Глава первая ЗАГАДОЧНЫЕ ПОРТРЕТЫ
Глава первая
ЗАГАДОЧНЫЕ ПОРТРЕТЫ
ри первом взгляде на этот портрет у вдумчивого посетителя Киевского Государственного музея русского искусства возникает недоуменный вопрос. Почему он считается портретом Андрея Константиновича Нартова?
Картина, несомненно, относится к числу лучших полотен музея, ее писал большой мастер. Но при чем здесь Нартов?
Оранжево-красная мантия с малиновым оттенком, темно-синий кафтан с более светлой окантовкой, золотисто-желтый жилет, белое кружевное жабо и золотая медаль на шее, нагрудный медальон с алмазной осыпью, пышный парик… В те времена — при Петре I — так писали портреты только аристократов и сановников, государственных деятелей, знаменитых ученых и полководцев. Все эти пышные атрибуты никак не были положены царским токарям-механикам, тем более денщикам, одним из которых привыкли считать Нартова.
Человек, изображенный на портрете, кажется живым, он приковывает взгляд зрителя, волнует. Никакой величественной позы, никакого чванства и высокомерия. Ничего похожего на парадные портреты аристократов. Это реалистический образ человека высокой мысли, развитых духовных сил, богатой внутренней жизни.
Может быть, это все-таки Нартов? Но некоторые детали киевского портрета заставляли думать, что на киевском холсте изображен не он, а кто-то совсем иной.
К левому борту кафтана у этого человека прикреплен нагрудный знак на красном банте — медальон с профилем прусского короля Фридриха II, обрамленный алмазами с алмазной же короной в верхней части. Такие медальоны жаловали в те годы цари и короли только очень немногим, наиболее избранным лицам в знак своей особой королевской милости. Фридрих II изображен на медальоне в старческом возрасте таким, как он выглядел в последней четверти XVIII века, через десятки лет после смерти Нартова. Нартов никогда не имел и не мог иметь никаких дел с этим прусским королем.
Другая деталь наводит на мысль, что на портрете изображен вообще не русский человек. Нам достоверно известно, что Нартов никогда не бывал в Польше, не имел там никаких родственников и вообще что у него не было решительно никаких дел с поляками. А между тем в левом нижнем углу имеется надпись на польском языке: «Andrzej Nartow» (Андрей Нартов).
Происхождение картины, собрание или место, откуда она попала в музей, неизвестны. Со времени ее поступления в 1924 году сохранилась только запись в старой инвентарной книге: «1318. Andrzej Nartow. Портрет вельможи в буклях, масло, холст 73 X 59, б. г. инвентарь музея, 1. X, 24». Так что же, выходит, картина попала в музей как явный портрет вельможи?!
Другая примечательная деталь на портрете еще более запутывала дело: нашейная золотая медаль на золотой цепи с изображением Петра I. Такие медали давались только наиболее близким к царю людям и притом исключительно при его жизни. Петр I умер в январе 1725 года. Мужчине на картине около тридцати лет. Человек, награжденный петровской медалью в первой четверти XVIII века, должен был быть при получении фридриховского медальона дряхлейшим старцем, но с портрета глядит молодое лицо! К тому же в последней четверти столетия, когда Фридрих II выглядел как на медальоне, уже давным-давно никто не носил показанных на портрете париков и одежд петровских времен.
Положение еще более осложнилось, когда в инвентарной книге Киевского музея нашлась запись еще об одном портрете Андрея Нартова, поступившем в музейное собрание позднее первого. Запись была очень краткой: «1888. Портрет Андрiя Нартова. (Автор) невiдомий». Откуда попал портрет, где он хранился до музея? Неизвестно…
Просьба показать второй портрет Нартова оказалась невыполнимой и притом по очень простой, но веской причине: портрет исчез. В годы фашистской оккупации его из музея похитили. По счастливой случайности сохранилась фоторепродукция картины. Она еще туже запутала клубок загадок.
В левом нижнем углу фотографии отчетливо читалась надпись на польском языке, точно такая же, как и на первом портрете: «Andrzej Nartow». Но на картине было изображено лицо не того человека, что на первом портрете!
На втором киевском холсте был написан явно с натуры человек 70—80-х годов XVIII века, когда А. К. Нартова уже давно не было в живых.
В довершение всего обнаружился еще один портрет петровского механика — на этот раз в Государственном историческом музее в Москве.
С московского портрета глядело лицо, совсем не похожее ни на первый, ни на второй киевские портреты.
Это полотно поступило в музей в 1927 году. Место его пребывания до музея остается неизвестным. На обороте картины, непосредственно на холсте, имеется надпись, сделанная почерком, типичным для второй половины XVIII века и выполненная после смерти А. К. Нартова. Она начинается словами «Нартов Андрей Костантиновичь». Далее следует сокращенный текст надписи… на его надгробной плите. Казалось бы, загадка разрешена. На обеих киевских картинах изображены другие люди. А достоверный портрет Нартова находится здесь, в Москве.
Но сотрудники московского музея все-таки сомневались в том. Одежда, композиция картины, поза человека на портрете представлялись соответствующими времени, когда Нартова не было в живых. Кроме надписи, нанесенной на оборотной стороне холста уже после смерти Нартова, на московском портрете не было ни одной детали, подтверждавшей, что это его портрет.
Теперь возникал даже не вопрос о том, на каком из портретов изображен Нартов именно. В пору было усомниться, а существовал ли вообще его портрет?!
Дело в том, что до нас не дошло ни одного портрета предшественников Нартова — русских техников. И даже изображения его современников — большая редкость. Это и понятно. Портреты, писавшиеся художниками, стоили очень дорого. Не до них было изобретателям и другим техникам, обычным уделом которых была крайняя нужда. Рудознатцы, люди огненных работ — металлурги, водяные люди — гидротехники, часовщики и механики, вожи великих дорог и другие представители техники, со времен древней Руси совершили множество созидательных подвигов, изобретая механизмы и заводские станы, сооружая рудники и металлургические печи, прокладывая новые пути. Мы знаем, как выглядел петровский кораблестроитель И. М. Головин, петровский же строитель Вышневолоцкой системы М. И. Сердюков — и все. Неизвестны и вообще вряд ли существовали портреты изобретателя «потаенных судов» — подводных лодок Е. Никонова, изобретателей тульских станков М. Сидорова и Я. Батищева, творца первой заводской паровой машины И. И. Ползунова, знаменитого механизатора, строителя гидросиловых установок К. Д. Фролова и других замечательных представителей русской технической мысли.
Киевский портрет с абсурдным совмещением взаимоисключающих деталей, второй киевский портрет 70—80-х годов XVIII века с польской надписью, сомнительный московский портрет не давали тем не менее покоя. Загадка портрета А. К. Нартова требовала решения. Путь был один — исследование.
Как это иногда бывает, там, где положение казалось почти неразрешимым — в случае с исчезнувшим киевским портретом, — удалось разобраться быстрее всего.
На втором киевском портрете имеется изображение датского ордена Данеброга. Среди лиц, награжденных Данией этим орденом во второй половине XVIII века, оказался человек с фамилией Нартов. Это Андрей Андреевич Нартов, сын героя нашей книги, о нем нам еще придется вспомнить. Тот же датский орден мы увидели и на другом портрете А. А. Нартова, занимавшего на склоне лет посты президента Берг-коллегии, президента Российской академии, президента Вольного экономического общества. Этот портрет соответствовал второму киевскому полотну.
Но почему же в таком случае на обоих киевских портретах имеется одинаковая надпись на польском языке «Andrzej Nartow»?
При одновременном рассматривании обоих портретов — на первый взгляд совсем не похожих друг на друга лиц — стало казаться, что в их чертах имеется все-таки что-то общее.
Тогда было решено прибегнуть к специальному изучению, применяемому антропологами. На помощь пришел руководитель лаборатории пластической реконструкции Института этнографии Академии наук СССР М. М. Герасимов, воссоздавший по черепам облик Ярослава Мудрого, Андрея Боголюбского, Ф. Ф. Ушакова и многих других исторических деятелей.
Антропометрические измерения, изучение всех деталей лиц, изображенных на портретах, привели к важному выводу. На втором киевском портрете (А. А. Нартов) изображено лицо, которое не могло быть оригиналом для первого киевского и московского портретов. Это разные лица. В то же время на обоих последних портретах (см. рис. на стр. 32) изображено одно и то же лицо. Кажущееся несходство объясняется разной манерой художников и возрастными изменениями. На киевском портрете изображен человек в возрасте около тридцати лет. На московском портрете нарисован тот же человек, но в возрасте, значительно превышающем пятьдесят лет.
Итак, антропометрическое исследование позволило установить, что оба портрета написаны в разное время с одного и того же человека. Теперь оставалось решить: кто же именно изображен на первом киевском и московском портретах?
Антропометрическое исследование здесь уже ничем помочь не могло. Для решения загадки пришлось сперва прибегнуть к приемам, разработанным советской судебной экспертизой. Нам помог Киевский научно-исследовательский институт судебной экспертизы. Экспериментальные изыскания были выполнены в отделе криминалистических исследований, возглавлявшемся Б. Р. Киричинским. Экспертиза киевского портрета должна была ответить на два вопроса: во-первых, нет ли каких-либо позднейших дописок на участках картины, где имеется надпись на польском языке, а также там, где теперь изображен в медальоне Фридрих II, и во-вторых, не исполнены ли польские надписи на обоих портретах одним и тем же лицом.
Первые опыты не дали результатов. Исследование в инфракрасных лучах не установило каких-либо данных, указывающих на различие в красках, примененных для написания отдельных частей портрета. Исследование деталей картины в мягких рентгеновских лучах также не дало сколько-нибудь существенных данных из-за сильного поглощения этих лучей грунтовкой картины, производившейся, видимо, с применением свинцовой краски.
Но зато очень интересные результаты принесло применение жестких рентгеновских лучей. На картине белой краской изображены алмазы на рамке, окружающей медальон с изображением Фридриха II, и на короне в ее верхней части. Жесткие рентгеновские лучи показали, что первоначально белые пятна, изображающие алмазы, были написаны свинцовыми белилами. В дальнейшем этот участок пострадал, для восстановления «алмазов» применили цинковые белила.
Еще больше дало исследование в ультрафиолетовых лучах. Внутри медальона, где теперь нарисован Фридрих II, под слоем краски были обнаружены остатки первоначального, совсем другого изображения. «Фридриха II», стало быть, нарисовал какой-то реставратор взамен утраченного изображения, от которого сохранились лишь остатки, имеющие форму плоской шапочки.
Фотоаналитическое и каллиграфическое изучение польской надписи, а также химическое исследование соскоба краски с надписи подтвердили эту догадку. В польской надписи тоже были найдены позднейшие реставрационные дорисовки и дописки. Первоначально надпись «Andrzej Nartow» была одновременно написана на обеих картинах свинцовой краской одним и тем же лицом. В дальнейшем надпись была нарушена, ее восстанавливали при помощи цинковых белил.
Теперь, сопоставив итоги всех исследований и изысканий, можно было совершенно твердо сказать: загадочный портрет, хранящийся в Киевском музее русского искусства, является достоверным портретом Андрея Константиновича Нартова. Детали его, казалось противоречившие этому, влились как звенья в общую цепь доказательств этого вывода.
Документы назвали имя человека, имевшего в первой четверти XVIII века осыпанный алмазами нагрудный медальон с изображением прусского короля, — А. К. Нартов. В 1718 году он побывал в Берлине, где обучал короля Фридриха I искусству вытачивать художественные изделия. При отъезде в Англию Нартов был награжден «от короля портретом, осыпанным алмазами». С этим нагрудным знаком он и был изображен на портрете. Через много лет после написания картины этот ее участок был поврежден. Реставраторы знали, что здесь когда-то был изображен прусский король, и нарисовали его заново, но не того, какого следовало: так на картине вместо лица Фридриха I оказался профиль Фридриха II.
Наличие нагрудного медальона с изображением Фридриха I полностью соответствовало наличию второго наградного знака, показанного на портрете, — золотой медали с изображением Петра I. Такая медаль была дана А. К. Нартову в 1724 году в связи с рождением его старшего сына Степана, крестным отцом которого стал Петр I. Значит, портрет написан не ранее этого года. После смерти Петра, в январе 1725 года, Нартов попал в такое материальное положение, что ему было не до пышных портретов. Антропометрическое исследование показало, что портрет написан с Нартова в то время, когда ему было около тридцати лет. Киевский портрет, следовательно, показывает его таким, как он выглядел в 1724 году.
Надписи на польском языке также перестали казаться загадочными. Изучение родословной А. К. Нартова показало, что его потомки были женаты на польках и правнук Александр Петрович Нартов был «помещиком Волынской губернии Заславского уезда (деревня Пеньки)». Здесь, на правобережной Украине, среди помещиков был широко распространен польский язык, в котором отчество не употребляется. Потомки А. К. и А. А. Нартовых ограничились написанием на их портретах в обоих случаях только двух слов «Andrzej Nartow» (Андрей Нартов).
Остается еще добавить, что и на московском портрете изображен именно А. К. Нартов, это подтверждено антропометрическим сравнением.
Загадочных портретов не стало. Сомнительное превращено исследованием в достоверное. Это важно вдвойне. Во-первых, портреты русских техников первой половины XVIII века — величайшая редкость. Во-вторых, портреты А. К. Нартова уже сами по себе опровергают неверные представления о нем. С обоих портретов глядит на нас не «царский денщик», не «царский токарь», а человек большого ума и богатой духовной жизни, волевой, собранный, уверенный в своих силах человек высокой культуры.
Теперь мы можем сказать: так вот он какой и в расцвете сил и на склоне лет, Андрей Константинович Нартов!