САМЫЙ ТРУДНЫЙ ГОД…
САМЫЙ ТРУДНЫЙ ГОД…
Из четырех военных лет самым трудным для нас в Арктике был 1942 год. Гитлеровцы сожгли половину Мурманска. Но город жил и работал во имя победы. Затем фашисты попытались сжечь деревянный Архангельск. В навигацию 1942 года враг действовал в Арктике очень активно, стремясь вывести из строя Северный морской путь. Мы прекрасно представляли себе, что военная обстановка на Севере летом 1942 года будет сложной, и готовились к этому. Опыт первой навигации в условиях войны многому научил нас.
Гидрологи предсказывали, что ледовая обстановка в морях Западной Арктики ожидается легче обычной, и это тоже настораживало, значит, военным кораблям противника будет проще проникать к нам. Опасения эти, к сожалению, оправдались.
Потерпев поражение под Москвой, полчища врагов упрямо рвались в глубь страны. Фашисты подошли к Волге, стояли в предгорьях Кавказа. Враги пытались обойти Москву с востока. Важнейшее место в расчётах гитлеровского командования занимал Сталинград. Сердца наши обливались кровью, когда мы читали или слушали по радио сводки Совинформбюро, советские воины, истекая кровью, бились с захватчиками один на один, а союзники все откладывали открытие второго фронта.
В тот период гитлеровцы активизировали и налёты авиации на морские порты и железнодорожные узлы, усилились нападения самолётов и подлодок на караваны судов в Северной Атлантике, Баренцевом и Белом морях, начали военные действия и в Карском море. Этим враги стремились поддержать с флангов свои основные войска, отвлечь от них возможно больше наших сил, перерезать артерии, питающие фронт боеприпасами, продовольствием, резервами. Составной частью общего плана военной кампании 1942 года, разработанного гитлеровцами, являлся вывод из строя Северного морского пути и срыв мореплавания по этой трассе. Между тем, к величайшему сожалению, не все верили тогда, что враг будет активно там действовать.
— Николай Герасимович, — просил я наркома Военно-Морского Флота адмирала Кузнецова, — отмените приказ о демонтаже батареи, оставьте пушки на Диксоне.
— Эти пушки нужнее на передней линии обороны, а у вас они год без пользы стоят.
Я понимал, что Кузнецов действует в интересах фронта, но согласиться с ним полностью не мог.
Штаб Северного флота прислал на Диксон отряд артиллеристов-монтажников, подогнал туда СКР «Дежнев» и баржи, и моряки начали готовить пушки к отгрузке…
В навигацию 1942 года, как справедливо замечают наши военные историки, «впервые в истории Советской Арктики создалась угроза нормальному функционированию Северного морского пути, более серьёзная, чем арктические льды»[18]. Северному флоту предстояло обеспечивать военную безопасность мореплавания от Архангельска до пролива Вилькицкого. Протяжённость этого пути — около трех тысяч километров. Самую большую опасность для нашего судоходства представляли подводные лодки противника, а к ней в 1942 году добавилась ещё и минная угроза. Командование Северного флота обратило особое внимание на организацию противолодочной и противоминной обороны, но средств для этого явно не хватало. Как отмечает военный историк Б. А. Вайнер, «за кампанию 1942 года надводные корабли обнаружили 32 подводные лодки противника, наши лодки — 25, самолёты — 15, причём атакованы были 34 лодки, из них 7 потоплены. Но всё же результаты были ещё недостаточными и далеко не соответствовали масштабам подводной угрозы: береговыми пунктами радиоразведки в 1942 г. подводные лодки обнаруживались 684 раза».[19] Большой недостаток ударных сил, пишет далее автор, огромный размер театра действий, сложность гидрометеорологических условий не позволяли эффективно бороться с вражескими подлодками. Не хватало сил и средств надёжно защитить все районы внутренних морских сообщений. И естественно, что основным методом защиты судов стала система конвоирования. Но недоставало нам и полноценных боевых кораблей для службы конвоирования: «…основными эскортными силами являлись тральщики и сторожевые корабли типа „РТ“ — тихоходные и слабо вооружённые суда. Из-за многочисленности транспортного флота в состав конвоев приходилось включать суда с различным водоизмещением, скоростью, манёвренными качествами. Это очень осложняло охранение. Кроме того, большинство судов были тихоходными. И это истощало моторесурсы малых конвойных кораблей, понижало оборачиваемость транспортов и боевых кораблей».[20]
Я подробнее остановился на этом вопросе и сослался на книгу военного историка, чтобы читатели могли яснее представить себе, в каких условиях проводили мы арктическую, навигацию 1942 года и как тяжело пришлось морякам-североморцам, охранявшим трассу Северного морского пути, нести свою службу.
В 1942 году стали крепче связи полярников с моряками Северного флота. Во главе его стояли талантливые флотоводцы: командующий адмирал Арсений Григорьевич Головко и член Военного совета Александр Андреевич Николаев, начальник политуправления контр-адмирал Николай Антонович Торик. Представители штаба уполномоченного ГКО часто встречались с ними и в Мурманске и в Полярном, где находился тогда штаб фронта, и сообща решали часто возникающие сложные задачи. Головко посылал резервные части в мурманский порт для помощи в разгрузке судов прибывшего каравана или восстановлении разрушенных бомбами причалов, помогал нам усилить вооружение на судах ледокольного флота, организовывать дозорную службу на подходах к Новой Земле и т. д. Я часто бывал в штабе флота и своими глазами видел, в каких тяжёлых условиях жили и воевали моряки Северного флота, как трудно было охранять арктические коммуникации, протянувшиеся на тысячи и тысячи километров, где постоянно бушуют холодные штормы, метёт пурга, пути судам преграждают льды.
Навигацию нам удалось в этом году начать в плановые сроки и благополучно вывести ледоколы и транспортные суда из Архангельска в Арктику. Особенно беспокоились мы за ледоколы, от них зависел успех плана перевозок. К тому же тем летом мы были обязаны провести Северным морским путём несколько военных кораблей с востока на запад. Без ледоколов мы бы не смогли этого сделать. Командующий Беломорской военной флотилией вице-адмирал Г. А. Степанов и начальник штаба БВФ капитан первого ранга Ф. В. Зозуля спланировали проводку ледоколов из Архангельска в Арктику, включив в конвой охранения свои главные боевые корабли. Все ледоколы благополучно дошли до Диксона, где поступили в распоряжение штаба морских операций Западного района Арктики. Да и сами наши ледоколы были вооружены и могли самостоятельно отбивать воздушные атаки и сражаться с надводными кораблями противника.
Первые дни навигации не доставили особых тревог. На трассе шла будничная работа, в портах грузились и разгружались корабли, а наши неутомимые работяги — ледокольные пароходы «Сибиряков» и «Седов» — снабжали островные и береговые полярные станции продуктами. Это, в общем-то обычное, дело — совсем не простое и не лёгкое. У арктических островов нет ни портов, ни причалов, а подходить к ним часто приходилось по ориентирам, известным лишь капитанам, так как карты того времени были далеко не совершенны. Корабль становился на якорь как можно ближе к берегу. Объявлялся аврал на судне и на берегу. Штормы, туманы, прибой мешали выгрузке сотен тонн груза. От борта отходили нагруженные кунгасы, а люди на берегу, зачастую стоя по пояс в воде, принимали грузы и переносили их на берег. Так снабжались всем необходимым островные полярные станции.
Экипаж «Сибирякова» под командованием молодого капитана А. А. Качаравы — это был его первый самостоятельный арктический рейс — совершил удачное плавание в Карском море к островам Правды, Тыртов, Русский и Уединения. Задачи второго рейса были значительно труднее. Ещё задолго до начала навигации мы с Минеевым запланировали открыть полярную станцию на самой северной оконечности архипелага Северная Земля — мысе Арктическом. Метеосводки с этого пункта были очень важны для составления прогнозов погоды в Арктике. И вот «Сибирякову» предстояло забросить туда группу из трех полярников во главе с гидрологом А. Н. Болотовым, завезти сборный дом, радиостанцию, продукты питания и всё необходимое.
В те дни я находился в Архангельске, откуда легче было держать оперативную связь с Арктикой. Мне помогал в этом Герой Советского Союза капитан К. С. Бадигин — он возглавлял в те дни штаб морских арктических операций при начальнике Главсевморпути.
Большую помощь оказывали нам в ту пору радисты Архангельского радиоцентра, ранее принадлежавшего Главсевморпути. Радисты попеременно несли круглосуточные вахты у своих аппаратов. Коллектив Архангельского радиоцентра был сформирован преимущественно из специалистов, имевших практический опыт работы в Арктике. Они были мобилизованы в армию и обслуживали военное командование: держали надёжную связь с военными базами, боевыми кораблями и самолётами, летавшими в Заполярье.
По-фронтовому перестроили свою работу радиоцентры и радиостанции, расположенные на побережье и островах Северного Ледовитого океана от Новой Земли до Чукотки. В первый год войны все не занятые основными работами люди были вывезены па материк. Новой смены корабли не привезли. Оставшимся пришлось нести двойную-тройную нагрузку. Изменился не только объём, но и характер работы арктических радиоцентров и радиостанций, особенно в зоне деятельности неприятеля. Радисты круглосуточно слушали эфир и старались уловить незнакомые позывные или подозрительные передачи. Многие наши специалисты, в совершенстве владевшие техникой радиодела, могли быстро и безошибочно не только поймать работу чужой станции, но по характеру передачи и по «почерку» радиста определить мощность передатчика и примерное расстояние до него. Эти сведения, переданные военному командованию, были ценным материалом для нашей военной разведки и помогали ей лучше ориентироваться в тактической обстановке на том или ином участке Северного морского пути.
В годы Отечественной войны немалый вклад в дело победы внесли коллективы арктических радиоцентров Диксона и Амдермы во главе с В. П. Матюшкиным и Н. А. Пацевичем. Особенно прославился своей виртуозной работой молодой весёлый радист с Диксона Саша Веремей, впоследствии он стал чемпионом Советского Союза среди радистов по скорости работы на ключе.
Враг впервые был обнаружен в Арктике лишь в конце июля 1942 года. Первый удар приняли на себя экипажи Ильи Мазурука и Матвея Козлова.
После долгих и утомительных полётов экипажи этих двух морских воздушных разведчиков полярной авиации отдыхали в палатке на юго-западном берегу Новой Земли, а две их «Каталины» покачивались на воде у берега. Всплыла вражеская подводная лодка, прямой наводкой стала расстреливать палатку и самолёты. Людям удалось спастись, но подводный пират уничтожил палатку и один гидросамолёт. Затем эта же лодка напала на ближайшую полярную станцию в Малых Кармакулах, обстреляв дом полярников и склады. Был убит один полярник и четверо ранено. Следующей жертвой стал пароход «Крестьянин» — гитлеровцы потопили его 1 августа у берегов Новой Земли в районе Белушьей губы, а 17 августа фашисты совершили кровавое преступление у острова Матвеев близ входа в пролив Югорский Шар.
Два тихоходных невооружённых буксира «Норд» и «Комсомолец» тянули за собой по барже, в которых находились рыбаки, строительные рабочие, а также семьи полярников — женщины и дети. Неожиданно на расстоянии около полукилометра от пароходов показался перископ подводной лодки. Спустя несколько минут подводная лодка выпустила торпеды. Буксиры пошли ко дну. На баржах поднялась паника. Крики детей и женщин разносились далеко по морю. Несколько человек из команды, оставшихся в живых, тщетно пытались направить баржи к берегу.
И тогда совсем неподалёку от беспомощных барж, которые несло по воле течения, всплыла подводная лодка. Из люка на палубу поднялись офицер и матросы. Гитлеровец несколько минут разглядывал в бинокль баржи, хотя и невооружённым глазом было видно, что на баржах находятся женщины и дети, затем отдал приказание. Матросы припали к пулемётам. На баржи обрушился поток огня.
Уцелевшие пассажиры бросились в воду, пытаясь вплавь добраться до берега. Бандиты открыли огонь по людям, которые в холодной морской воде искали спасения от смерти.
Через несколько минут всё было кончено. Баржи затонули. Лишь несколько человек, израненных, полуживых, добрались до берега, и от них мы узнали об очередном зверстве фашистов.
Через четыре дня две подводные лодки гитлеровцев обстреляли дозорный тральщик в районе той же Белушьей губы, но ретировались, встретив артиллерийский огонь советского корабля.
23 августа я получил новое донесение: в районе острова Белый на пути от Новой Земли к острову Диксон потоплен пароход «Куйбышев», а через день — радиограмма с полярной станции на мысе Желания: «Напало неприятельское судно, обстреляло, горим, горим, много огня…» Полярники не могли увидеть, какое это судно — надводный корабль или подлодка. Только позже мы узнали, что это была подводная лодка «У-555», которая под прикрытием утреннего тумана всплыла и обстреляла из пушки жилой дом полярников, радиостанцию, склады. Неизвестно, чем бы закончился этот пиратский налёт на важный пункт на стыке Баренцева и Карского морей, но по фашистскому пирату неожиданно ударила пушка, скрытно установленная год назад за баней, и неприятельское судно ушло. К счастью, жертв не было, радиоаппаратура уцелела, и полярная станция осталась в строю. Мы ещё не знали в тот день, что обстрел станции на мысе Желания — лишь начало операции «Вундерланд». Об этой операции написано много книг и статей, так что я расскажу о ней кратко.
Не дать возможности нашим судам ходить по трассе Северного морского пути — эта задача поручалась военно-морскому флоту Германии, а сама операция получила название «Вундерланд» («Страна чудес»). Арктика, с её коварной природой, непостоянной погодой, малоизученными законами движения льдов действительно была страной, полной загадок. Но ожидаемого чуда от своих действий фашисты не добились.
Операция «Вундерланд» преследовала цель действиями надводных и подводных судов разорвать трассу Северного морского пути в Карском море между устьем Енисея и проливом Вилькицкого.
Проведение операции было намечено на вторую половину августа. Именно в это время в Карском море должны были находиться советские суда: один караван формировался у Диксона для следования на восток, а второй караван транспортных кораблей с ценными грузами шёл на запад из бухты Провидения. За ним следовали три миноносца, их перегоняли с Дальнего Востока в Кольский залив. Как полагается, при караванах находились линейные ледоколы и ледокольные пароходы. Фашисты рассчитывали уничтожить ледокольный флот Западного сектора Арктики, ведь ледоколы обеспечивали проводку транспортов зимой в Белом море.
Гитлеровское командование послало в Арктику тяжёлый крейсер «Адмирал Шеер» — один из трех «карманных» линкоров, построенных Германией в начале тридцатых годов в нарушение Версальского договора, запретившего Германии строить крупные боевые корабли. Но вооружение этих трех судов было значительно сильнее, чем на крейсерах такого же тоннажа.
В помощь рейдеру[21] были приданы три подводные лодки. Они должны были до выхода тяжёлого крейсера в Карское море собрать разведывательные данные о движении наших судов и выяснить положение кромки дрейфующих льдов в Карском море. До начала операции «Адмирал Шеер» укрылся в одном из фьордов Северной Норвегии.
Генерал К. Ф. Телегин, комиссар одного из полков, бравших Перекоп, и И. Д. Папанин у могилы начальника Крымской Повстанческой армии, героя гражданской войны Алексея Васильевича Мокроусова.
Герои Советского Союза — Анатолий Ляпидевский, Евгений Фёдоров, Иван Папанин, Эрнст Кренкель. 1970 год.
В день восьмидесятилетия к юбиляру приехали из Ленинграда старые друзья: директор НИИ Арктики и Антарктики Алексей Фёдорович Трёшников и полковник Владимир Болеславович Витоженц.
Борок 1952 года.
Таков Борок сегодня.
На приёме у президента Финляндии Урхо Калева Кекконена. 1975 год.
Выйдя из фьорда, крейсер взял курс па северо-восток. Убедившись, что он не пошёл в район движения конвоев в Северной Атлантике, английские разведывательные самолёты прекратили его поиск.
Утром 24 августа ко мне пришёл старший морской офицер военной миссии Великобритании в Архангельске капитан Монд. (Впоследствии, когда Монд должен был уезжать в Африку — туда бросала его военная судьба, — Советское правительство наградило этого бесстрашного и справедливого британского офицера орденом Красной Звезды.)
— По сведениям нашей разведки, — сказал Монд, — несколько дней назад фьорды Северной Норвегии тайно покинул германский тяжёлый крейсер «Адмирал Шеер». Наши самолёты потеряли его из виду, и мы не знаем, где он находится сейчас.
Я немедленно поставил в известность руководство Северного флота и отправил на остров Диксон А. И. Минееву телеграмму, в которой сообщал, что, возможно, на арктических коммуникациях появится вражеский рейдер, и требовал принять меры предосторожности. Штаб сразу же оповестил об этом все суда в море и береговые полярные станции.
Но рейдер уже находился в это время в Карском море.
18 августа «Адмирал Шеер» пришёл в район мыса Желания, затем направился к западному побережью полуострова Таймыр. Он выбирал себе путь с помощью самолёта, базировавшегося на борту. С этого же самолёта 19 августа был обнаружен караван из девяти транспортных судов и двух ледоколов, вышедший с Диксона. Командир «Адмирала Шеера» приготовился нанести удар по каравану, но в это время, как часто случается в Арктике, пал густой туман и гитлеровцы потеряли из виду наши корабли. Не удалась и вторая атака на караван, так как между рейдером и советскими кораблями оказался сплошной тяжёлый лёд. Сам рейдер едва не оказался в ледовом плену и поспешно отошёл в западную часть моря.
Фашистам до зарезу нужны были сведения о ледовой обстановке в Карском море, о местонахождении наших караванов. Эфир молчал, и фашисты решили захватить какое-нибудь советское судно. «Адмирал Шеер» отправился на юг, к архипелагу Норденшельда, где шла судоходная трасса от Диксона к проливу Вилькицкого, и здесь, недалеко от острова Белухи, встретил «Сибирякова».
25 августа в 11 часов 25 минут команда «Сибирякова» заметила вражеское судно в свободном от льда районе. Рейдер на всех парах пошёл к советскому кораблю, стремясь отрезать ему путь к берегу.
Капитан Качарава дал команду повернуть и идти полным ходом под прикрытие островов Белухи и Продолговатого. Но старая машина «Сибирякова» — наибольшая скорость судна составляла всего 8,5 узла — не могла соревноваться с могучими дизелями тяжёлого крейсера мощностью 54 тысячи лошадиных сил. Крейсер развивал скорость до 26 узлов…
Боевую мощь обоих кораблей нельзя даже и сравнивать. «Адмирал Шеер» был вооружён орудиями для боя с тяжёлыми броненосцами и крепостной артиллерией, а сибиряковцы имели всего четыре пушки для защиты от надводных атак вражеских подлодок и от самолётов. Убедившись, что от врага не уйти, капитан решил принять бой и первым открыл огонь.
Гитлеровцы полагали, что, оценив мощь тяжёлого крейсера, команда советского парохода спустит флаг и сдастся в плен. Враги просчитались — команда «Сибирякова» осталась до конца верна своей Родине.
Неравный бой продолжался недолго. В этом сражении наши моряки и полярники проявили необычайное мужество и чудеса храбрости. Они знали, что идут на верную смерть, но не дрогнули.
С каждой секундой шансы на спасение корабля уменьшались, и капитан тщетно искал выход из сложившегося положения. Потерявший скорость пароход был прекрасной мишенью для мощной артиллерии «Адмирала Шеера», и гитлеровцы в упор расстреливали беззащитное судно.
Команда и пассажиры принимали поистине героические меры, чтобы погасить пожар, сохранить плавучесть корабля и его ход. На верхнем мостике около капитана почти все были ранены или убиты. Вскоре упал и Качарава, тяжело раненный.
До гибели «Сибирякова» были считанные минуты, когда оставшиеся в живых 18 моряков, взяв своего лежавшего без сознания капитана, спустились в шлюпку. Они пытались уйти к берегу, но были схвачены подошедшим с рейдера катером. При этом гитлеровцы расстреливали из пулемёта беззащитных людей, державшихся за обломки судна, а кочегара Матвеева застрелили в шлюпке. Сибиряковцы не спустили советского флага. Их корабль, растерзанный тяжёлыми снарядами, ушёл в морскую пучину с реющим флагом. Сто четыре человека были на борту «Сибирякова». 18 человек попали в плен, в том числе тяжело раненный А. А. Качарава. Остался в живых и миновал плена один кочегар Н. И. Вавилов. Фашистская пуля обошла его. Он долго плавал в студёной воде, потом заметил шлюпку и сумел добраться на ней до острова Белухи, прожил на этом необитаемом клочке суши 34 дня. Вавилова увидел и снял с острова Иван Иванович Черевичный. От Вавилова мы узнали о трагедии в Карском море и страшной судьбе команды «Сибирякова».
Капитаны западного каравана, узнав от штаба Минеева о появлении врага, проявили должную бдительность, не стали мешкать, смело двинулись в льды и прорвались в море Лаптевых.
0 том, как это произошло, можно судить по выписке из судового журнала ледокола «Ленин» за 25 августа 1942 года.
Капитан Николай Иванович Хромцов, как всегда, лаконично записал: «25/VIII—42 г. На пути от острова Диксон в Тикси. Около 01 час. 00 мин. было получено от Штаба проводки сообщение о возможном появлении в Карском море немецкого линкора. В 13 час. 28 мин. приняли сообщение ледокольного парохода „Сибиряков“ о том, что он видит неизвестный крейсер. В 13 час. 47 мин. „Сибиряков“ сообщил, что крейсер его обстреливают. Дал сигнал SOS. В 13 час. 48,5 мин. работа радиостанции „Сибирякова“ прекратилась. В 15 час. 00 мин. к каравану подошёл пароход „Сакко“. Учитывая возможность продвижения немецкого линкора на восток к проливу Вилькицкого, в 20 час. 20 мин. караван снялся и пошёл в море Лаптевых. Состав каравана: ледокол „Красин“, танкер „Азербайджан“, танкер „Донбасс“, пароходы „Комсомолец Арктики“, „Щорс“, „Сакко“, ледокол „Ленин“, танкер „Хопмаунд“, пароходы „Чернышевский“, „Двина“, „Моссовет“, „Элна-11“»…
Как узнал я потом, на перехват рейдера к мысу Желания была послана подводная лодка, но «Шеер» сумел избежать засады. Перед тем как уйти из вод Советской Арктики, «Шеер» попытался разгромить порт и радиоцентр на Диксоне. Но и это ему не удалось.
Операция «Вундерланд», можно считать, провалилась. Караван транспортов и ледоколов благополучно дошёл до места назначения, порт на острове Диксон по-прежнему действовал, навигация по Северному морскому пути продолжалась.
Почему же всё-таки немецко-фашистскому рейдеру удалось незамеченным проникнуть в Карское море, оставаться там несколько дней и так же благополучно выскользнуть из него?
Во-первых, военная разведка Северного флота, видимо, не оказалась на должной высоте, а во-вторых, Северный флот тогда не располагал достаточными силами для сражения с таким мощным военным кораблём.
Летом 1942 года в Арктике была успешно проведена экспедиция особого назначения под условным названием «ЭОН-18». Государственный Комитет Обороны СССР принял решение провести из Тихого океана в Кольский залив Северным морским путём лидер «Баку» и три эскадренных миноносца для усиления Северного флота. Проводка была возложена на Главсевморпути. «ЭОН-18» осуществлялась секретно.
Мы тщательно разработали план операции. Начальником экспедиции был назначен опытный полярник, заместитель начальника морского управления ГУСМП А. В. Остальцев, а ледокольную проводку поручили М. П. Белоусову. Мы каждый день держали под контролем эту экспедицию и успокоились только 24 сентября, когда боевые корабли благополучно пришли на Диксон. Северный флот получил хорошее подкрепление, и полярные моряки сыграли в этом не последнюю роль.
Готовясь к зиме 1942/43 года, мы постарались учесть ошибки предыдущей зимней кампании. С нетерпением ожидали прибытия из США двух ледокольных судов: нашего «Красина» и канадского «Монткальма». Переход «Красина» прибавил новую яркую главу к биографии этого прославленного ледокола.
Ремонт был завершён только в конце февраля 1942 года. Корабль присоединился к конвою, шедшему в Англию. Этот переход каравана совершался при слабом военном эскорте, но бушевал шторм, и это была самая желанная погода для моряков. Стоянка в Глазго прошла не без пользы: капитану Маркову удалось договориться об установке двух трехдюймовых пушек, и огневая мощь ледокола усилилась. «Красин» покинул Глазго 4 апреля в составе конвоя, шедшего в Исландию. Ледокол был замыкающим, держал наготове 19 стволов пушек и пулемётов. До Рейкьявика дошли благополучно, если не считать встреч с плавающими минами. В Исландии простояли две недели, пока не был сформирован очередной, пятнадцатый конвой в составе 23 транспортов и двух ледоколов. Вторым ледоколом в конвое был «Монткальм». Последняя и самая опасная часть маршрута проходила в зоне активной деятельности надводных, подводных и воздушных сил противника. Уже вступил в свои права полярный день, погода была ясная, видимость хорошая. Вражеский воздушный разведчик в первый же день обнаружил караван. Все 10 дней перехода не переставали греметь орудия. Конвой беспрерывно атаковали фашистские подлодки и самолёты. Свободные от вахты моряки — члены экипажа ледокола — в минуты передышек ложились спать одетыми у орудий и пулемётов. По сигналу тревоги все номера орудийных и пулемётных расчётов сразу занимали боевые посты и открывали огонь по фашистским разбойникам.
В непрерывных и ожесточённых боях все моряки орденоносного «Красина» держались с беспримерной отвагой и мужеством. Капитан Михаил Гаврилович Марков и помполит Михаил Андрианович Дьяков весь переход не покидали мостика. На ледоколе но было военной команды, корабельной артиллерией командовал старший машинист Пётр Николаевич Ткаченко. Он пришёл на ледокол по комсомольскому набору в 1936 году, вступил на судне в партию и пользовался в экипаже большим авторитетом. Ткаченко и сам вёл огонь из крупнокалиберного пулемёта. Раненный во время налёта, Ткаченко не покинул своего поста.
Секретарь комсомольской организации ледокола электрик Сажинов был командиром орудийного расчёта. Его орудие всегда стреляло метко и безотказно. Старший механик Павел Петрович Чукур, который тоже в своё время пришёл на корабль по комсомольскому набору, во время самого интенсивного огня находился в машинном отделении и работал, подавая пример машинистам и кочегарам.
До самого Мурманска не прекращались бои. Ледокол благополучно миновал все опасности; шедшие впереди него два транспорта из Глазго — «Красин» следовал третьим — были торпедированы и затонули. Экипаж ледокола «Монткальм» также храбро сражался и сохранил своё судно.
Если бы кто знал, как мы обрадовались, увидев «Красина» в Мурманске! Мы радовались, что ледокол вернулся на Родину, гордились, что его экипаж в самые тяжёлые и ответственные часы не терял присутствия духа. Капитан Михаил Гаврилович Марков принадлежал к числу тех полярных капитанов, что оставили заметный след в истории освоения Арктики. Это был очень скромный, я бы даже сказал, тихий человек, очень вежливый и деликатный, никогда не повышавший голоса, но никогда и не отступавший перед трудностями. Плавание штурманом с капитанами старшего поколения, прежде всего с Ворониным,. Пономарёвым, Николаевым, дало ему большой практический опыт судовождения в льдах Арктики, помноженный затем на собственный опыт командования большими ледоколами.
16 наиболее отличившихся в походе членов экипажа «Красина» были награждены боевыми орденами и медалями.
Ледокол «Красин» мы перегнали из Мурманска в Архангельск, точнее, в Северодвинск, где его довооружили, снабдили всем необходимым и к началу летней кампании направили в Карское море. Там он отлично работал всю навигацию. Осенью ледокол возвратился в Архангельск, и мы его включили в зимние ледовые операции. Ледоколы «Ленин» и «Сталин» получили надёжного партнёра, который, не уступая им в мощности, отличался лучшей манёвренностью.
Раз я уже заговорил о «Красине», то хочется сказать несколько слов и о его судьбе. Этому ледоколу, построенному ещё перед первой мировой войной, выпал счастливый жребий — исключительное долголетие. В то время как его сверстники давно сошли с морских путей, он продолжал нести морскую службу. После войны судно модернизировали, перевели на жидкое топливо, и «Красин» долго водил транспортные суда через арктические льды. Но постепенно возраст давал себя знать, и до 1973 года «Красин» работал на Сахалине уже как исследовательское судно, как техническая база для морских геологов. Теперь имя «Красин» носит сверхмощный ледокол, построенный в 1975 году. Корабли идут на слом, но имена их остаются. Хотя тот, старый «Красин», конечно, надо было бы сохранить. Берегут же в Норвегии «Фрам», на котором Ф. Нансен совершил исторический дрейф в Северном Ледовитом океане.
Увидев ледокол «Монткальм», я испытал чувство горького разочарования. «Монткальм» оказался небольшим пароходом ледокольного типа, значительно уступавшим по мощности нашим — «Седову» и «Сибирякову». Был пароход крайне запущен, и команда его оставляла желать много лучшего. Отправили его канадцы с самыми скудными запасами, на рейс не хватило даже продуктов питания. Капитаном «Монткальма» оказался преподаватель университета. Скорее всего, им руководили самые лучшие побуждения — многие американцы рвались в бой с фашистами. Но к судовождению он не имел отношения.
«Монткальм» не мог оказать практической помощи в ледокольных операциях в Белом море. И мы его использовали в Арктике главным образом как транспортное судно. Его переименовали, назвали «Прончищевым» в честь известного полярного исследователя, а капитаном назначили опытного моряка Бориса Николаевича Макарова. Макаров выжимал из «Прончищева» всё, что только могло дать это судно, совершил на нём немало транспортных рейсов.
На трансатлантических путях из Англии и Исландии караваны судов, шедшие в советские северные порты, подвергались ожесточённым атакам гитлеровских бомбардировщиков, торпедоносцев и субмарин. Караваны шли, забираясь далеко на север, придерживаясь кромки льда, где часты туманы, но это тоже был опасный путь, он проходил в зоне деятельности неприятельской авиации, базой для которой служили аэродромы северной Норвегии и Шпицбергена.
Через Северную Атлантику, Гренландское и Норвежское моря до острова Медвежий конвои шли под охраной кораблей военно-морского флота Великобритании. Кроме самого эскорта англичане отправляли в плавание специальные эскадры прикрытия, которые шли южнее, заслоняя транспортные суда от крупных надводных сил противника, стремившихся прорваться к конвою.
Фашистские военно-морские силы, действовавшие в Атлантике на путях движения конвоев, состояли из линкоров «Тирпиц» и «Шарнхорст», тяжёлых крейсеров «Шеер», «Лютцов» и «Хиппер», полутора десятков эскадренных миноносцев и около 20 подводных лодок. На северных аэродромах Норвегии базировалось приблизительно 200 самолётов-торпедоносцев и бомбардировщиков.
Для защиты конвоев от этих сил противника союзникам приходилось отряжать в состав эскорта и сил прикрытия мощные корабли: авианосцы, линкоры, тяжёлые крейсеры, не говоря уже об эскадренных миноносцах, корветах, тральщиках, сторожевых судах.
Большие материальные и людские силы были приведены в действие при переходах конвоев, не стихали ожесточённые бои, и поистине огненными были те маршруты, которыми шли корабли. Многие конвои несли потери и к приходу в Кольский залив часто не досчитывали в своих колоннах по нескольку судов. Несли потери и корабли эскорта.
Мы остро переживали потерю каждого корабля в пути. Ведь на кораблях гибли люди. И фронт не получал того количества боевой техники, боеприпасов, автомашин, снаряжения, которое должен был получить. Особенно большой урон понёс семнадцатый караван — один из самых больших конвоев, вышедший из Исландии в Мурманск 27 июня 1942 года в составе 37 транспортных судов. Об истории похода и гибели этого конвоя написано немало книг, в том числе умная книга англичанина Ирвинга,[22] она у нас издана в русском переводе.
В первых числах июля, когда караван PQ-17 бешено атаковали фашисты, многое для нас было ещё неясным. Лишь после того, как рассказы очевидцев были дополнены официальными донесениями, перед нами во всей полноте раскрылась картина трагедии, разыгравшейся в водах Северной Атлантики…
Британское адмиралтейство приняло чудовищное решение — приказало своим военным кораблям эскорта и прикрытия покинуть транспортные суда и отдать их на растерзание гитлеровским подводным и воздушным пиратам. К нам пришло всего лишь 11 судов — всё, что осталось от большого каравана. Из двадцати шести погибших кораблей 11 были покинуты экипажами при незначительных повреждениях судов, 7 из них, брошенных своими экипажами, были расстреляны своими же кораблями эскорта. Тем контрастней было поведение советских моряков — членов экипажей танкеров «Донбасс» и «Азербайджан». Они сражались с врагом до последнего, отбивая огнём зенитных пулемётов и пушек атаки пикирующих бомбардировщиков, маневрировали, уклоняясь от пущенных в них торпед. И тот и другой танкер были повреждены торпедами врага. К ним подошёл английский военный тральщик, чтобы снять экипаж, советские моряки отвергли предложение английского офицера и продолжали энергично бороться за жизнь своих кораблей. Тогда оба танкера были оставлены на произвол судьбы. Раненые корабли шли к советским берегам самостоятельно. Экипаж «Донбасса» привёл свой повреждённый танкер в Северодвинск. Кроме того, «Донбасс» подобрал в море 51 моряка с потопленного американского парохода «Даниэль Морган». Американцы были восхищены героическим поведением экипажа «Донбасса», сохранившим плавучесть танкера, и стали активными помощниками советских моряков — одни занялись ремонтными работами, другие стали у пулемётов и орудий.
В танкер «Азербайджан» угодила торпеда, но экипаж, устранив повреждение, благополучно довёл судно до Новой Земли, отбивая по пути непрерывные атаки вражеских самолётов. Из Русской Гавани его привели в Северодвинск на буксире под охраной кораблей БВФ.
Я поехал в Северодвинск. «Донбасс» уже ремонтировался вовсю, а «Азербайджан» стоял у причала. Содержимое танкера было слито, и опустевший огромный корпус корабля внушительно возвышался над кромкой причала. В корпусе зияла дыра, настолько большая, что через неё мог бы свободно проехать грузовой автомобиль.
— Как же вы не взлетели на воздух? — удивился я.
— Нам повезло, здесь находилось растительное масло, — ответил капитан. — Если бы вы могли видеть, какой фонтан из подсолнечного масла взметнулся к небу. Все, кто находился на палубе, с ног до головы были покрыты толстым слоем этого масла.
Я крепко пожал руки мужественным советским патриотам — капитанам Владимиру Николаевичу Изотову и Михаилу Павловичу Павлову — и от всей души поблагодарил их и экипажи за подвиг.[23]
Поиски моряков с погибших кораблей конвоя PQ-17 продолжались весь июль. На обширнейшей акватории Баренцева моря от Шпицбергена и острова Медвежий до Новой Земли на шлюпках и плотах плавали люди и ждали спасения. На их поиски были брошены тральщики и вспомогательные суда Северного флота и гидросамолёты. Мазурук поднял в воздух самолёты полярной авиации, находившиеся в Западном районе Арктики. Одним из первых вылетел на поиски он сам.
В Архангельск стали поступать пострадавшие при катастрофе конвоя PQ-17 разысканные в море матросы, исхудавшие, измученные, больные. Городской комитет обороны, возглавляемый первым секретарём ГК ВКП(б) Костровым, сделал все для того, чтобы поскорее поставить иностранных моряков на ноги. В больницах мест не хватило, и временные госпитали были развёрнуты в школах, студенческие общежития были превращены в гостиницы. Жители Архангельска окружили спасённых моряков заботой и вниманием. Но прибывали новые партии спасённых. И Костров обратился за помощью ко мне. Я связался с Москвой и получил разрешение выделить городу для помощи иностранным морякам постельные принадлежности, одежду, обувь, медикаменты и продовольствие из находившихся в порту грузов. Штаб военного округа направил для столовых полевые кухни с обслуживающим персоналом. Вместе с Будановым и Костровым я объехал больницы, госпитали, столовые и убедился: моряки получили необходимую помощь. С чувством большой благодарности и признательности гостеприимным жителям Архангельска покидали английские и американские моряки город. Думаю, что те из них, кого спасли и обогрели в лихой час советские люди, и сегодня не забыли радушие и дружеское участие нашего народа.
Буржуазные историки стараются найти оправдание роковому приказу, данному главным лордом адмиралтейства Великобритании адмиралом Паундом командующему эскортом, предоставить транспортным кораблям «право самостоятельного плавания». Но факты — упрямая вещь, история осудила жестокий акт. Уинстон Черчилль в своём послании главе Советского правительства пытался использовать неудачу конвоя PQ-17 в качестве аргумента для прекращения движения караванов в порты Севера из Англии и Исландии. Председатель ГКО ответил:«Приказ Английского адмиралтейства 17-му конвою покинуть транспорты и вернуться в Англию, а транспортным судам рассыпаться и добираться в одиночку до советских портов без эскорта наши специалисты считают непонятным и необъяснимым. Я, конечно, не считаю, что регулярный подвоз в северные советские порты возможен без риска и потерь. Но в обстановке войны ни одно большое дело не может быть осуществлено без риска и потерь. Вам, конечно, известно, что Советский Союз несёт несравненно более серьёзные потери. Во всяком случае, я никак не мог предположить, что Правительство Великобритании откажет нам в подвозе военных материалов именно теперь, когда Советский Союз особенно нуждается в подвозе военных материалов в момент серьёзного напряжения на советско-германском фронте».[24]
Союзники, однако, прекратили в ту навигацию отправку конвоев в порты Севера. С наступлением осени через океан было совершено лишь несколько одиночных плаваний судов — каждое шло на свой страх и риск. Большинство судов добрались благополучно, но не обходилось, конечно, без потерь.
Итак, через Атлантику шли, прижимаясь как можно ближе к кромке льда, одиночные пароходы, а конвоев всё не было.
Подходила к концу навигация в Арктике, и предстояло вывести ледоколы и транспортный флот в Архангельск. Здесь командование рейсами переходило полностью к штабу БВФ, который формировал конвои и осуществлял охрану движения наших судов от Диксона до пролива Югорский Шар. Там конвои переформировывались, боевое охранение усиливалось, и далее конвои преодолевали самый опасный участок маршрута — шли по Баренцеву морю в Белое. Зима наступила рано, и море быстро покрылось молодым льдом. Подводные лодки противника не рисковали заходить даже в слабый лёд, но зато успели набросать на пути кораблей много мин.
После длительного перерыва союзники отправили очередной, восемнадцатый конвой только в сентябре. И только в самом конце года, в декабре, под покровом полярной ночи, когда затруднены действия авиации и подводного флота, возобновилось регулярное движение караванов через зимний бушующий океан.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.