Август Коцебу. Эскиз к портрету честолюбца

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Август Коцебу. Эскиз к портрету честолюбца

Думая о необычайной судьбе Августа Коцебу (1761–1819), богатой и шумными успехами, и падениями, невольно сопоставляешь ее с участью его современников. 1810-е годы, когда слава Коцебу была в самом зените, — знаменательное время и в гражданской истории Германии с ее калейдоскопической сменой событий, и в истории немецкой литературы. Глухие годы наполеоновской оккупации, подпольного брожения, смелых либеральных реформ Штейна и Гарденберга и наконец открытого взрыва народного негодования и «освободительных войн» 1813–1814 годов против Наполеона (в которых храбро сражались два немецких офицера Арним и Эйхендорф) — все это запечатлелось в сознании современников. Но это и годы позднего творческого взлета Гете (выходит в свет долгожданная первая часть «Фауста», 1808, затем «Избирательное сродство», 1809, и искрометный «Западно-восточный диван», 1819). Годы, когда создают многие из своих шедевров Арним и Брентано (новелла «Повесть о бравом Касперле», 1817), когда мужает творческий дар столь нелюбимого Гете Э. Т. А. Гофмана, когда (именно благодаря Гофману, Шамиссо и другим «Серапионовым братьям») Берлин — впервые со времен Лессинга — становится не только городом образцовых армейских парадов и маршей, но и (теперь уже навсегда) обретает славу одной из литературных столиц Германии.

В эти годы — с промежутком в восемь лет — внезапно уходят из жизни два видных немецких драматурга; ни один из них не умер своей смертью. В хмуром ноябре 1811 года в Ваннзее под Берлином застрелился тридцатичетырехлетний Генрих фон Клейст, надежда молодой немецкой литературы. Он умирает почти нищим и непризнанным, жестоко обманувшись в своих мечтах о великой поэтической славе. Восемь лет спустя, в марте 1819 года, в Мангейме вольнолюбивым студентом Зандом был убит Август Коцебу. Этот явный баловень судьбы, любимец немецкой сцены, в отличие от Клейста никак не мог жаловаться на немилость фортуны. Его драмы составляли весомую часть репертуара Веймарского придворного театра, которым более четверти века руководил сам Гете. В то же время Коцебу имел незавидную гражданскую репутацию. Он считался тайным агентом «Священного Союза» и доверенным лицом (а по некоторым данным и личным осведомителем) самого российского императора Александра I. Карл Занд вскоре был казнен.

Смерть Клейста прошла мало замеченной; его истинная слава еще не наступила, она была впереди. Смерть Коцебу, имевшего репутацию не только европейски известного драматурга, но и видного публициста, отозвалась далеко за пределами Германии. Пушкин, не жаловавший «венчанного солдата» Александра I, в знаменитой оде «Кинжал» (1821) прославил юного мученика Занда:

О юный праведник, избранник роковой,

О Занд, твой век угас на плахе,

Но добродетели святой

Остался глас в казненном прахе.

Клейсту, по словам его почитателя и переводчика Б. Пастернака (он перевел «Принца Гомбургского» и блистающую ярким, неистощимым юмором комедию Клейста «Разбитый кувшин»), была свойственна «угрюмая нешуточность гения», дерзко опережавшего своих современников и вечно недовольного собой. Его недаром сопоставляют с Достоевским: он столь же мучительно размышлял в своих драмах («Пентезилея», «Принц Гомбургский») о поруганном достоинстве человека. Он ставил современников перед подчас неразрешимыми проблемами — и именно поэтому он «славы не дождался». Август Коцебу, самый удачливый (наряду с Ифландом) драматург своего времени, никого ничем не утруждал, избегал глубоких проблем, проявляя вместе с тем в своих пьесах занимательность и незаурядную живость диалога. Он заполонил немецкую (да и не только немецкую) сцену своими сочинениями — вплоть до появления Бюхнера и Граббе (в 1830-е годы), когда его слава столь же внезапно пресеклась. Кто же он, Август Коцебу?

* * *

Август Коцебу (иногда выступавший под выразительным патриотическим псевдонимом Фридрих Германус) родился 3 мая 1761 года в Веймаре. Одним из его гимназических учителей был выдающийся просветитель Иоганн Карл Август Музеус (1735–1787), друг Виланда, Гердера и Гете, прославившийся как собиратель немецкого фольклора. Его «Народные сказки немцев» (в пяти томах, 1782–1787) ценятся и переиздаются и в наши дни. Свою карьеру Коцебу начал как юрист: с 1777 по 1779 год он изучал право в соседней Иене с ее знаменитым университетом и в Дуйсбурге. Видимо, он хорошо разбирался в законах и, главное, легко и удачливо завязывал нужные связи. Еще не достигнув двадцати лет, он становится адвокатом в Веймаре. В двадцать лет (в 1781 году) он поступает на русскую службу. Коцебу, уроженец Веймара, несомненно знал о том, как годом раньше успешно начал в России свою карьеру знаменитый «штюрмер» Клингер, друг юности Гете, попавший в окружение цесаревича Павла и его наставника графа Никиты Панина, лелеявшего далеко идущие конституционные планы. Клингер был сразу же возведен в дворянство и принят на русскую службу; впоследствии он стал куратором Дерптского университета и получил чин генерал-лейтенанта. Молодой Август Коцебу становится секретарем петербургского генерал-губернатора. Четыре года спустя он, как ранее Клингер, был возведен в дворянское звание; в 1785 году занял должность президента губернского магистрата в Эстляндии. В 1790 году он оставил службу, путешествовал по Германии и Франции, повидал Париж, а затем на несколько лет обосновался в своем поместье под Ревелем. Выходец из незнатной семьи, Коцебу страстно жаждал признания и славы, причем на всех поприщах сразу. К исходу 1780-х годов уже обозначился ошеломляющий успех его ранней драматургии. Но Коцебу было этого мало: он хотел и высоких должностей (ведь был же Гете веймарским министром, а другой веймарец, да притом вольнодумец Гердер, — высшим церковным чиновником лютеранской церкви в герцогстве Саксен-Веймар). В 1800 году Коцебу становится директором немецкого театра в Петербурге, получает звание коллежского советника. В 1806 году избирается членом Прусской Академии наук в Берлине (где он неутомимо действует как публицист, о чем еще будет сказано далее). Ненавидевший Наполеона словно личного врага, после разгрома прусской армии под Иеной (1806) Коцебу вновь отсиживается в Петербурге, откуда продолжает обстреливать Наполеона злыми памфлетами.

Минуя дальнейшие детали его авантюрной биографии, перейдем прямо к ее важнейшей (и самой загадочной) главе. После битвы под Березиной (1813) явно обозначилось поражение Наполеона; армия Кутузова вступила в пределы Германии, и трусливый прусский король Фридрих Вильгельм III, еще недавно позорно заискивавший перед Наполеоном, сразу переметнулся на сторону победителей. Наступил зенит карьеры Коцебу, выступавшего теперь не только в роли давнего врага грозного корсиканского узурпатора, но и под (неожиданной для него) новой личиной немецкого патриота. В 1813 году он уже в Берлине, где издает популярный «Русско-германский народный листок». Деля свое время между Берлином и Петербургом, он вскоре оказывается прикомандирован к Главному штабу армии Кутузова. В 1816 году он становится статс-секретарем Министерства иностранных дел в Петербурге.

При невыясненных обстоятельствах пронырливый Коцебу в Петербурге сумел втереться в доверие к самому Александру I. Этот момент психологически крайне интересен. Кажется почти невероятным, что Александр, обладавший (в отличие от своего брата, будущего императора Николая I) обширным кругозором, воспитанник швейцарского просветителя Лагарпа и покровитель Жуковского, лелеявший в юности планы грандиозных либеральных преобразований, мог так приблизить к себе и обласкать сомнительного дворянина, немецкого выскочку и ярого поборника деспотизма. Но победа над Наполеоном круто изменила замыслы русского императора. Еще не забывший ни унижения при Аустерлице, ни трепета после падения Москвы, Александр, теперь «нечаянно пригретый славой», сразу же оказался «державцем полумира», первым монархом Европы. Заветы Лагарпа были давно забыты. Теперь надлежало водворить законный, твердый порядок в Европе, истребить дух вольномыслия, возвести на трон легитимную династию Бурбонов.

Зоркое внимание Александра привлекала и Германия, где Наполеон отменил во многих землях крепостное право и либералы, ободренные и победой в освободительных войнах, и недавними широковещательными конституционными посулами прусского короля, все настойчивее и громче требовали различных свобод. Надо было как-то обуздать их, особенно после шумных либеральных выступлений в Вартбурге (1817). Но сделать это надо было по возможности тактично, ибо Александр все еще дорожил своей репутацией просвещенного монарха. Вот тут-то и пригодился услужливый, ловкий и льстивый Август Коцебу.

В 1817 году Коцебу (после недолгого перерыва) вновь возвращается в Германию, где, искушенный к тому времени в искусстве театральной интриги, начинает ловко и тактично действовать в пользу России. Александр I несомненно наделил его сугубо конфиденциальными полномочиями, характер которых до сих пор не вполне ясен, но суть их мы уже обозначили выше. Утонченный демагог и умелый льстец, Коцебу никогда не совершал таких грубых оплошностей, как прямодушный русский мракобес дипломат Александр Стурдза на Аахенском конгрессе «Священного Союза» (1818), попросту предложивший отдать немецкие университеты, как явный рассадник безбожия, под надзор полиции, что вызвало бурю гнева в Германии. Коцебу был куда более ловок, и прямых доказательств его шпионства у историков до сих пор нет. Однако вольнолюбивая молодежь вскоре разгадала смысл тонких маневров этого новоявленного патриота, теперь обличавшего либералов в своем новом журнале «Литературный еженедельник» (1818–1819). Эту деятельность Коцебу и пресек кинжал Занда.

* * *

Своей славой Коцебу был всецело обязан своей драматургии. Начиная с 1789 года, когда появилась его самая знаменитая драма «Ненависть к людям и раскаяние», несколько позже, уже в первой четверти XIX века, имевшая громадный успех и в России, началась его известность. В 1790-е годы мы уже видим его в качестве модной знаменитости не только немецкой, но и европейской сцены. Его поверхностные, но эффектные мелодрамы, богатые эмоциональными контрастами и трогательными эпизодами, ставились в Берлине и Мангейме, в Вене и Веймаре, в Лондоне, в Москве и Петербурге. Венский Бургтеатр, Берлинский Королевский театр, а позднее и Малый театр в Москве охотно ставили его пьесы, в которых блистали лучшие актеры того времени.

Коцебу был чудовищно плодовит: он сочинил двести одиннадцать пьес. Уже после его смерти в Лейпциге в 1827–1829 годах выходит собрание его драматических произведений в сорока четырех томах. Последнее многотомное собрание его драм в Германии появилось через пол века после его смерти (Лейпциг, 1867–1868) и заняло десять томов. Коцебу изредка писал и исторические пьесы («Густав Ваза», 1801, «Гуситы в Наумбурге в 1432 году», 1802). Но главными его жанрами, несомненно, были мелодрама и комедия. Надо сказать, что, хотя и редко, среди его исторических драм встречаются произведения, проникнутые гуманной тенденцией, осуждением жестокости и насилия (такова его драма «Испанцы в Перу», которую высоко ценил Шеридан).

Наиболее известные его мелодрамы, помимо уже названных, «Дева солнца» (1790), «Бедность и великодушие» (1794), «Дитя любви» (1794, шла в Петербурге и в Москве под названием «Сын любви»; в этой драме с громадным успехом играл П. С. Мочалов). Переимчивый Коцебу умело щекотал сердца публики наивным дидактизмом и прославлением «добродетели» (чем, увы, грешили многие, даже самые выдающиеся писатели Просвещения, не исключая самого Дидро как автора драм «Побочный сын» и «Отец семейства»). Особой приманкой Коцебу, его «изюминкой» была чувствительность, игра на чувствах (что, несомненно, давало простор для актерского мастерства). Здесь он явно учитывал опыт столь любимых в то время романов Ричардсона («Памела», «Кларисса Гарлоу»), о которых с непонятным для нас восторгом отзывался Дидро.

Другой излюбленный жанр Коцебу — комедия, и это, несомненно, лучшее из написанного им («Индейцы в Англии», 1789; «Брат Мориц, чудак», 1791; «Олень-самец, или Без вины виноватые», 1816). Особых художественных открытий нет и здесь, но зато взамен банальной сентиментальности ярко проявляется то, в чем действительно был силен Коцебу: бытовая наблюдательность, знание людей, добродушный юмор, подтрунивание над человеческими чудачествами и слабостями. Особое место, по единодушному мнению исследователей, среди комедий Коцебу занимает «Немецкое захолустье» (1803), где сатирически изображены обитатели убогого немецкого городка, который изобретательно и остроумно именуется «Кревинкель» (то есть «вороний угол», что по смыслу соответствует русскому выражению «медвежий угол»). Название «Кревинкель» с тех пор в Германии стало нарицательным и многократно использовалось другими писателями (чаще всего — Гейне, автором блестящей сатиры «Воспоминания о днях террора в Кревинкеле», известной у нас в отличном переводе Ю. Тынянова).

* * *

Особое место в наследии Августа Коцебу занимает его автобиографическое сочинение «Достопамятный год моей жизни». Впервые оно было издано в Германии в 1801 году в двух томах; вскоре потребовалось второе, дополненное издание, которое и вышло в 1803 году. В нашей книге мы воспроизводим русский перевод, выполненный В. Кряжевым (1806), хотя он и не всегда точен. У Коцебу книга называется несколько иначе: «Das merkw?rdigste Yahr meines Lebens» («Самый достопамятный год моей жизни»).

Действительно, в богатой различными событиями и авантюрами жизни Коцебу самым примечательным событием оказалась четырехмесячная ссылка в Сибирь при Павле I, подробно и красочно описанная в этой книге. О том, как круто и решительно этот вспыльчивый самодержец мог поступить с неугодным подданным, конечно же, помнят все читатели гротескной новеллы Юрия Тынянова «Поручик Киже» (1928), где Павел сослал в Сибирь одного офицера за «лик, уныние наводящий».

К Коцебу Павел I был не столь суров. Но, благодаря этой монаршей немилости, обычно столь пронырливый счастливчик внезапно увидел жизнь с самой ее непарадной стороны. Он узнал, как переменчиво бывает счастье даже для признанных фаворитов, увидел пустынные и суровые снежные края, был разлучен на неопределенный срок с родными и близкими. Все события в записках Коцебу тщательно отретушированы рукой правоверного монархиста, не позволяющего себе и тени сомнений в том, что екатерининская и павловская Россия была чуть ли не неким подобием нового Эльдорадо. На все события мемуаристом наброшен благостный флер. Характерно, например, что и во втором издании книги (1803) весьма уважительно изображен Граф фон Пален (именно он выступает не только приближенной к царю особой, но и вестником царского милосердия, высочайшего прощения). Однако отлично осведомленный Коцебу в 1803 году не мог не знать, какую роль сыграл именно Пален в жестокой расправе с безмерно доверявшим ему императором, когда в роковую ночь на 11 марта 1801 года в Михайловский замок «как звери, вторглись янычары». Как ни в чем не бывало, столь же благостно Коцебу упоминает и сам Михайловский замок как любимую резиденцию императора, словно не зная о том, что эти «страшные стены» (Пушкин) стали немыми свидетелями убийства. И все же, может быть против воли автора, в книге постоянно появляются выразительные знаки той атмосферы «великого страха» (Тынянов), той всеобщей подозрительности, жертвой которой в Российской державе мог стать любой. Так, Екатерина II, недовольная комедией Коцебу «Граф Беньовский», посылает секретный рескрипт ревельскому губернатору (Коцебу жил тогда в своем поместье под Ревелем), желая во что бы то ни стало досконально «разузнать, с каким намерением я (Коцебу. — Г. Р.) писал эту комедию». А ведь такое настойчивое любопытство государыни могло плохо кончиться.

Коцебу, несомненно, знал о трагической участи Радищева, за книгу «наполненную самыми вредными умствованиями», а также «оскорбительными изражениями противу сана и власти царской» приговоренного Сенатом в августе 1790 года к смертной казни. Знал Коцебу и о том, как в апреле 1792 года без малейшей вины (после пристрастной проверки выпущенных им печатных изданий) был арестован и приговорен к пятнадцати годам заключения Н. И. Новиков, кстати, тесно связанный в своей деятельности с петербургскими немцами. «Кроткая Екатерина» (как ее саркастически именовал Пушкин) зорко опекала не только живых, но и мертвых. В 1793 году на площади возле Александро-Невской лавры были сожжены изъятые экземпляры трагедии Княжнина «Вадим Новгородский» (через два года после смерти самого Якова Княжнина).

Все эти факты были известны Августу Коцебу, жившему в Петербурге с 1781 года. Вспомнив о приступах бешеного павловского гнева, уже сосланный в Тобольск по доносу Коцебу не без оснований опасается, что его ушлют гораздо далее, чуть ли не на Камчатку. Вот на какие мысли наводит нас чтение записок Коцебу, как бы тщательно они ни были отретушированы, в каких бы сентиментальных тонах, достойных Эраста Грустилова, автор ни изображал рыцарское великодушие и раскаяние Павла, вернувшего его из ссылки и всячески выказывавшего свое благоволение к нему. «Царствование Павла доказывает одно: что и в просвещенные времена могут родиться Калигулы». Об этом суждении Пушкина непозволительно забывать сегодня, когда новые апологеты самодержавия на наших глазах творят миф о благодетельной «духовной Элладе» (В. Кожинов), которой якобы стала имперская Россия под эгидой мудрой власти.

Для современного читателя немалый интерес представляют те страницы записок Коцебу, где он дает этнографически точные зарисовки сибирского быта, народных обычаев, крестьянских хороводов, диковинных растений. Отмечает он и относительное благосостояние сибирских крестьян («изряднехонькие горницы», чистые лавки, столы, крытые ковром, избы, которые «гораздо чище и удобнее, чем у прочих россиян»). При этом он деликатно умалчивает о причине этого достатка (Сибирь никогда не знала крепостного права). Разумеется, чисто бытовая, подчас мелочная наблюдательность Коцебу нигде не возвышается до того драматического, глубоко выстраданного изображения крестьянских буден и бедствий, которое, за десять лет до того, дал «Радищев, рабства враг» в своей знаменитой книге.

«Достопамятный год», несомненно, лучшая книга Коцебу. В его наследии есть немало других автобиографических и мемуарных сочинений, но они явно уступают этой книге — непреложному свидетельству того, что ненасытный честолюбец Коцебу обладал воистину немалыми литературными способностями.

Г. Ратгауз

Данный текст является ознакомительным фрагментом.