НЕ ВЕРИТЕ НАМ — ПОВЕРЬТЕ НОСТРАДАМУСУ!
НЕ ВЕРИТЕ НАМ — ПОВЕРЬТЕ НОСТРАДАМУСУ!
Глава о том, что изменить отношение к президенту — не значит изменить Родине
Смотрите, какая актуальная цитата о Лужкове: «От намерений стать президентом он будет отказываться до последнего, потому что стоит высунуться на федеральный уровень, как начнут бить со всех сторон. Однако может попасть в ситуацию, когда ему просто прикажут стать президентом те, кому уже не хватает доходных процентов от прокрутки бюджета Москвы».
Это не Доренко-99 и иже с ним. Это фрагмент статьи, опубликованной в «Российской газете», издании федерального правительства, пятью годами раньше — осенью 1994 года. Работа над очередным выпуском уже шла к концу, когда мне, работавшему в ту пору заместителем главного редактора «Российской газеты», позвонил коллега: «В номер ставят бомбу. Под Лужкова».
В дежурной комнате я прочитал гранки с повестью о том, как Лужков и его окружение готовят заговор. Цель — свержение действующего президента и воцарение Ю. М. на освободившемся престоле. Известные стране люди были названы зачинщиками переворота. Причем поражало то, что ни малейшего признака лужковской опалы в ту пору не было.
Мы с редактором номера гадали, что все это значит. То, что материал заказной, — видно слепому. У статьи не было подписи — значит, редакционая, отражает позицию издания. И пока не было заголовка.
За окном посыпались белые хлопья, такие же липкие и противные, как статья. И вскоре от главной редактрисы пришло название: «Падает снег». И ниже: «Упадут ли президент и правительство?». Наша редактриса, скорее всего, понимала, что назавтра проснется знаменитой, но то, что придуманный ею заголовок войдет в антологию отечественного доноса, наверняка не предполагала.
Бомба сработала, взрывная волна оказалась сильнейшей. «Российская газета» продолжала изобличать Лужкова, это дело в редакции всячески поощрялось, ругать можно было за что ни попадя — все «с колес» шло в номер. Никаких возражений редактриса не принимала и имя заказчика акции держала в тайне даже от своих замов. Мы просчитывали разные варианты, но всякий раз «брали ниже»…
Летом 1999 года Александр Коржаков публично заявил, что пять лет назад организовал травлю Лужкова по прямому указанию президента.
Знал ли мэр, кому обязан? Не стоит сомневаться. Но вел себя так, чтобы никто не догадался, что он догадался. Несколько лет подряд после травли, вполне сопоставимой с той, которой подвергся в свое время сам Ельцин, не было у главы государства более надежного соратника, чем московский градоначальник. Бесстрашно портя личные отношения с федеральными руководителями, посылая им громы и молнии, на самого президента Лужков не посягнул ни разу. Тут он был святее Папы Римского. Вел себя так, будто вовсе не Ельцин благославлял реформу по Гайдару, приватизацию по Чубайсу, войну по Грачеву…
А Ельцину снова и снова подбрасывали дрова в топку, комментируя любой поступок Лужкова однозначно: лезет в президенты. Поддерживает ли мэр московских пограничников, несущих службу в таджикских горах, или северян, отвыкших от вида денег, но продолжающих собирать уникальный подводный крейсер, восстанавливает ли больницу в Буденновске или строит жилье для севастопольских моряков — всему одно объяснение: ищет популярности, расширяет влияние, формирует электорат.
Месит грязь на стройке, закрывает казино — ясное дело, простой люд ублажает; гоняет понаехавшую с Кавказа шпану — потрафляет национал-патриотам; привечает грузинского скульптора — столичным «инородцам» бальзам; стоит четыре часа со свечкой на пасхальной службе — православным поддакивает; ругает федеральное правительство — левой оппозиции знак подает: я свой, не обижайте. Хитер!
Да если честно, он и дочек нарожал нарочно — лишь бы показать, что здоровье в порядке.
А если и этих аргументов мало, если кто не верит пророкам в своем отечестве, то вот вам предсказание Нострадамуса. Как нельзя кстати выплыл на свет один из его катренов (рифмованных стихов), где сказано, что конец России как великой державе будет положен при государственном деятеле почтенного возраста. Его политическая карьера начнется в 1990 году (а Лужков именно тогда стал председателем исполкома Моссовета). Этот человек ошибочно оценит ситуацию и в 2011 году развяжет трагическую войну. В это время он будет консультироваться со своим 37-летнем сыном (младшему Лужкову, Александру, будет примерно столько).
Смотрите, Борис Николаевич, все совпадает!
Б. Н. смотрел. И чем дальше, тем больше московского мэра не любил. И тем труднее это скрывал. А потом и скрывать перестал. Лужков же неизменно демонстрировал в отношении президента почтение. Боялся возобновления травли? Или просто выжидал, повторяя себе: «Еще не время»?
Время наступило осенью 1998 года.
…Увешанный старинными портретами «Красный зал» в мэрии на Тверской, 13. Мэр дает интервью компании «Би-би-си». Говорит, что нездоровье президента очевидно, но вопрос о досрочных выборах Ельцин должен решить сам. Иначе — «надо терпеть». Именно это слово: «терпеть».
Присутствовавшие на том интервью сотрудники мэрии нервно переглянулись, взгляды сказали: рано. До выборов больше года. Слишком рано. И никто до конца не понял, по расчету ли Ю. М. пошел на разрыв с Ельциным или, что называется, с языка слетело. Это, кстати, феномен Лужкова — сказать нечто шокирующее, а вы потом думайте, что это — домашняя заготовка или чистой воды экспромт.
Что, к примеру, стояло за фразой, вызвавшей незадого до выборов невообразимый шум и ставшей причиной — точнее, поводом — для очередного обстрела Лужкова? Самоличное увольнение Ельциным начальника московского ГУВД Николая Куликова было воспринято мэром как прямое нарушение конституции. Ю. М. подготовил правовые доказательства того, что президент должен был согласовать свое решение с руководством города, и созвал журналистов. Противостояние Кремля и столичной мэрии к тому моменту достигло пика, так что на пресс-конференции собралось три десятка телекамер и добрая сотня диктофонов.
Мэр пункт за пунктом излагал претензии к президенту. Внутренне он, конечно, был взвинчен, но за четкими юридическими формулировками этого было почти не заметно. Так же строго и уверенно Ю. М. ответил на вопросы. Пресса уже собралась отключать диктофоны и камеры, но тут Лужков решил подвести черту:
— Теперь нам абсолютно ясно, что для борьбы с руководством города могут быть использованы любые средства, вплоть до антиконституционных. Но пусть в Кремле тоже знают: мы готовы…
Пауза. Мертвая тишина. Быть беде. В голове стучит: «Ко всему! Скажите: готовы ко всему!»
— Готовы НА ВСЕ.
Кранты. Последствия ясны в тот же миг. Через четверть часа информационные агентства, через полтора часа телеканалы, на следующее утро газеты выдают сенсацию: Лужков перешел в атаку! Мэрия организует акции гражданского неповиновения, вероятно, будут созданы специальные отряды. К тому же в подчинении мэра есть боевые подразделения… Столицу ожидает коллапс!
«Ко всему» — «На все». Вся-то разница в предлоге, а какая дистанция: от готовности защищаться до угрозы нападения. До сих пор не знаю, умысел тут был или оговорка. Но Ю. М. посеял ветер — и пожал бурю.
В ходе предвыборной кампании недружественные столичному градоначальнику телеканалы смонтировали два видеоэпизода. Первый: лето 96-го, Москва, переполненная Манежная площадь. На трибуне Лужков, срывающимся голосом он кричит в микрофон: «Ельцин — Россия — свобода! Ельцин — Россия — победа!» И встык — «Надо терпеть». И лед в глазах мэра.
Одни смотрели и думали: «Все-таки сдал Лужков “папу”». Другие сочли, что Ельцин своим поведением освободил Лужкова от необходимости с собой церемониться, и мэр стряхнул с плеч все былые моральные обязательства, как бесполезный опустевший рюкзак. Но, быть может, все куда сложнее, и публичное дистанцирование от президента далось мэру даже труднее, чем многолетнее сдерживание себя от какой-либо персональной критики президента.
Вообще расставание этих двух сильных мужчин слегка отдает мистикой. Вообразите, что уже после разрыва, вплоть до окончания избирательной кампании, в кабинете Лужкова стояла фотография Ельцина. Снимок начала 90-х. Еще нет парикмахерской укладки волос, энергичное лицо, живые глаза. Ведь что-то же думал мэр, глядя на тогдашнего Б. Н.
Меньше чем за год до выборов Лужков сказал: «Как верный соратник Ельцина, я хотел бы, чтобы его время как можно дольше не кончалось». Тогда некоторые поняли эту фразу буквально, а зря. Под «временем Ельцина» мэр имел в виду, скорее всего, не календарный срок, отпущенный Б. Н. для, извините, отправления властных полномочий, а куда более короткое время веры и надежды, время сладкого слова «свобода», время, которым упивалась страна начала 90-х. И, быть может, именно «тому» Ельцину хранил верность Ю. М. и в 91-м, и в 93-м, и на летних митингах 96-го, когда каждому было ясно, что мы принуждены выбирать меньшее из двух зол. Время «того» Ельцина тикало в Лужкове.
Но часы встали.