел незаметно, без громких заявлений. Не хочу, чтобы люди начали замечать… постепенный уход сцены от меня! Сцена — одушевленный организм, который любит и вдохновляет таланты и терпеть не может бездарностей, людей случайных, которых она со временем все равно сталкивает со своих подмостков. Поэтому артист должен очень уважать сцену и не пользоваться ее терпением. Прекрасный певец Пласидо Доминго в своей книге написал, что надо уйти, не дожидаясь, когда буду говорить: «Как, он еще поет? Да он же сам себя не уважает». Кстати, очень давно, когда я только появился на эстраде, стал известным, в статье в одном из популярных тогда журналов я сказал, что каждый уважающий себя певец должен знать свой срок, что сам я уйду с первой «качкой» в голосе. Было мне тогда немногим более 20 лет.
И вот теперь не хочу становиться пародией на самого себя. Хочу, чтобы люди запомнили меня, в общем, неплохо выглядевшего и поющего… Лучше, если ко мне будут обращаться с вопросом, почему я ушел со сцены, а не говорить: «Да сколько же он еще можно петь?!» Не хочу доказывать кому-то, что я могу долго петь — зачем? Своим пением надо доставлять удовольствие людям, а не доказывать что-то. Ведь каждому голосу, каждому таланту Господь отпустил определенное время. Зачем перешагивать в другой век? Сейчас все другое — манера пения, музыка, люди стали другими, мир стал другим. Конечно, приятно, что люди тебя узнают, даже когда едешь в машине, оборачиваются, смотрят на тебя. Приятно, когда сетуют на то, что я, дескать, рано ушел. Но лучше уйти, пока узнают, пока говорят, что они опечалены моим отсутствием на эстраде.
И все же главное в том, что я сам перестал получать удовольствие от пения. Чтобы выходить на сцену, нужно хотеть петь. Делать же это с неохотой не хочу. Я пел 50 лет! Начал петь еще в школе, в 14 лет, когда и не думал стать певцом. Просто пел, как птица. Человек поет, потому что не может не петь. И вот с годами радость от этого стала пропадать. До последнего времени, когда мне надо было где-нибудь выступать минут двадцать, я шел и пел. Мог завестись ненадолго на какие-нибудь, скажем так, легкие песни. Но если говорить о такой песне как «Благодарю тебя», то ее не исполнишь в плохом настроении. «Мелодию» тоже не споешь, если не настроишь себя на нее. К сожалению, с возрастом уходит не только задор, но и голос. А мне не хочется, чтобы изменения слышали другие.
Несколько лет назад мои друзья космонавты попросили выступить у них. Я спел тогда «Мелодию». А Тамара спела «Я — Земля». И вот недавно они захотели повторить концерт. Но я сказал: «Нет, я дал себе слово». Не всем понятно мое решение оставить сцену, просят вернуться, говорят, ну мало ли что вы слово дали. Но я если его дал, то это навсегда.
Сольных концертов больше не будет. Могу спеть только во время застолья. Дома или для друзей. Когда на дне рождения Марии Борисовны Мульяш, главного редактора концертного зала «Россия» я вдруг сел за рояль и спел в честь обожаемой нашей Муси (так мы называли ее любя) «Вдоль по Питерской», еще три песни, никто этого не ожидал. В зале тогда собралось немало известных наших певцов и артистов. Простите за нескромность — началась овация. Иосиф Кобзон сказал тогда мне: «Ты в такой форме и молчишь? Ты обязан петь!»
Голос у меня действительно до сих пор здоров, но лучшей уйти раньше, чем опоздать, не ждать, когда тебя мысленно уже проводят. Ведь я всегда пел о любви, а теперь переделывать свой репертуар под «песни старца» не хочу. Да и желания вернуться нет. С кем петь? Выйти на сцену, когда до тебя на ней прыгали двадцатилетние девочки и мальчики, и петь баритоном?.. Быть дедушкой рядом с мальчиками?..
Когда-то мне одному из первых сделали предложение заложить именную «звезду» на тротуаре около концертного зала «Россия». Я отверг это сразу. Объяснил, что никогда не любил быть «в толпе». Скажут — нескромно. Возможно, хотя я никогда не считал себя великим, как это делают сейчас многие «звезды» и «звездочки». Зато всегда думал о тех вершинах, до которых мне добираться и добираться, — о великих певцах Энрике Карузо, Марио Ланца, Тито Гобби… Они мои учителя, и я понимал, что мне никогда не достичь их уровня, как звезд на небе. Потому всегда считал себя лишь ищущим музыкантом. А все эти бетонные звезды, которые сейчас модно вмуровывать в асфальт, ведь это глупость. Ходит народ, топчет твое имя ногами. Зачем это нужно? Слава сиюминутна. Все мы на этой земле пребываем временно. За свои дела каждый из нас будет отвечать там… А земная мишура — это ведь суета.
И вот теперь нет ни тротуара, ни звезд, ни здания гостиницы «Россия». Совсем недавно не стало и Марии Борисовны Мульяш. Меня не оставляет мысль, что ее уход ускорило то, что перестал существовать любимый ею зал, словно ее лишили родной почвы. Сколько раз артисты обращались к властям города — если уже решили сносить гостиницу, то сохраните хотя бы концертный зал, в котором выступало столько известных исполнителей, и наших, и зарубежных. Не помогло…
В зале «Россия» М. Б. Мульяш была, как тогда было принято говорить, администратором, хотя по должности она считалась редактором. У нас с ней были очень добрые отношения. Именно Мария Борисовна «переманила» меня из КДС в свой зал. Когда я уже перестал выступать, она предложила организовать несколько концертов Тамаре, часто звонила нам. Это была удивительная женщина, энергичная, ни минуты не сидела спокойно.
И еще она была очень мужественной: когда не стало ее мужа, Мария Борисовна просто заставляла себя работать, чтобы забыть горе.
А работала она очень много. О таких людях даже не думаешь, что они могут уйти, — они кажутся вечными. Но случилось непоправимое. Ушла Мария Борисовна неожиданно. Я разговаривал с ней по телефону за несколько дней до ее кончины. Чувствовала она себя настолько плохо, что ее соединяли не со всеми. Узнав, что это звоню я, она захотела поговорить со мной. Я услышал по телефону, насколько слабым стал ее голос. Рассказал, что пишу книгу, в которой обязательно упомяну о ней, попросил прощения, что не сделал этого в первой книге. Она меня успокоила: «Ничего… Дай бог, чтобы у вас все было хорошо»…
Уйти со сцены непросто. Хорошо, если тебе есть еще чем заняться. У меня, слава Богу, с этим проблем нет. Могу и на рояле играть, и музыку писать, рисовать, могу сесть за компьютер. Иногда день проходит так быстро, что и оглянуться не успеваю — как? уже вечер?
В каждом человеке что-нибудь заложено от природы. Просто один человек в себе это находит, а другой нет. Некоторые люди даже не знают, что в себе искать, чем заняться. Интересно, что рисовать я стал раньше, чем петь. Сначала рисовал карандашом, потом попробовал себя в акварели. Когда стал петь, то рисование забросил. Вернулся к нему после того как художник Александр Шилов предложил мне: «Что-нибудь "написуй", я посмотрю». Я что-то изобразил, и он сказал: «Продолжай». Потом я написал несколько картин маслом. Рисую в основном летом на даче, во время отдыха. Мне не раз предлагали организовать в Москве выставку моих картин. Но это вызывает у меня улыбку. Умение рисовать у меня от отца, но он делал это профессионально, а я занимаюсь этим просто как любитель. Поэтому лучшее место для моих «вытворений» — моя квартира. Гости, друзья приходят, видят — и этого достаточно.
Занимался я немного и лепкой, в основном пластилином. Правда, были работы и из глины. Режиссер фильма «Поёт Муслим Магомаев» захотел, чтобы во время съемок я лепил. Пришлось заранее готовить глину, чтобы большой ее кусок немного «растопить». Ко дню съемок она стала уже мягкой, управляемой, и я перед камерой вылепил Мефистофеля. Даже сам от себя не ожидал. Но лепить я бросил давно.
Кстати, я много чего умею делать. Даже наклеить обои, прибить плинтусы. Еще в детстве придумывал разные игры с электричеством, мастерил машины, корабли… При желании могу быть и кулинаром — импровизировать на сковороде или в кастрюле. Но ведь у нас в Азербайджане многие мужчины на это горазды…
Однако желание играть, сочинять, рисовать приходит, увы, не каждый день. Могу не подходить к роялю неделями, а иногда могу сесть и писать инструментальные вещи. Сочиняю музыку на большом компьютере. Под настроение могу сидеть по шесть-семь часов — импровизирую, придумываю новую обработку старой песни или известной мелодии кино, театра, «оркеструю» на своей «Ямахе». Она мне заменяет полный эстрадно-симфонический оркестр. Здесь в моем распоряжении до 5 тысяч звуков, все, что только есть среди музыкальных инструментов. Так и провожу время в свое удовольствие. А потом снова ничего не хочется делать…
У меня вообще все по настроению. Случалось, что не мог заставить себя выйти на сцену — нет желания петь. Заставлять же себя петь специально — для меня каторга. Из-за этого я столько гастролей отменил. Люди покупали билеты, а я не могу ехать — и все. Нет настроения, чувствую, что не спою ни одного концерта. Мне ужасно стыдно перед моими слушателями, но такой уж у меня характер. Как у птицы: поет — поет, а не поет, так и не поет. В советское время можно было отменить концерт, и его переносили на неделю, на месяц. Сейчас подобное невозможно.
Как это ни покажется странным, но я пел намного меньше своих коллег. Они гастролировали в течение всего года, я же, чтобы заработать, на гастроли выезжал один раз в году, месяца на два. И обычно летом. К зиме отношусь плохо, потому что у меня с детства проблемы с легкими — я очень быстро схватываю простуду.
Записей у меня много, причем не только советских песен. Есть записи оперных арий, неаполитанских песен, американские мюзиклы… Было из чего выбрать, когда в моему шестидесятилетию выпустили альбом из четырнадцати дисков. Думаю, что не буду краснеть за то, что после меня останется…
Когда нет желания заниматься музыкой, «лезу» в Интернет, читаю о том, что происходит в мире, регулярно просматриваю азербайджанскую прессу. У меня давно есть в Интернете свой сайт. Я создавал его не только про Муслима Магомаева. Да, вначале он был в основном обо мне, но со временем на страницах стали появляться песни других исполнителей, которые мне интересны. В частности, появилась страничка Рашида Бейбу-това. Потом я стал размещать на сайте старые музыкальные фильмы, которые сам любил еще с детства и благодаря которым захотел стать певцом. Так сайт стал больше культурно-образовательным — стараюсь через Интернет приносить пользу: все время размещаю аудиозаписи, фильмы с великими артистами, певцами, которые я хотел бы порекомендовать посмотреть тем, кто заходит на мой сайт.
Я периодически записываюсь, и если получается что-то удачное, делюсь этим с другими. Недавно разместил на сайте новую песню на прекрасные стихи Сергея Есенина «Прощай, Баку». Нет, это вовсе не значит, что этой песней я попрощался со своим родным городом. Меня не покидает надежда еще раз приехать туда — как только позволит здоровье.
Мой сайт посещают ежедневно большое число людей, порой по нескольку сотен человек в день. И не только и не столько послушать Магомаева, но и в поисках чего-то нового. Число посетителей особенно увеличивается после того, как по ТВ покажут обо мне какой-либо фильм или передачу. Тогда одновременно на сайте может находиться до 1000 человек. Иногда думаю, что он просто не выдержит такой нагрузки. Не все решаются «заговорить», стесняются, но «скачать» музыку, кинофильмы, концерты известных музыкантов желающих много. Некоторые посетители сайта задают вопросы. Они бывают разные, иногда личные. Конечно, не на все подобные вопросы я отвечаю, да и вообще невозможно ответить каждому. Бывает, отвечу что-нибудь резкое и исчезаю с сайта — сразу понятно, что я на что-то обиделся.
На сайте что удобно? — ты можешь с него уйти на время. Если что-то не так, отключил компьютер, отошел от своей южной вспыльчивости, подумал. Потом опять заходишь и начинаешь общаться, особенно если видишь какой-нибудь умный вопрос. Если же кого-то задеваю нечаянно — мои шутки иногда бывают не для сайта, — всегда извинюсь, если неправ. Конечно, попадаются и такие посетители, которые становятся мне неприятны своей беспардонностью, бестактностью. Тогда я перестаю с ними общаться — закрываю вход, и все. В общем, здесь отношения такие же, как в жизни.
Но со многими посетителями сайта (я зову их «сайчатами») у меня хорошие отношения. Я удивился, что это не просто обычные поклонники, из тех, кто послушал, похлопал, ушел. Нет, это люди, которые знают, ценят, любят мое искусство, относятся ко мне хорошо. И мне это очень приятно. Нередко они объясняются в любви ко мне, к моему голосу. Я просил их не делать этого, но потом понял бесполезность своих просьб. Нельзя же людям запретить высказывать свои искренние чувства.
Я думал даже, что у меня давно нет почитателей. Но, судя по сайту, оказывается, что они есть и их много. Не верьте тем артистам, которые говорят: «Мне все равно, любят меня или нет, есть у меня поклонники или нет». Врут они! Поклонники — это то, без чего артист не может обойтись, это его вдохновляет, это его поднимает. Каждому артисту приятно, когда ему аплодируют, когда его поджидают у входа, просят автографы. Артист творит для зрителей, без них, без их признания его работа теряет смысл.
Конечно, поклонники, поклонницы бывают разные. Есть спокойные, держатся достойно. Например, была одна девушка, которая каждую пятницу приносила мне цветы, клала их у двери и убегала. Я ее никогда не видел, не знаю, как ее зовут. Есть постоянные мои поклонницы с давних-давних времен — «девочки», которые наверняка уже внуков имеют. Некоторые из этих бывших «девочек» заходят в подъезд, звонят в дверь, молча вручают цветы. Если меня нет дома, отдают цветы Тамаре и спокойно уходят. Это преданные поклонницы, поклонницы до конца. Они никогда не навязывались, никогда не лезли в личную жизнь, всегда были скромны, культурны. Но есть и другие, которые обязательно ломятся в дверь, чуть ли не замки ломают. Бывают такие, которые всю жизнь не дают покоя, звонят по телефону, предъявляют какие-то нелепые претензии.
С поклонниками всякое бывало. Не всегда удавалось уйти через запасной выход или дождаться, когда все успокоятся и разойдутся. Приходилось и со второго этажа из артистической прыгать, даже ловить из окна дядю, дирижера Ниязи, и потом бежать кустами. Но случались ситуации и пострашнее. Проявления любви порой бывали чрезмерными. На стадионе в Ростове-на-Дону по замыслу организаторов концерта я должен был после его окончания совершить вдоль трибун «круг почета» в большой машине «ЗИЛ» с открытым верхом. Так полагалось, чтобы зрители видели тебя поближе. Вдруг от одной из трибун навстречу нам на поле ринулась толпа моих почитателей. К ним сразу присоединилась публика с других трибун. Не успел я опомниться, как машина оказалась в плотном кольце. Было страшно, потому что послышались крики, визг, люди давили друг друга. До сих пор как вспомню, жутко становится. Машина стала уже потрескивать от напора такой массы народа. Я подумал — ну все, конец… Водитель решился потихонечку двинуться с места — другого выхода у нас просто не было. Двигаясь чуть ли не по сантиметру за сантиметром, машина могла доехать до выхода. Люди, боясь быть раздавленными, расступались перед ней, тесня напиравших сзади… Кое-как нам удалось выбраться и уехать со стадиона. Говорили, что в тот вечер в толпе не обошлось без травм… С тех пор я не делал никаких «кругов почета».
Подобный случай произошел и в Москве. После концерта мы с дирижером Юрием Васильевичем Силантьевым выехали через запасной выход и совсем не ожидали, что и там нас уже поджидали люди. Какой-то мужчина закричал: «Давайте поднимем машину!» Но не тут-то было — машина ведь была большая, так что они ее лишь приподняли и пронесли несколько шагов. Хорошо, хоть поставили на место аккуратно, а то ведь могли не удержать и грохнуть об асфальт. Журналисты же потом этот факт преподнесли так, что нас несли чуть ли не сотни метров. У Силантьева чуть не сердечный приступ был — так он испугался за маленького сына, который был с нами в машине. После этого он со мной больше в машины не садился.
У меня на сайте много друзей. Мы делаем его интересным, что-то придумываем, даем старые концерты, достаем старые записи. Оказалось, что в свое время звукорежиссеры не стирали их, хотя я и говорил им, когда меня что-то не удовлетворяло, чтобы они их стерли. Зато теперь таких записей нашлось много, что-то осталось даже от спектаклей «Севильский цирюльник», «Тоска». Есть поклонники, которые достают такие записи, о которых я даже не знал. Спрашивают меня: «Вы такую-то песню помните?» А я и вспомнить не могу — мало ли что я пел за свою жизнь, чем более что некоторые песни я пел просто из уважения к автору.
Я пригласил к себе семерых самых близких мне «сайчат», которые давно уже стали моими друзьями. Они собрались, приехали, чтобы поздравить меня с днем рождения. Еще до встречи я знал, как они выглядят, — по фотографиям. Мы так много общались на сайте, что мне показалось, будто мы не первый раз видимся. Оказалось, что это отличные ребята. Вообще-то я не люблю слово «поклонники». Лучше пусть это будут мои друзья по музыке и любители моего пения…
Обычно свой день рождения я проводил в Баку. В Москве же, где в это время все в разъездах, отмечал его в сентябре, но число оставлял то же — 17-е. На свое шестидесятипятилетие из-за плохого самочувствия я не собирался ничего устраивать. Думал собраться в узком семейном кругу, с несколькими самыми близкими друзьями. Да и зала «России», того родного гнезда, где я устраивал свои прежние юбилеи, уже не стало.
Но мои друзья сделали мне прекрасный подарок — организовали большой вечер, в подготовке которого принимали участие многие люди: и друзья из «Крокус интернешнл» во главе с Аразом Агаларовым, и члены азербайджанской диаспоры. Нашу московскую диаспору возглавляет Мамед Джавадович Алиев, крупный ученый, лауреат Государственной премии, академик Российской академии медицинских наук, заведующий хирургическим отделением общей онкологии НИИ клинической онкологии ГУ Российского онкологического научного центра им. Н. Н. Блохина РАМН. Он и доктор медицинских наук, и профессор, и автор множества научных трудов, всего не перечислить… Вот такой у меня серьезный друг, но попадать в его тоже очень серьезное учреждение — не приведи Господь. Лучше уж я буду обращаться к нему просто как к другу.
Среди наших друзей-врачей есть еще один замечательный человек — Ю. И. Бузиашвили, академик, заместитель директора Научного центра сердечно-сосудистой хирургии им. А. Н. Бакулева. Знакомы мы давно. Как-то в одном из разговоров Юрий Иосифович сказал, что в случае необходимости я могу пройти у них обследование. Тогда я и не предполагал, что вскоре мне действительно придется обратиться к нему за помощью. С академиком Бузиашвили работает прекрасная интернациональная команда единомышленников, объединенных любовью к своему делу и к людям. Юрий Иосифович был на моем юбилее.
Вечер проходил в ресторане «Крокус-сити», и хотя по сравнению с залом «Россия» он, конечно же, значительно меньше, все было устроено великолепно. Собралось много дорогих мне людей. И еще раз подготовил для меня необыкновенный сюрприз.
Когда в разгар вечера на огромных окнах раздвинули шторы, над «Крокус-сити» засверкали падающие огни. Я сначала даже ничего не понял — подумал, что под потолком устроили какую-то игру цвета. Но когда за окнами послышался какой-то треск и в небо взлетели ракеты, стало ясно, что это вовсе не иллюзия, а самый настоящий фейерверк — сюрприз Араза превзошел все мои ожидания.
Это было в сентябре. А за месяц до этого, в августовские юбилейные дни по телевидению по трем центральным каналам были показаны три фильма обо мне. И по содержанию, и по режиссуре, и по длительности они разные. Один из фильмов получился более информативным, логически выстроенным по хронологическому принципу, другие были построены в основном на интервью, на высказываниях обо мне. Мне не хотелось бы выделять особо кого-то из тех, кто сказал обо мне в основном добрые слова — рискую при этом кого-то невзначай забыть. Поэтому я просто хочу поблагодарить всех, кто участвовал в этих фильмах.
К моему шестидесятипятилетию друзья подготовили мне еще один подарок — выпустили альбом из пяти дисков, видеозаписи моих выступлений разных лет: и классику, и эстраду, и мюзиклы…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.