Поворот жизни
Поворот жизни
Начавшееся лето 1920 года побудило Бриков традиционно сменить место проживания. Лили Юрьевна писала:
«Летом сняли дачу в Пушкино, под Москвой. Адрес: "27 вёрст по Ярославской ж<елезной> Э<ороге>, Акулова гора, дача Румянцевой". Избушка на курьих ножках, почти без сада, но терраса выходила на большой луг, направо – полный грибов лес. Кругом ни домов, ни людей. Было голодно. Питались одними грибами».
Переезд на дачу конечно же, был большим событием. Но его затмило другое, которое поначалу очень многие восприняли как нечто невероятное и в логику жизни совершенно не вписывающееся. Ещё бы, юрист по образованию, член изобразительного отдела Комиссариата народного просвещения, теоретик футуризма, увлёкшийся лингвистикой, теорией стихосложения и ставший активнейшим членом ОПОЯЗа (общества по изучению поэтического языка), стал вдруг сотрудником Лубянки.
Речь идёт об Осипе Максимовиче Брике, которому (так, во всяком случае, многим тогда казалось) служба в карательных органах была просто противопоказана. И, тем не менее, он пошёл служить в ВЧК.
Два года спустя (в марте 1922 года) берлинская газета «Голос России» сообщила читателям:
«Брик попал в Чека из-за нежелания ехать на фронт; записавшись в коммунисты, он должен был выбрать фронт или Чека – он предпочёл последнюю».
Фронт, куда мог бояться (или на самом деле боялся) попасть Осип Брик, находился на западе, где продолжалась война с Польшей. В июне 1920 года в Варшаву прибыли бежавшие из советской России Мережковские. Дмитрий Сергеевич встретился с Юзефом Пилсудским, занимавшим тогда пост временного Начальника польского государства. После этой встречи Мережковский опубликовал «Воззвание к русской эмиграции и русским людям», призывая их не только не сражаться с польской армией, но и присоединиться к ней.
Вот какие кипели тогда страсти!
И в этот момент Осип Брик стал чекистом.
Владимир Маяковский и Осип Брик, 1921 г.
Размышляя над тем, каким же образом перед Бриком распахнулись двери в чрезвычайное ведомство, Аркадий Ваксберг написал:
«8 июня 1920 года политотдел Московского ГПУ выписал ему сохранившееся в архиве служебное удостоверение, подтверждающее, что Осип Брик назначен юрисконсультом зловещей ЧК, одно имя которой наводило ужас на миллионы людей…
Каким образом сторонний человек оказался на таком посту? Ведь на работу в это ведомство не брали по объявлению. Нельзя было постучаться в дверь отдела найма и предложить свои услуги… Напрашивается один-единственный вывод: или Осип, или Лиля, или Маяковский, или, наконец, кто-либо из их самых близких друзей имел тесные связи в лубянских верхах и мог «навести» эти верхи на вполне надёжного и достойного кандидата».
Журналист Валентин Скорятин:
«О.Брик работал в ГПУ с 1920 года. Сначала следователем спекулятивного отдела ВЧК, затем – уполномоченным 7 отделения секретного отдела».
В приведённых двух цитатах (Ваксберга и Скорятина) есть неточность: ГПУ в 1920 году ещё не существовало. Главное Политическое Управление (ГПУ) наркомата внутренних дел (НКВД) появилось через два года – в феврале 1922-го.
Бенгт Янгфельдт об этом повороте в жизни Осипа Максимовича высказался так:
«8 июня 1920 года Брик поступил на работу следователем в „спекулятивный“ отдел МЧК…
Он занял должность «уполномоченного 7-го отделения секретного отдела», в обязанности которого, судя по всему, входило, между прочим, наблюдение за бывшими «буржуями» – а о них у большевиков с их социальным опытом знания были весьма поверхностные».
Итак, Брик стал сотрудником ведомства, от одного упоминания о котором у людей того времени леденела кровь. Не случайно кто-то из знакомых Осипа Максимовича пришпилил к входной двери квартиры в Полуэктовом переулке листок бумаги с четверостишием, якобы сочинённым Сергеем Есениным:
«Вы думаете, здесь живёт Брик,
исследователь языка?
Здесь живёт шпик
и следователь Чека».
А вот как этот эпизод из жизни Осипа Максимовича описан в книге душеприказчика Лили Брик и хранителя её архива Василия Васильевича Катаняна:
«О М.Брик в 1920–1921 годах работал в юридическом отделе МЧК, но был уволен за нерадивую работу и происхождение – сын коммерсанта-ювелира».
Удивляет количество неточностей, заполняющих эту короткую фразу Во-первых, годы службы в МЧК указаны неверно. Во-вторых, чекистская должность у Брика была совсем иная. В-третьих, отец Осипа, Максим Павлович Брик, был купцом первой гильдии, а вовсе не ювелиром. А ведь избежать плутання в трёх соснах приводимых фактов было совсем нетрудно – стоило лишь проверить их перед тем, как вставлять в книгу.
Но вернёмся к Осипу Брику, который взялся за новое дело с энтузиазмом. Ваксберг пишет:
«С работы своей возвращался он чуть ли не за полночь, и Лиля, вспоминают многие мемуаристы, нередко говорила гостям: „Подождите, будем ужинать, как только Ося придёт из Чека“.
При этих словах Пастернака бросало в дрожь. Видимо, не без оснований. В годы своей чекистской службы, а тем более впоследствии, уже покинув свой пост, Осип часто рассказывал о кровавых пыточных ужасах, коим был свидетель».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.