Маяковский – Есенин

Маяковский – Есенин

Галина Бениславская:

«Через весь зал шагнул Маяковский на эстраду. А рядом с ним, таким огромным и зычным, Есенин пытается перекричать его: "Вырос с версту ростом и думает, мы испугались, – не запугаешь этим"».

Лидия Сейфуллина:

«На стол президиума вскочил худой и невысокий Есенин в щегольском костюме. Озлобленный совсем по-детски, он зачем-то рванул на себе галстук, взъерошил напомаженные блёкло – золотистые волосы, закричал звонким и чистым, тоже сильным голосом, но иного, чем у Маяковского, тембра:

– Не мы, а вы убиваете поэзию! Вы пишете не стихи, а агитезы!

Густым басом, подлинно как «медногорлая сирена», отозвался Маяковский:

– А вы – кобылезы…»

Матвей Ройзман:

«Есенин стоял без шапки, в распахнутой шубе серого драпа, его глаза горели синим огнём, он говорил, покачиваясь из стороны в сторону, говорил зло, без запинки.

– У этого дяденьки – достань воробушка – хорошо повешен язык, – охарактеризовал Сергей Маяковского. – Он ловко пролез сквозь угольное ушко Велимира Хлебникова и теперь готов всех утопить в поганой луже, не замечая, что сам сидит в ней… А ученик Хлебникова всё ещё куражится, – продолжал Есенин. – Смотрите, мол, на меня, какая я поэтическая звезда… А я без всяких прикрас говорю: сколько бы ни куражился Маяковский, близок час гибели его газетных стихов. Таков поэтический закон судьбы агитез!

– А каков закон судьбы ваших «кобылез»? – крикнул с места Маяковский.

– Моя кобыла рязанская, русская. А у вас – облако в штанах! Это что русский образ? Это подражание не Хлебникову, не Уитмену, а западным модернистам…»

Маяковский своим громовым голосом принялся возражать.

Лидия Сейфуллина:

«Чтобы заставить его замолчать, Есенин принялся надрывно кричать свои стихи.

Маяковский немного послушал, усмехнулся и начал читать свои.

Аудитория положительно бесновалась. Свистки, аплодисменты, крики. А Маяковский читал спокойно, отчётливо, прекрасно. И «стихия» усмирилась. Наступила тишина. Стихи Маяковского прозвучали над разношёрстной толпой посетителей литературных диспутов действительно «как ласка, и лозунг, и штык, и кнут». Они победили не только словесной выразительностью, но и политической своей насыщенностью. Уходя с вечера, их повторяли и те, кто сначала не хотел слушать Маяковского».

Матвей Ройзман:

«Перепалка на суде шла бесконечная. Аудитория была довольна: как же, в один вечер слушают Брюсова, Есенина, Маяковского, имажинистов, которые в заключение литературного судебного процесса стали читать стихи».